Светорада Медовая - Вилар Симона

Постепенно река все больше изгибалась к востоку. По всем приметам вскоре должны были начаться земли булгарских ханов, где реку корабелы называли Булгой. Под вечер, когда под порывами резкого ветра на широкой воде стали подниматься волны, кормчий Энунд предложил сделать остановку и пополнить охотой их провиант. Берега кишели дичью, они скоро набили в прибрежных зарослях уток и сварили вкусную похлебку. Уже смеркалось, когда Усмар отправил стражей на корабль, а сам прилег на расстеленной шкуре подле жены. Как обычно, Асгерд уже засыпала, только поудобнее примостилась на плече мужа. Но он вскоре осторожно снял ее голову и все ворочался, изнывая от чесавшейся под мышкой заживающей раны и от комаров, каких тут оказалось видимо-невидимо.

У костра остались дежурить один из нанятых мерян и лохматый варяг Грим с его кривой саблей. Варяг что-то бубнил, втолковывая своему собеседнику, как правильнее грести тяжелым веслом, чтобы к вечеру не так ломило спину. И вдруг резко умолк на полуслове. Усмара это насторожило. В тишине сквозь гудение комаров он различил знакомый звук, который снился ему в кошмарах после того страшного поединка с мужем Светы – короткий свист пущенной стрелы.

Усмар чуть повернулся и увидел, как Грим медленно оседает, будто враз заснул, а мерянин вертится, оглядываясь по сторонам. Но тут опять прозвучал короткий свист, что-то хрястнуло, и парень рухнул. Все, больше ничего не было. Но Усмар уже понял, что стрелы пускает не сама ночь. И тихо, чтобы никого не разбудить, стал отползать в сторону, стараясь быть все время в темноте и поскорее почувствовать себя в безопасности. Только бы добраться до камышей у реки, только бы скрыться в них…

Но не скрылся, не успел. Едва Усмар стал вползать в ломкие хрустящие заросли, как на него навалились, придавили, зажали рот.

Усмар лежал тихо, поняв по силе напавшего на него человека, что сопротивление бесполезно. Сейчас главное – чтобы не зарезали, не убили сразу, а там он что-нибудь придумает. И, задыхаясь от впихнутого в рот кляпа, он продолжал следить за силуэтами беззвучно выныривающих из темноты страшных незнакомцев. Многие из них были в кожаных шапках, у иных волосы были собраны в конский хвост, у других вообще на голове мешанина из непонятных палочек и завязок. Но все при оружии. И явились они как раз от реки, где остались привязанные корабли Усмара. Значит, рекой и пришли. Видно, со сторожами на кораблях управились столь же скоро, раз никто не подал сигнал тревоги.

Ночные разбойники и на стоянке двигались бесшумно: ветка не хрустнет ни у кого под ногой, галька не заскрипит. Сперва они безошибочно подкрались туда, где спали вооруженные воины, и почти без единого звука зарезали некоторых из них, потом стали тихо забирать оружие. Однако тут проснулась расположившаяся поближе к огню нянька Асгерд, Тюра. На старую женщину нападавшие не сразу обратили внимание, сочтя ее неопасной, но именно она подняла крик. И тут же захрипела, валясь на землю от удара тесака. Действовать так же неслышно ночные разбойники уже не могли, и вскоре вокруг раздались крики, стоны, лязг железа. И вот уже связанные и собранные в кучу пленные были окружены переставшими таиться разбойниками, а те весело гоготали; кто-то отдал приказ разжечь поярче костры, чтобы осмотреть свою добычу.

«Ловцы на людей», – с ужасом догадался Усмар. Он не раз слышал о таких, они не столько проливают кровь, сколько умело и тайно захватывают живой товар. Потом прислушался к их выговору и понял: хазары! Их язык несколько отличался от булгарского, однако понять их было можно.

Усмар понял, что, хотя заводилой тут был коренастый кривоногий хазарин с какими-то буклями на голове, скрепленными блестящими палочками заколок, все распоряжения отдавал низенький горбун в высокой нарядной шапке и уродливым татуированным лицом. Сейчас он доказывал коренастому:

– Я ведь говорил тебе, благородный Азадан, что этот поход принесет великую удачу. Видишь, мы и от булгар недалеко ушли, и уже два корабля с добром и около пяти десятков выгодных пленников захватили.

Тот, кого звали Азаданом, скалился, удовлетворенно оглядывая добычу.

– Сегодня же мы повернем к булгарам и распродадим их всех по хорошей цене.

– О нет, Азадан, так не пойдет, – засуетился горбун. – Вспомни, что пообещал тебе мой господин Овадия бен Муниш, если мы привезем ему женщину, которую он выбрал для себя. И не забывай, что именно наш царевич снарядил тебя для этого дела.

Азадан недовольно скривился.

– Наш уговор с благородным шадом[97] – это одно. Но не должен же я отказываться от добычи, какая сама плывет в руки! А потеряем ли мы несколько дней, или выполним все в срок… Главное – выполнить поручение, что я и сделаю, клянусь самим Тенгри-ханом!

– Ты не понимаешь, Азадан! – разгневался горбун Гаведдай. – У тебя уйдет много времени на то, чтобы продать этих людей на рынке рабов. Нам же надо торопиться, пока желанная для шада женщина не упорхнула еще куда-нибудь. Тогда ни тебе, ни мне не сносить голов. Полные добра корабли – хорошая добыча, а ты еще собрался живым товаром заниматься. Ведь это хлопотное и долгое дело.

– Ладно, чтобы успокоить тебя, я отберу из этих людей только тех, кто действительно что-то будет стоить, – нехотя согласился Азадан. – Здесь немало сильных мужчин для работ, да и эта женщина чего-то стоит. – Хазарин подошел к Асгерд, стоявшей со связанными за спиной руками, и, взяв женщину за подбородок, повернул ее лицо к огню. – Красавица! – довольно зацокал он языком, оглядывая ее.

Гаведдай сердито сказал:

– Не морочь с ней голову. Разве не видишь, что она из варягов? Все на Булге знают, что из этих женщин получаются самые скверные и упрямые рабыни. К тому же она беременна.

– Продам! – упрямо тряхнул головой Азадан. – И на таких найдутся любители. А разродится, так у купившего ее будет только прибавление в виде младенца-раба.

И тут Асгерд, которая силилась вырвать лицо из цепко сжимавших ее пальцев Азадана, все же умудрилась вывернуться и укусить его за руку. Азадан вскрикнул, а хазары громко рассмеялись. Азадан тут же нанес Асгерд пощечину, от которой молодая женщина едва смогла устоять. Ее длинные светлые волосы, разметавшись, совсем закрыли лицо, но она, откинув их назад, гордо произнесла:

– Ты за это поплатишься, вонючий ублюдок! Я – дочь уважаемого всеми ярла Аудуна, и он порежет тебя на ремни, если ты что-то сделаешь со мной!

Асгерд выкрикнула это по-варяжски, Азадан ничего не понял, просто схватил ее за волосы и поволок к группе остальных невольников. Однако Гаведдай, похоже, что-то уразумел, поэтому остановил предводителя хазар. Стал спрашивать у остальных пленников на довольно неплохом славянском, правду ли говорит женщина, что она дочь Аудуна из Ростова и согласится ли ярл за жизнь и свободу дочери провести их к Ростову, затерянному в лесах. Ему никто не ответил, пленники угрюмо отмалчивались. Асгерд стала говорить, что ее отец не подлец и что он никогда не пойдет на подобную сделку, и тогда Гаведдай, уже понявший, что перед ним переселенцы из Ростова, обратился к ним с предложением послужить его отряду проводниками к Ростову. Разумеется, за освобождение. Однако ответа по-прежнему не получил.

– Хватит перед ними стелиться, – прервал его Азадан. – Мы твой Ростов и так отыщем, а я сейчас же велю поднимать на стругах паруса – будем возвращаться к булгарам. А через пару дней, как только управимся, снова тронемся в путь. Даже тебе что-то перепадет, горбатый. В обиде не будешь. Но если тебя это успокоит, я готов избавиться от некоторых из них прямо сейчас. В первую очередь от уродливого варяга с заячьей губой, так как он ранен в схватке и к тому же стар. И вот этого хилого можно порешить, – добавил он, указывая на лежавшего на земле Усмара. – Правда, сперва разденем – кафтан с шитьем слишком хорош, чтобы его портить.

У Усмара глаза полезли на лоб, когда он понял, что ждать смерти ему осталось не так уж долго. Он рвался из рук разбойников, но все были отвлечены тем, что сотворил Энунд Заячья Губа. Едва Азадан подошел к нему, старый варяг сам кинулся на него, ударом лба в лицо свалил более низкого хазарина, стал топтать ногами. Азадан поднял визг, и тут же пара из его банды кинулась к Энунду, но даже когда они вонзили в него сабли, старый варяг продолжал рваться, а затем вскинул руки и, падая, заревел: