Временная мама (СИ) - Алешкина Ольга

Славка подтянул к себе ноги, обхватил их, спина колесом. Закрылся весь, смотреть на меня по-прежнему избегал. Покачался вперед-назад и вздохнул.

— Он сказал, что если я буду обижать его дочь, то он примет меры, — наконец, заговорил Славка. — А если мне что-то не нравится, я могу валить из его дома. А если я не буду слушаться он меня в интернат сдаст.

— У Ксении Сергеевны есть сестра, ты обижаешь какую-то девочку, Славка?

— Да, нет же, — потряс он руками: как ты не понимаешь! — Одна у него дочь. Но она первая, она всегда первая начинает!  Эта Ксюша вредная всегда приходит, когда мы с папой играем или просто болтаем. Всегда! Он только придет ко мне, она сразу его зовет. А я знаю она нарочно делает, специально его уводит, я мимо их комнаты прошел, папа ей на пятках массаж делал!

Он выпалил последнюю фразу и всё-таки заплакал, пряча в колени лицо. Что-то мне подсказывало, она и дверь не трудилась прикрывать. Хотя, скорее всего обратное: намеренно оставляла открытой. Я прижала Славку к груди, сама в макушку его уткнулась – шампунем пахнет – и тоже слезу пустила. Утерлась сразу, Славка не должен заметить, и попыталась его утешить.

Постепенно всхлипы прекратились, и он поведал мне ещё много интересного о их теперешней жизни. Бытность свою они вели в дом тестя, большом, двухэтажном, со Славкиных слов. С отцом Славка виделся в основном по утрам, когда тот подвозил его в школу, и то, если Ксюшу не нужно в этот день к врачу везти. Ксюша, опять же с его слов, но у меня нет оснований ему не верить, когда они находятся вдвоем, запрещает Славке ходить по дому, смотреть телевизор и вообще проявлять всяческую активность, мотивируя это тем, что у неё голова от его беготни болит.

— «Мы должны о ней заботиться, она малыша ждет», говорит папа. А я не бегаю, я вообще не бегаю! — категорично добавил он. — Она со мной злая. А при папе добренькая, и вот так вот говорить начинает…

Он спародировал интонацию, добавив капризно-писклявых нот, а у меня внутри кровь закипала – ещё немного и засвищу, как чайник. Я вся покраснела от возмущения, но пыталась ухватиться за ниточки.

— А уроки как же, Славка? Домашнее задание у тебя кто проверяет?

— Никто не проверяет, я сам делаю, — ответил и повторил чью-то строгую интонацию: — Это моя гражданская ответственность.

— Господи, а это тебе кто, папа сказал?

— Нет. Это Сергей Петрович папе так говорит.

Славку я вскоре уложила спать, а сама бродила по кухне. Сомнений, что ребенка попросту третируют в новой семье, у меня не возникло. Что делать? Поговорить со Шмаковым, в органы опеки наведаться, что? Я боялась ни один из этих шагов результатов не даст. Если родной отец не замечает, как живется его сыну, то нечего и говорить о посторонних людях.

Спустя час, назрело единственно верное решение. Именно таковым я его и видела. Я подхватила телефон, с сожалением, отмечая который час, и приняла соломоново решение – отправила сообщение.

«Игорь, нужно поговорить. Это очень ВАЖНО!»

Теперь оставалось только ждать.

Глава 28

Шмаков соизволил приехать лишь через день, я на работе была. Ему пришлось ждать на парковке, пока я закончу, около двадцати минут.

— Для разговоров телефон придумали, — заметил он мне, когда я села в его машину. Раздражен, зол даже. — Что ты хотела, у меня мало времени?

— Я тебе тоже не из-за ерунды вызвала, — огрызнулась я и гораздо мягче добавила: — Я о Славке поговорить хочу. Ты вообще в курсе, что твоему сыну ой как не просто живется с новыми родственниками?

— О господи, я так и знал, отправлять его к тебе плохая идея, — простонал он и повернулся: — Что он тебе наговорил?

— Не волнуйся, ничего лишнего не сказал, он достаточно замкнут для откровений, но мне и того с лихвой. Вот что, Игорь, меня пугает твой тесть нынешний, какое право он имеет так с ребенком разговаривать?

— Да, нормальный он мужик. Суровый порой, так он и к себе строг, поэтому и с других требует. Сергей деловой и хваткий, а Славке даже полезно, есть чему поучиться. Заслужит его расположения, потом всю жизнь, как у Христа за пазухой будет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты бы лучше сына так защищал.

— Что ты хочешь этим сказать? — скривился он. — На что ты намекаешь?

— Я не намекаю, я открытым текстом тебе говорю: твоего сына обижают, и если ты не замечаешь этого, то ты глупец, Шмаков.

— Таак…— протянул он, схватившись за руль. Сжал его так, что костяшки побелели и повернулся: — Знаешь, милая, своих детей заведи и воспитывай. Он тоже не ангел во плоти, дисциплина ему только на пользу.

— Господи, Шмаков, это же твой сын! Он недавно мать потерял, ему ласка нужна и внимание, как ты можешь быть таким черствым?

— Ты путаешь. Это «мужская рука», а не черствость. Растить своего сына хлюпиком и слюнтяем я как-то не планирую.

Я не верила своим ушам. Чьими словами он заговорил, нынешнего тестя? А иначе как его понимать, если никогда ранее он не рассуждал подобным образом? Ещё до того, как озвучить свое решение, которое сегодня не казалось таким простым и логичным, я знала – откажет. И мне его не убедить. «А может, ты просто струсила?» — спрашиваю себя и делаю глубокий вдох, как пред прыжком в воду.

— Игорь, а что, если Славка у меня останется? — с опущенными глазами выпаливаю. И сразу поднимаю их — в глаза смотреть нужно, чтобы мою уверенность и силу чувствовал. Только знаю, не про меня это: ни силы за мной, ни особой уверенности никогда не замечалось. Лицо Шмакова вытянулось, а брови поползли вверх:

— В смысле?

— Ну… я могла бы его усыновить или оформить опеку, не знаю ещё, как правильнее.

— Что значит усыновить? Ты хочешь сказать, я дерьмовый отец что ли?!

— Нет, конечно, я ничего такого не имела в виду. Просто я считаю, что Славке у меня будет комфортнее. Ты бы мог навещать его каждые выходные или к себе забирать, например…

— Ты че несешь, дура? — не дослушал он, схватился за голову и присвистнул. Обозвал сумасшедшей, заменив матерным синонимом, а потом перегнулся, стараясь не касаться меня, и дверь пассажирскую открыл: — Баста, наговорились. Выпуливайся, давай, я за сыном поехал.

— Подожди, Игорь, не кипятись, — захлопнула я её обратно. — Это просто предложение, не аксиома. В конце концов, мы можем узнать мнение Славика, где ему будет лучше.

— Ты, бл..ь, идиотка что ли?!

— Слушай, может хватит меня оскорблять! Раньше тебе ничего не мешало оставлять его у меня!

— А ты, помнится, не чаяла от него избавиться, — язвительно заметил он.

— Это не так, Игорь, и ты это прекрасно знаешь, — я тихо вздохнула. Следовало идти на мировую, иначе он попросту увезет его. — Давай, ты не станешь его сейчас забирать, а разговор мы отложим. Возьми таймаут, не отвечай сразу и не кипятись, пожалуйста.

— Я сказал, разговор окончен, — отчеканил Шмаков, — на выход, Елизавета Андреевна.

Отчужденно, намеренно по имени отчеству и одновременно небрежно. Так, будто действительно с идиотской разговаривает. Может, я и есть такая? Может, я чего-то не понимаю и мое предложение за гранью разумного?

Кажется, так и есть. Я и вправду сошла с ума, раз несу этот бред и предлагаю ему добровольно отказаться от сына. Мне ничего не оставалось, как убраться из его машины.

Но стоило Шмакову умчаться, взвизгнув покрышками, я понеслась к своему «лягушонку». Я не сдамся! Я не хочу отдавать ребенка этим чужим и холодным, как арктическая ночь, людям.

И я выжимала из машины по максимуму, всё, на что она была способна. Гнала по темным, слякотным, весенним улицам и молила – успеть. Но когда я завернула к дому, машина Шмакова, вполне ожидаемо, уже стояла у подъезда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Разумеется, Славка открыл ему дверь, Шмаков вовсю орудовал в детской. Небрежно запихивал вещи сына в рюкзак, забив его уже под завязку. Они не помещались, приличная горка высилась на кровати, а пакет, с которым приехал Славка, в тумбочке лежал. Но подсказывать об этом отцу Славик явно не собирался, он вообще мало понимал, что происходит: растеряно следил за действиями отца и хлопал большими глазами.