Неприкосновенный запас - Юрий Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я нашел птенца.
Сергей Иванович подошел к нему. Марат приоткрыл ладони. В них, как в гнезде, сидел птенец.
— Я нашел его в ручье. Он чуть не утонул.
Учитель снял очки и приблизил лицо к маленькому пернатому существу.
— Это птенец зимородка.
При слове «зимородок» Марат оглянулся на своих друзей. У Зои Загородько заблестели глаза, а Василь раскрыл от удивления рот. В это время птенец приподнял одно крыло, привстал на слабые лапки и вдруг изо всех сил рванулся, замахав крыльями. Его нельзя уже было удержать. Он полетел. Сделал круг и вылетел в открытое окно.
— Улетел зимородок, — сказал Марат.
Все ребята стояли у окон и провожали летящего птенца. Учитель тоже наблюдал за полетом птенца, и в глазах его застыла печаль.
На другой день начались каникулы.
13Доктор Стройло был длинный и худой и слегка сутулился, словно все время боялся удариться головой о притолоку. У него были наполовину седые волосы и глаза навыкате. А руки свисали, как опущенные крылья. Он стоял на крыльце и недружелюбно разглядывал незваных гостей. Дом у него был небольшой, рубленый, с палисадником — пригородный дом, — в конце городской улицы.
— Что вам надо? — спросил он ребят.
— Мы ищем человека, — неуверенно сказал Марат.
— У меня не адресный стол! — сердито отрезал негостеприимный хозяин. Было непонятно, сердится он или скрывает усмешку.
У Василя покраснели уши. И он почти крикнул:
— Его же расстреляли фашисты! Но мы верим, что он жив!
Доктор Стройло продолжал смотреть на ребят выпученными глазами.
— Меня не интересует, во что вы верите. С вашей фантазией во что угодно можно поверить… Боль можете терпеть?
Ребята удивленно переглянулись.
— Уколов боитесь?
— Не боимся мы уколов, — сказала Зоя Загородько. — Пошли, ребята!
Доктор Стройло выкатил глаза на нее и закричал:
— Вытирайте ноги почище! Я полы сам мою!
Это было приглашение войти в дом. Ребята зашаркали ногами на маленьком половичке. И доктор Стройло повел их в дом. Они очутились в небольшой комнате с низким потолком. На окнах, на столе, на тумбочках — всюду стояли большие и маленькие аквариумы, в которых плавали удивительные рыбы и рыбешки. Комната была похожа скорее на зоомагазин, чем на комнату, в которой живут люди. Ребята разбрелись и начали было рассматривать рыб, но хозяин сухо скомандовал:
— Садитесь на диван!
Они послушно сели на диван.
— Что за новое поветрие — искать человека? — спросил доктор Стройло. — Сколько лет не искали, и вдруг… понадобился человек. Мода такая? Или неловко жить стало без человека?
— Он наш друг, — сказал Марат.
— Ба! — Доктор заходил по своей маленькой комнате, и от его шагов пол задрожал, а вода в аквариумах слегка заколыхалась. — Да вас тогда и на свете не было, когда фашисты… расстреляли вашего человека.
— Он наш друг, — упрямо повторил Марат. — Он нам нужен.
Доктор Стройло подсел к ребятам и, согнувшись почти вдвое, оперся локтями о колени.
— Что вам о нем известно, о человеке-то?
— Он взорвал Новый мост на станции Река. За это его в тот же день расстреляли.
Доктор Стройло поднялся и ушел в другую комнату. И вскоре вернулся с большой конторской книгой.
Он стал листать пожелтевшие страницы, и ребята видели какие-то записи, сделанные размашистым почерком. Потом узловатым пальцем, похожим на ветку с обрубленными сучками, доктор стал водить по странице.
— 24 августа в госпиталь поступил партизан с тремя пулевыми ранениями. Видимо, он… Состояние раненого крайне тяжелое… Как его звали?
— Зимородок, — ответили все трое.
Это имя прозвучало как пароль, потому что в докторе Стройло что-то ожило, посветлело, и в его выпуклых глазах появились какие-то точки, разгорающиеся, как искры. Пароль «Зимородок» открыл забытую дверь в прошлое, и из нее хлынули воспоминания.
Зимородок лежал за станционными путями в овражке. В помятом пиджачке, застегнутом на оставшиеся две пуговицы. И был он какой-то маленький и легкий. Голова упала на плечо. Глаза были закрыты, а нос торчал бугорком. Маленький, острый, похожий на клюв. На щеке запеклась штыковая рана. Одна рука сжала полу пиджака. Другая откинулась ладошкой вверх, и между пальцами протиснулись стебельки травы. И казалось, трава скоро поднимется еще выше и скроет его от глаз друзей и врагов.
На дне оврага стояли двое парней, а третий — на краю оврага — наблюдал, не придут ли фашисты.
Парень в кепке, надвинутой на глаза, копал могилу, а его напарник неотрывно смотрел на расстрелянного. И вдруг он сказал:
— Подожди… Он, кажется… дышит.
Стриженый опустился на колени и прильнул ухом к груди Зимородка. Потом поднялся и сказал:
— Бьется! Где-то далеко-далеко бьется!
Парень в кепке отбросил лопату, подошел к нему и опустился на колени.
— Бьется! — согласился он. — Здесь земля сырая… от крови.
— Что же будем делать?
Парни молча стояли на коленях и смотрели на незнакомца. Сверху, с края оврага, спросили:
— Закопали?
Ему не ответили.
— Надо отнести его подальше. Он ведь мою мать спас, — сказал парень в кепке.
— И двух моих сестренок расстреляли бы, но он…
Он был жив. Изо рта текла тонкая, высыхающая на ветру струйка крови. Это была живая кровь.
— Его надо переправить к доктору Стройло, — сказал стриженый. — Надо раздобыть подводу.
Два парня осторожно подняли на руки полуживого Зимородка.
— Закопали? — спросил сверху стоящий на посту.
— Да он жив! — наконец ответили ему снизу.
Потом по дороге ехала подвода, груженная прошлогодней соломой. На возу сидел парень в кепке. Лошадь шла ровно, и телега, подпрыгивая по камням, громыхала коваными ободьями.
На переезде через ручей, когда лошадь пила воду, парень в кепке спросил:
— Как ты там? Пить хочешь? Ну, подавай же голос, дружище.
Со стороны казалось, что он говорит сам с собой, потому что вокруг никого не было.
— Может быть, он… кончился? — сам себя спросил парень и погнал лошадь.
Потом повстречался немецкий патруль. Немец крикнул:
— Хальт! Аусвайс!
Парень полез в карман и протянул немцу аусвайс — пропуск. Немец надел очки. Посмотрел. Вернул пропуск. И вдруг прошил воз дробной автоматной очередью. Возница вскрикнул. Лошадь рванула вправо, воз скатился на обочину и чуть не перевернулся.
Немец стоял на дороге и вытирал очки носовым платком. Очень аккуратный немец: и службу знает, и чистоту любит.
Воз выбрался на дорогу. И снова колеса запрыгали по камням. Уже в лесу, в чащобе, парень в кепке соскользнул с воза и долго прислушивался, что происходит под соломой: попали немецкие пули в раненого или прошли мимо?
— Эй, парень! Ты жив? А? Ну отзовись! Отзовись!
Возница забыл о всякой предосторожности. Он кричал на весь лес. Он требовал, чтобы тот, кого он вез под ворохом соломы, был жив. Он кричал и прислушивался. Он обходил воз со всех сторон и прислушивался. Пока до его слуха не донесся слабый стон.
— Жив! — обрадовался парень в кепке. — Жив! Держись!.. Но, но, пошла! — прикрикнул он на лошадь и побежал рядом с возом.
Дорога в лесу была мягкой, без камней, и телега не громыхала, как бы плыла по ней бесшумно. И все вокруг было заполнено разноголосым щебетом птиц.
Наконец воз остановился на небольшом пятачке, среди лапастых елок. Из-за деревьев вышли люди и молча принялись сбрасывать на землю солому. Воз таял. Становился все ниже. А возница и распряженная лошадь стояли рядом и ждали. Наконец последние охапки соломы были сброшены — на дне телеги лежал Зимородок. Лицо его было бледно. И только полоска засохшей крови от штыковой раны тянулась до подбородка.
Парень в кепке склонился над Зимородком. И лошадь тоже потянулась к нему и коснулась его щеки мягкой губой.
И тут появился доктор Стройло. Он осмотрел раненого и спросил:
— Когда?
— Вчера, на исходе дня.
— В бою?
— Нет, его немцы расстреляли, — ответил парень в кепке, и вдруг в его голосе появилась твердость. — Доктор, он должен жить!
— Это что ж, приказ начальства? — насмешливо спросил доктор.
— Это по справедливости.
— Ба! Если бы смерть действовала по справедливости, сколько бы хороших людей ходило по земле.
— Может быть, нужна кровь? — спросил возница.
— Кровь понадобится, — сказал доктор и пошел прочь.
Люди осторожно подняли Зимородка и бережно понесли его по тропинке, ведущей в чащу, а парень и лошадь пошли за ними.
— Значит, он жив! — сказал Марат.
— Кто тебе сказал, что он жив? — отозвался доктор Стройло. — Разве я тебе говорил, что он жив? Три тяжелых ранения. И еще нога вывихнута. Я его оперировал, а потом отправил на Большую землю в очень тяжелом состоянии… Я не говорил, что он жив, я говорил только то, что знаю.
Доктор поднялся и подошел к большому аквариуму, стоящему на окне, и стал медленно подсыпать корм. И рыбки со всех углов приплыли к плавающему кругу, в который падали крупицы корма.