Дальний полет - Г. Хромов

Но как получилось, что он стал необычным псом?

Когда Крошка был щенком и состоял лишь из лап да ушей, он научился множеству полезных вещей. И прежде всего - уважению к окружающим. Он научился уважать шустрых, злобных, бездушных скорпионов, после того как решил обнюхать увенчанный шипом хвост одного из них. Научился с почтением относиться к мертвенной тяжести воздуха, предвещавшей ураган, потому что тогда в имении начиналась суматоха, и существа, обитавшие там, становились деловитыми и послушными. Научился уважать справедливость дележки: если он отталкивал своих братьев и сестер, его отрывали от соска и кормушки - он был самым большим щенком в помете.

Он научился уважению. Его никто ни разу не ударил, но и не зная страха, он все же постиг осторожность. Боль от укуса скорпиона (он испытал это лишь однажды), сильные, но мягкие руки, укротившие его жадность, устрашающая ярость урагана, последовавшая за лихорадочными приготовлениями к его приходу, - все это научило его справедливости и уважению к осторожности. Он почти постиг основной закон этики: его не попросят сделать что-то или не запретят делать что-то без явной на то причины. Его послушание подразумевалось само собой, потому было наполовину осознано. Основываясь не на страхе, а на чувстве справедливости, оно не мешало Крошке быть находчивым.

Вот почему из Крошки получилось столь великолепное животное. Но все же этим нельзя объяснить, как он научился читать. Неясным оставалось и то, почему Алек был вынужден его продать - и не просто кому-нибудь, а отыскать Элистер Форсайт и продать пса ей.

А ей надо было понять, почему это случилось. От этого с ума можно было сойти. Она никогда не хотела иметь собаку. А если бы и хотела, то уж никак не датского дога. Но если бы она вдруг даже пожелала иметь датского дога, то ее выбор никак не мог пасть на Крошку, потому что жил он на острове Сан-Круа и его пришлось перевозить в Нью-Йорк самолетом.

Письма, которые она писала Алеку, были исполнены настойчивого любопытства. Как, впрочем, и его письма тех дней, когда он продал ей дога. Именно из этих писем Элистер узнала о скорпионе и урагане, о детстве Крошки и о том, как Алек воспитывал собак. И если при этом она узнала кое-что и о самом Алеке, это совсем не удивительно. Алек и Элистер Форсайт никогда не встречались, но тайна, связанная с Крошкой, сблизила их больше, чем людей, выросших вместе.

"Вы спрашиваете меня, почему я написал именно Вам, а не кому-нибудь другому, - отвечал Алек на ее прямой вопрос. - Могу признаться, что я Вас вовсе и не выбирал. Вас выбрал Крошка. Как-то у меня дома были туристы с прогулочного парохода. Мы сидели за коктейлями, и один из гостей упомянул Ваше имя. Насколько я помню, его звали доктор Швелленбах. Очень приятный старик. Услышав Ваше имя, Крошка вскинул голову, словно я его окликнул. Потом поднялся и подбежал к доктору, навострив уши и тычась ему в ноги. Я было подумал, что старик хотел дать ему поесть, но нет - он, должно быть, хотел, чтобы доктор Швелленбах повторил Ваше имя. Тогда я спросил доктора о Вас. На следующий день я рассказывал своим друзьям об этом случае, и стоило мне снова упомянуть Ваше имя, как Крошка бросился ко мне и уткнул нос в мою ладонь. Он весь дрожал. Это меня доконало. Я написал другу в Нью-Йорк, и он разыскал Ваше имя и адрес в телефонной книге. Остальное Вам известно. Сначала я хотел просто обо всем Вам рассказать, но потом почему-то предложил Вам купить дога. Я подумал, что будет нехорошо, если Вы с Крошкой не встретитесь. А когда Вы написали, что не сможете уехать из Нью-Йорка, мне ничего не оставалось, как послать к Вам Крошку. А теперь… не знаю, доволен ли я, что так все вышло. Судя по тому, что Вы целые страницы своих писем ко мне заполняете вопросами, мне кажется, что Вас очень встревожила эта дурацкая история".

Она отвечала:

"Пожалуйста, не думайте, что я встревожена! Ничуть! Я заинтересована, сгораю от любопытства и немного волнуюсь. Но ничего пугающего в этой ситуации нет. Я не могу Вам этого объяснить. В Крошке - порой мне кажется, что это исходит даже не от Крошки, - есть нечто бесконечно успокаивающее. Будто меня охраняет что-то другое, более значительное, чем этот умный пес. Все это странно и достаточно таинственно, но совсем не страшно.

Я хотела бы Вас спросить еще вот о чем: не могли бы Вы точно вспомнить, что именно сказал обо мне доктор Швелленбах, когда Крошка так странно повел себя? Постарайтесь припомнить, не попадал ли Крошка под чье-нибудь влияние помимо Вашего. Что он ел, когда был щенком? Сколько раз у него была…" и так далее.

В ответном письме Алека говорилось:

"Прошло столько времени, что мне уже не вспомнить точно, о чем шел разговор. Но кажется, доктор Швелленбах говорил о своей работе. Как Вы знаете, он профессор-металлург. Он упомянул имя профессора Науленда как крупнейшего специалиста нашего времени по сплавам - этот-де Науленд может изготовить любые сплавы. Затем он перешел к его ассистентке. Сказал, что она весьма компетентный специалист, словом, совершенное чудо. Но несмотря на это, она очень женственна и представляет собой самую прекрасную из рыжеволосых красавиц, которые когда-либо предпочитали небесам Землю. Потом он открыл нам ее имя - Элистер Форсайт. Надеюсь, что Вы не покраснели, мисс Форсайт. В конце концов, Вы сами на это напросились! Вот тогда-то Крошка и подбежал к доктору и начал вести себя несколько необычно.

Я могу припомнить только один случай, когда Крошка исчезал на целый день и, возможно, подвергся какому-то постороннему влиянию. Это случилось, когда ему было три месяца от роду и его взял с собой Деббил. Деббил - местный бродяга, лет шестидесяти. Он похож на одноглазого пирата да еще страдает слоновой болезнью. Он всегда ошивается по соседству и готов выполнить поручение каждого, кто даст ему табачку или угостит рюмкой рома. Так вот, в то утро я послал его на холмы поглядеть, не протекает ли труба, которая ведет к нам от резервуара. Дел ему было часа на два, так что я попросил его захватить с собой щенка, чтобы тот поразмялся.

А они пропали на целый день. Я был занят тогда по горло, крутился как белка в колесе, и некого было послать на поиски. Но к вечеру он вернулся. Я его крепко отчитал. Было бессмысленно спрашивать, где он пропадал - Деббил ко всему прочему слабоумен. Он, как всегда, отвечал, что ничего не помнит. Но следующие три дня мне пришлось повозиться с Крошкой. Он отказывался есть и почти перестал спать. Он не отрывал глаз от плантаций сахарного тростника на холме, но не рвался туда. И я сам отправился на холм посмотреть, в чем дело. Там нет ничего, кроме резервуара и развалин губернаторского дворца, где уже полтора века никто не живет. Теперь от дворца почти ничего не осталось, кроме заросшей кустарником груды камней да пары арок, но считается, что там водятся привидения. Когда Крошка выздоровел, я, конечно, забыл об этом. Теперь он чувствовал себя лучше, чем прежде, хотя, начиная с того дня, он иногда вдруг застывал и оборачивался к холму, будто к чему-то прислушивался. До Вашего письма я не придавал особого значения этому случаю. Да и сейчас, пожалуй, не придаю. Может быть, за ним погналась самка мангусты, отгоняя его от выводка, может, он сожрал немного ганжи - вы ее называете марихуаной. Но сомневаюсь, чтобы это влияло на его сегодняшнее поведение, по крайней мере не больше, чем тот случай, когда все компасы указывали на запад. Слыхали об этом? Ничего удивительнее мне видеть не приходилось. Это случилось прошлой осенью сразу же после того, как я отправил к Вам Крошку. Все корабли, лодки и самолеты отсюда до Сэнди Хука сообщили, что стрелка компаса указывает не на север, а на запад! К счастью, эффект длился всего часа два, так что обошлось без неприятностей. Правда, один пароход сел на мель да что-то случилось с одной или двумя рыбачьими лодками у Майами. Напоминая вам об этой истории с компасами, я хочу только подчеркнуть, что поведение Крошки может быть странным, но оно уж не настолько странно и исключительно в мире, где встречаются сумасшедшие компасы".