Чёрная маркиза - Олеся Луконина

Теперь он видел, что глаза у неё не чёрные, а серые, вовсе не холодные и не суровые. В них вспыхнуло… смятение?

— Этот плут и непутёвый обормот — мой законный супруг, мисс Дилан, — прозвучал сзади сухой голос Жаклин, и Дидье, взъерошив волосы ладонью, покаянно кивнул. — Отец Ивонны. И я вам обещаю, что обучать его чтению вам не придётся никогда.

— Но это было бы весело… — разочарованно протянула Ивонна, высовываясь из-за двери.

Дидье снова глубоко вздохнул и присел перед ней на корточки:

— Я буду скучать по тебе, малышка, но я скоро вернусь, обещаю. Будь хорошей девочкой, слушайся маму и мисс Дилан.

— И няню, да? — прошептала она, крепко обнимая его за шею.

— Конечно, — согласился Дидье, сморгнув.

— Уложите её, пожалуйста, в постель, мисс Дилан, — властно распорядилась Жаклин. — Я сейчас приду.

Дидье прекрасно понимал, что из него вот-вот вышибут последний дух, и потому ничуть не удивился, когда, едва спустившись следом за ним с лестницы, его жена изо всех сил притиснула его к стене, как он совсем недавно притиснул гувернантку, и зашипела, раздувая ноздри:

— Когда я говорила, что ты свободен, Дидье Бланшар, я не имела в виду, что тебе стоит обольщать наставницу собственного ребёнка в собственном доме! И это что ещё за «par ma chandelle verte»?! Я тебя спрашиваю!

Дидье мог только охнуть от боли, когда она с удовольствием пихнула его ещё раз. И выдавить:

— Я не обольщал. Я объяснял ей…

— И она поняла достаточно, чтобы отныне грезить о тебе, растреклятый болтун, ночами в своей холодной постели! Он хочет научиться читать, надо же!

На сей раз Дидье был настороже и вовремя отклонился от её острого локотка, нацеленного ему в живот. И промямлил:

— Я что-то даже не подумал…

— Пресвятая Дева! — воскликнула Жаклин, внезапно остывая и тоже прислоняясь к стене рядом с ним. — Какой я была бы дурой, если бы согласилась на деле осуществить этот брак! Да я бы спалила дотла своё сердце, вытаскивая тебя из разных постелей, холодных и горячих!

Обернувшись к ней, Дидье посмотрел ей в лицо и поднял было руку, но не решился до неё дотронуться.

— Нет! — так же горячо промолвил он, поймав за цепочку свой серебряный крестик, и поднёс его к губам. — Я никогда бы не нарушил брачных обетов без твоего разрешения, клянусь кровью Христовой. И я был верен Тиш с первой до последней минуты — всё время, пока был вместе с нею. Но ты дала мне свободу, а любви в моём сердце больше нет. И я не хочу её знать. Никогда! Моя свобода мне дороже.

— Но без любви в сердце пусто, — почти неслышно возразила Жаклин. Изумрудные глаза её блестели в полутьме коридора. — Пусто и черно, как в погасшем очаге.

Дидье на миг крепко сжал губы.

— Рatati-patata!

И снова со смехом увернулся от её локтя. А потом, отдышавшись, спросил:

— А что же тогда в твоём сердце, ma puce? И кто? Надеюсь, не я?

— Надейся! — сурово отчеканила Жаклин, сдвинув свои тонкие брови и пронизывающе глядя на него. — Я дала тебе свободу… и я желаю тебе, Дидье Бланшар, чтобы нашёлся кто-то, кто даст тебе любовь! Даже если ты её и не желаешь!

— Рatati-patat! — опять пропел Дидье, чмокая её в щёку и вываливаясь наружу, где он тут же наткнулся на Морана и Грира. Оба они посмотрели на него так, что он сразу понял — всё слышали, ventrebleu!

Да и пусть.

— Фурия! — сочувственно проговорил Моран, нахмурившись.

— Скорее пифия, — спокойно возразил Грир, разглядывая Дидье так, будто видел впервые. — Ну-ка, парень…

Тяжело дыша, Дидье привалился спиной к захлопнувшейся за ним двери и низко опустил голову, понимая, что больше не в состоянии сделать ни шагу.

Vertudieu, за одну эту бесконечную ночку он бежал из тюрьмы, спасся от смерти, женился и повидал свою дочь… Ей-Богу, это было немного слишком!

— Немного слишком, — повторил он заплетавшимся языком, не зная, как объяснить Гриру, что с ним творится.

Но ему не пришлось ничего объяснять.

— Станешь егозить — всыплю, — коротко пообещал Грир, легко взваливая его на плечо. — Командовать на «Маркизе» будешь, а пока заткнись и… отдохни уже.

В голосе его прозвучало что-то вроде усмешки.

Дидье трепыхнулся было, но тут же, мрачно вздохнув, прикрыл и рот, и глаза. Он только немного отдохнёт, правда. Совсем немного.

Впереди ждало столько весёлого.

Столько интересного!

Голова кружилась, мир вокруг покачивался, и это тоже было весело.

Дидье почему-то вспомнил последние слова Жаклин.

Его жена была умницей, но какую же глупость она сказала, patati-patata!

Он не хотел никакой любви. Да она вовсе не была нужна ему!

Он желал побед, драк, песен, сражений и приключений. Вот всё, что ему было нужно, и жизнь раскинулась впереди, словно яркий, жаркий, буйный, пронизанный солнцем сад.

«Чтобы нашёлся кто-то, кто даст тебе любовь… даже если ты её и не желаешь…»

Дидье снова услышал эти слова, будто прозвучавшие совсем рядом. И другие слова, произнесённые несколько часов назад во время свадебной проповеди старым отцом Филиппом.

И он пробормотал одними губами, как молитву:

— Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто…

Тёмные глаза Грира тревожно глянули на Дидье исподлобья:

— Эй, парень, как ты?

— Tres bien, — нетерпеливо мотнул головой Дидье.

Чайки пронзительно вскрикивали, плескалась вода под килем шлюпки.

— Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится… — хрипло продолжал Дидье, снова закрывая глаза. — Ладно, Господи, давай договоримся… если и впрямь снова хочешь от меня эдакой глупости… то дай мне знать, и я всё приму, клянусь. Приму эту самую любовь.

Налетевший порыв ветра взъерошил ему волосы, пробившийся сквозь тучи солнечный луч коснулся лба, будто тёплые пальцы, волна ударила в борт шлюпки, обдав Дидье колючими брызгами.

И он понял, что слова его услышаны.

Часть 3. Виноград

— Patati-patata! — пренебрежительно бросил Дидье, щёлкнув пальцами перед носом у Лукаса, который обиженно заморгал своими белёсыми ресницами. — Только человек может извлечь из винограда всё, что Господь в него вложил.

Иногда близнецы изрядно доставали святой уверенностью в могуществе своих сраных механизмов, ventrebleu!

— Ну почему-у?! — разочарованно протянул Лукас, переглянувшись с Марком, который, как всегда, прятался за его спиной, выглядывая оттуда. — Механический пресс…

— …раздавит косточки, и вино будет горчить, — безапелляционно отрезал Дидье, поворачиваясь к старейшине деревушки. — Скажи этому молокососу, grand-pere, что ему только молоко пока пить.