Homefront. Голос свободы - Раймонд Бенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут позвоночник сковало льдом. На угол Центральной улицы и Роуз-Лейн вышел патрульный в корейской форме цвета «темная олива», ни с чем не спутаешь. Заметив лоток булочника, он направился к Джиму.
– Так, посмотрим. Три батона осталось? – спросила дама.
– Если честно, два. Один заплесневел.
– Фу-у. – Раздался смешок. – В последнее время кушаем и с плесенью.
Быстрее же! – думал Джим. Ему срочно надо было предупредить Уокера.
– Беру все. По доллару?
– Простите, мэм, но я просто не имею морального права давать вам заплесневелый хлеб. Понимаете, я врач. В некотором роде. До заварухи работал медбратом, знаю о таких вещах предостаточно. Можно поиметь большие проблемы со здоровьем.
Корейцу оставалось пройти двадцать ярдов.
Женщина нахмурилась.
– Ладно, тогда беру два. В следующий раз привозите больше.
– Жена просто не успевает печь. Мука сейчас в большом дефиците. – Он завернул два батона. Стоя за спиной у женщины, солдат с интересом разглядывал Джима.
Та почувствовала чужое присутствие.
– Ой, – сказала она, обернувшись. Ее лицо перекосилось от страха. – Пойду я, пожалуй. Разрешите?
– Конечно, мэм. – Отдав два доллара и схватив завернутый хлеб, женщина потащила дочку прочь, оставив Джима наедине с корейцем.
– Добрый день, – сказал Джим. – Извините, я только что продал последний батон. Приходите завтра.
Солдат подошел вплотную и рявкнул:
– Документы!
Черт, черт! Смотри на меня, только не вдаль! Не поднимай глаз! – мысленно умолял Джим корейца.
– Вот, держите. – Джим достал из кармана паспорт.
Солдат изучил бумаги, трижды перевел взгляд с фотографии на Джима и обратно.
– Адрес твоя? – спросил он, глядя в документы.
– Конечно.
– Где такая?
– Улица? – Джим и сам не знал. В Доме стряпали поддельные документы с левыми адресами. Чтобы отвлечь внимание корейца, он показал ему за спину. – Три квартала в ту сторону.
Кореец вытащил электронный планшет и забил адрес.
Ох блин…
Солдат нахмурился и переспросил:
– Где такая?
Джим потряс головой.
– Простите, я потерял ориентацию. А что говорит ваш прибор?
Видимо, кореец плохо понимал английский.
– Где такая? – требовательно спросил он.
Джим не знал, что делать. Отчаяние прорвалось наружу.
– Говорю же, потерял ориентацию! Сам не знаю! Точно не в той стороне? – Он вновь указал на запад.
Солдату не нравился тон этого американца. Тот явно выступал против новой власти.
– На колени! – потребовал кореец. У Джима оборвалось сердце.
– Что? – Он с тоской посмотрел на плесневый батон.
– На колени!
Джим подчинился. Кореец зашел ему за спину и приказал:
– Руки за голову!
Господи Боже!..
На руках защелкнулись наручники. Начался обыск. Убедившись, что американец безоружен, солдат обратил внимание на хлебный лоток.
Уокер с Келси и не подозревали, какая сцена разыгрывается в пределах видимости. Ветер рвал антенну из рук, Уокер вцепился в нее изо всех сил. Келси закрутила половину болтов.
– Бен, если не будешь держать эту фиговину ровно, честное слово, я и тебя привинчу к крыше!
– Делаю что могу, блин!
Еще пара болтов встала на место. Осталось еще два.
Кореец заглянул в лоток, убедился, что там нет тайника с оружием. Взял батон и скорчил рожу, завидев плесень. Понюхав хлеб, развернулся к пленнику.
– Плохо есть! – рыкнул он.
– Знаю, – кивнул Джим. – Заплесневел. Не успел выкинуть.
Кореец в припадке отвращения швырнул батон на тротуар. Тот лопнул, и на асфальт выпала шипящая рация.
Черные глаза скользнули от прибора к Джиму.
В голове американца билась единственная мысль: надо отвлечь его внимание от Бена и Келси! Джим вскочил на ноги и бросился по Центральной улице в противоположном от радиостанции направлении.
– Стоять! – заорал солдат. Он достал Бэк-Ду-Сан, северокорейскую версию чешского пистолета CZ-75. Прицелившись в спину бегущему человеку, он повторил: – Стоять!
Джим не подчинился.
Корейцу хватило одного выстрела. От удара в спину партизан упал лицом вниз, попробовал встать на ноги, но потерял сознание. Солдат бесстрастно подошел к умирающему человеку и пустил еще одну пулю в голову беглецу.
Едва Уилкокс закрутила последний болт, как раздались выстрелы.
– Ну что там еще? – спросил Уокер. Они с Келси попробовали разглядеть, что творится на Роуз-Лейн.
– Джим пропал, – сказала Келси.
– Точно. – Из-за дома появился кореец. – Е-мое! Давай внутрь!
Уилкокс нырнула в дыру. Следом за ней спустился Уокер, поставивший на место крышку. Когда его ноги коснулись пола, Келси спросила:
– Что будем делать? Затаимся тут?
Уокер вспомнил, что забыл на пульте рацию, и в сердцах обозвал себя идиотом.
– Джим погиб.
– Откуда знаешь?
– Предчувствие. Надо убираться. Бросаем все здесь, выходим через задний ход. Выбираемся на шоссе, ведем себя как обычные прохожие. Если остановит патруль, говорим, что просто гуляем. Законом это не запрещено. До вечера далеко.
– А может, останемся?
– Надо посмотреть, что стало с Джимом. Это наш долг перед боевым товарищем. На сегодня хватит. – Бен показал на пучки проводов на полу у пульта. – Осталось воткнуть все куда надо и подключить нашу технику.
– Ага.
– По плану это задача на завтра. Пошли отсюда.
– Ладно, – согласилась Уилкокс.
Автомат Бена остался в Доме, но у обоих при себе были пистолеты.
– Если нас обыщут, хана, – сказала Келси.
– С чего бы? Веди себя спокойно, и все. На всякий случай, я снял пистолет с предохранителя.
Келси последовала его примеру, убрала оружие в кобуру скрытого ношения на спине, глубоко вдохнула и сказала:
– Пошли.
На улице они натянули на себя куртки, чтобы получше замаскировать пистолеты. Да и захолодало. Поднялся ветер. Они взялись за руки, сделали вид, будто увлечены беседой, хохотали и так дошли до хлебного лотка. На дороге лежал труп Джима, над ним стоял кореец и говорил по коммуникатору.
Больше вокруг не было ни души.
– Боже, – шепнула Келси.
– Идем дальше.
– Стоять! – крикнул, заметив их, солдат. С пистолетом в руке он бросился к ним. – Документы!
Бен с Келси обменялись взглядами. Из карманов появилось на свет искомое. Кореец схватил бумаги и долго их рассматривал. Бен и келси насторожились. Наконец, вернув паспорта, он убрал пистолет в кобуру.
– Повтори клятва! – потребовал он.
– Простите? – спросил Уокер. Они вообще не поняли, о чем идет речь.
– Клятва верности! Повтори!
Уокер сглотнул. Конечно, он ее не знал. Живот скрутило от ужаса, тело покрылось холодным потом.
Раздался дрожащий голос Келси.
– Сим присягаю в верности делу Чучхе и Новой Демократической Народной Республике Америки. Клянусь посвятить себя без остатка революционным замыслам Великого Председателя, Товарища Ким Чен Ына, и свято следовать указаниям Великого Председателя, Товарища Ким Чен Ына.
Она замолкла, вспоминая, как дальше. Кореец ел ее взглядом.
– Я снимаю с себя все обязательства перед государством, гражданкой которого была прежде. – Голос ее надломился, но, собравшись с духом, Келси закончила: – Я даю клятву добровольно, сознательно, не находясь под чужим влиянием.
В улыбке солдата сиял неприкрытый садизм. Он наслаждался терзаниями девушки. Одна жертва его удовлетворила, терзать Уокера солдат не стал. Дернув головой, он рявкнул:
– Иди!
Бена охватило чувство бесконечного облегчения. Улыбнувшись, он кивнул солдату.
– Доброго дня, – сказал он, беря Келси за руку.
А девушка отскочила и выхватила из-за спины пистолет. Кореец не успел и дернуться, как в лицо ему прилетела пуля. Из затылка вырвался фонтанчик крови и серого вещества. Солдат рухнул на землю. Уилкокс, пнув труп, плюнула на него.
– Пошел к черту, козел вонючий! Беру свои слова обратно! – крикнула она. По щекам потекли слезы.
Уокер крепко ее обнял.
– Тихо, Келси, тихо. Все хорошо.
Девушка, дав волю чувствам, зарыдала ему в плечо. Он гладил ее по голове, ждал, пока она успокоится, а потом невозмутимо предложил:
– Давай уберем труп, иначе завтра тут будет не пройти из-за корейцев. – Бен огляделся. На улице по-прежнему не было ни души. – Пока нас никто не видит, закинем труп в тележку и оттащим на радиостанцию.
Уилкокс, отодвинувшись, хлюпнула носом, убрала пистолет в кобуру и вытерла лицо.
– А как же Джим?
Уокер покачал головой.
– Как ни печально, мы должны оставить его как есть.
Они запихали тело солдата в тележку под хлебным лотком, прикрыли дверцу и покатили ее по дороге.
10.04.2026
Передатчик был готов к работе аккурат в тот миг, когда на пятидесятом шоссе появились корейские войска и жители города бросились в школу за детьми. Все партизаны собрались у перекрестка с Роуз-Лейн. Они собирались биться до последнего, чтобы выиграть для Уокера время. Шторм и самодельное оборудование не позволили Уокеру выйти в эфир прежде, чем начался бой. Буквально в сотне ярдов от радиостанции вспыхнула схватка. Здание содрогалось от взрывов.