Второй Фонд - Айзек Азимов

— Песик, — неожиданно захныкала Леди Каллия, но потом поджалась от яростного жеста Первого Гражданина.

Правитель Стеттин резко сказал:

— Не перебивай, Каллия. Мейрус, я устал от бездействия. Мой предшественник потратил всю жизнь, делая Флот совершенно отлаженным механизмом, равного которому нет во всей Галактике. И он умер, оставив великолепную машину, так и не действовавшую. Мне что, продолжать традицию? Мне, Адмиралу Флота?

Сколько времени нужно, чтобы машина проржавела? Сейчас Флот истощает казну и ничего не дает взамен. Его офицеры страстно желают доминионов, его солдаты — добычи. Весь Калган желает возвращения империи и славы. Вы способны это понять?

— Это только слова, и я понимаю, что вы хотите сказать. Доминионы, добыча, слава — все это приятно, когда они есть, но сам процесс добывания часто очень рискован и неприятен. Первый удачный натиск может и не иметь продолжения. История показывает, что те, кто пытался нападать на Фонд, не были мудрыми. Даже Мулу было бы благоразумнее воздержаться…

В пустых глубоких глазах Леди Каллии появились слезы. В последнее время Песик едва замечает ее, и теперь, когда он обещал вечер ей, этот ужасный, худой седой человек, который всегда смотрит скорее сквозь нее, чем на нее, пробился сюда. И Песик позволил ему. Она ничего не осмелилась сказать, боялась даже рыданий, которые просились наружу.

Но теперь Стеттин разговаривал тоном, который она ненавидела, сурово и нетерпеливо. Он говорил:

— Ты раб далекого прошлого. Фонд больше по объему и населению, но они разобщены и развалятся от одного удара. То, что их держит вместе сейчас — это инерция, инерция, которую у меня хватит сил разбить вдребезги. Ты загипнотизирован временами, когда только Фонд обладал атомной энергией. Они смогли уклониться от последних ударов топора умирающей Империи, а затем оказались лицом к лицу только с безмозглой анархией военачальников, которые могли противопоставить атомным кораблям только громыхающие старые посудины.

Но Мул, мой дорогой Мейрус, изменил это. Он распространил знания, которые Фонд копил для себя, на половину Галактики. И монополия на науку ушла навсегда. Мы можем состязаться с ними.

— А Второй Фонд? — сухо спросил Мейрус.

— А что Второй Фонд? — переспросил Стеттин так же сухо. — Ты знаешь их намерения? Десять лет у них ушло, чтобы остановить Мула, если, конечно, это был решающий фактор, что весьма сомнительно. Ты не знаешь, что довольно многие психологи и социологи Фонда придерживаются мнения, что со времен Мула План Селдона был полностью разрушен? Если Плана нет, существует вакуум, который я могу заполнить так же, как и любой другой.

— Наших знаний по этим проблемам недостаточно, чтобы ручаться за рискованное предприятие.

— Наших знаний — возможно, но на нашей планете гость из Фонда. Ты это знаешь? Хомир Манн, который, как я понимаю, писал статьи о Муле, и как раз он выражал мнение, что Плана Селдона больше не существует.

Первый Министр кивнул.

— Я слышал о нем, или, по крайней мере, о его работах. Чего он хочет?

— Он просит доступа во дворец Мула.

— В самом деле? Разумнее всего отказать. Всегда нежелательно беспокоить святыни, на которых держится планета.

— Я обдумаю это, и мы еще поговорим.

Мейрус с поклоном вышел.

Леди Каллия со слезами в голосе сказала:

— Ты сердишься на меня, Песик?

Стеттин свирепо повернулся к ней:

— Разве я не говорил тебе раньше, чтобы ты никогда не называла меня этим дурацким именем в присутствии других?

— Но тебе же нравилось.

— Ну, больше не нравится, и чтобы больше этого не было!

Он мрачно уставился на нее. Для него было загадкой, как он выносил ее последнее время. Она была мягкой, пустоголовой, приятной на ощупь, с гибкой привязанностью, которая была удобна в суровой жизни. Хотя эта привязанность становилась утомительной. Она мечтала о замужестве, чтобы быть Первой Леди.

Смешно!

Она была очень хороша, когда он был только Адмиралом, но теперь как Первый Гражданин и будущий завоеватель он нуждался в большем. Ему нужен был престолонаследник, который смог бы объединить его будущие доминионы. То, чего никогда не могло быть у Мула. Вот почему его Империя не пережила этого странного нечеловека. Ему, Стеттину, нужен был кто-то из великих исторических фамилий Фонда, с кем он мог бы объединить династии.

Он с раздражением удивился, почему все еще не избавился от Каллии. Не было бы никаких забот. Она бы похныкала немного… Он прогнал от себя эту мысль. Время от времени в ней были свои преимущества.

Каллия приободрилась. Влияние Седобородого прошло, и гранитное лицо ее Песика теперь смягчилось. Она поднялась, и сделав лишь одно неуловимое движение, оказалась возле него.

— Ты ведь не собираешься бранить меня?

— Нет. — Он рассеянно погладил ее. — А теперь просто посиди спокойно немного, хорошо? Я хочу подумать.

— О человеке из Фонда?

— Да.

— Песик. — Пауза.

— Что?

— Песик, этот человек привез с собой девочку, ты говорил, помнишь? Смогу я увидеть ее, когда она придет? Я никогда…

— Слушай, ты что думаешь, я хочу, чтобы он пришел сюда со своим отродьем? Моя комната для аудиенций должна стать средней школой? Хватит твоих глупостей, Каллия.

— Но я сама займусь ею, Песик. Она тебя даже не побеспокоит. Просто я почти никогда не вижу детей, а ты знаешь, как я их люблю.

Он посмотрел на нее с иронией. Она никогда не уставала говорить об этом. Она любила детей, то есть его детей, то есть его законных детей, то есть замужество. Он засмеялся.

— Эта штучка, — сказал он, — большая девочка лет четырнадцати или пятнадцати. Она, наверное, ростом с тебя.

Каллия выглядела подавленной.

— Ну, так я могу?.. Она могла бы мне рассказать о, Фонде. Я всегда хотела поехать туда, ты знаешь. Мой дедушка оттуда. — Ты возьмешь меня туда когда-нибудь, Песик?

Стеттин улыбнулся этой мысли. Возможно — как покоритель. Добродушие, которым снабдила его эта мысль, передалось его словам.

— Возьму. Возьму. И можешь увидеться с девчонкой и говорить с ней о Фонде сколько хочешь. Но не возле меня, понимаешь?

— Я не буду беспокоить тебя, честно. Я возьму ее в свои комнаты.

Она опять была счастлива. Не так часто за последние дни ей позволяли настоять на своем. Она обвила руками его шею, и почувствовала, как после незначительного колебания мышцы его шеи расслабились, и большая голова мягко склонилась на ее плечо.

13. Леди

Аркадия торжествовала. Как изменилась жизнь с тех пор, как Пеллеас Антор сунул свое глупое лицо в ее окно — и все потому, что у нее есть воображение и смелость делать то, что необходимо.