Копья Иерусалима - Жорж Бордонов

— Потому что вы ничего и не можете предпринять!

— Сын мой, я не сержусь на вас за эти слова. Это слова больного. Я заметила, что все ваши затмения и приступы гнева совпадают по времени с обострениями болезни. Эти прыщи разжигают в вас огонь ненависти.

— Замолчите!

— Огонь, пожирающий вашу плоть, опаляет также вашу душу и разум.

— Ложь!

— Уместна ли эта ссора между сыном и матерью в вашем положении, ответьте мне! Вы даже не дали мне сказать, зачем я пришла к вам.

— Хорошо, говорите!

— Все дело в Лузиньяне. Я не одобряю вашей позиции по отношению к нему. Несправедливо и неудобно лишать его возможности преуспеть и добиться уважения к себе.

— Достаточно с него и женитьбы!

— Вы должны испытать его.

— Отдав ему какие-то фьефы?

— Да, сын мой, дабы он жил в почете и имел возможность проявить себя, а мы могли бы понять, на что он способен.

— Я уже слышал эти благие рассуждения! Вы сговорились, чтобы донимать меня по отдельности. Но я не уступаю, матушка. Лузиньян останется всего лишь мужем Сибиллы, а та — женой Лузиньяна, до тех пор, пока я не умру!

— И так-то они должны готовиться царствовать?

Но под длительным напором он сдался. Лузиньян был введен во владение графствами Яффы и Аскалоне. Таким образом, без какого-либо труда и усилий, одной лишь обольстительностью Лузиньян добился того, что стал одним из владетельнейших князей королевства. И была наконец сыграна свадьба, столь нетерпеливо ожидаемая принцессой Сибиллой.

Бодуэн присутствовал лишь при начале церемонии, удалившись и с пира, и с праздника, великолепие которых было вызвано отнюдь не намерением бросить вызов Саладину, но единственно неосторожной беззаботностью. Сам я не присутствовал там, и передаю вам то, что узнал понаслышке, потому что в это время охрана короля была удвоена, и я строго проверял ее. Несколькими неделями раньше уже были задержаны трое подозрительных вооруженных лиц, бродивших по коридорам дворца. Они погибли прежде, нежели успели заговорить, отравленные или задушенные теми, кто их подослал. Рено, завоевавший расположение Лузиньяна, восседал за главным столом рядом с сенешалем де Куртенэ и принцессой Изабеллой. Не встал ли он на сторону молодого супруга, будущего Иерусалимского короля? Жанна же отказалась от прекрасных одежд и украшений, которые преподнес ей король:

— Ну разве плохо повеселиться, сударыня, хотя бы один раз? Я не вижу в этом ничего дурного!

— А как же вы, мой государь?

— Я не хочу омрачать их праздник…

И он прибавил высокомерным тоном:

— А также подвергать себя новым приступам бесполезной ярости.

— Я отправлюсь вместе с вами, с вашего позволения.

— А если я предпочитаю остаться в одиночестве?

— Не нужно этого.

Однако вдруг она появилась со своей лютней, на ней было белое блио. Король читал, сидя в кресле, а вернее, судорожно листал книгу. Снаружи доносились голоса, взрывы смеха, музыка, беготня слуг, рокот толпы, икота и разглагольствования пьяниц, нашедших себе пристанище в саду.

— Закройте окно, я не могу больше этого слышать.

Он посмотрел на нее с удивлением:

— Это как будто бы блио невесты!

— Почти, — ответила она со своим нежным смехом, смягчавшим некогда Анселена и даже Юрпеля, человека весьма брюзгливого нрава.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я выкроила и сшила его сама.

— Так, значит, в конце концов, вы идете на праздник?

— Нет, государь, это просто мечты, и ничего более. Вы все время видите меня одетой одинаково. Разве нельзя и мне немного пококетничать?

— Ах, Жанна, что бы вы ни сделали, мне все будет приятно… Так одеваются невесты в ваших краях?

— Почти так.

— Этот гам оглушает меня!

Жанна задернула штору, зажгла свечи в канделябрах, наполнила хрустальный рог и подала его королю:

— Выпейте, мой государь.

— Что ты насыпала в вино?

— Вы не доверяете мне?

— Нет, я просто хочу знать!

— Успокоительный порошок, он вам необходим.

— Ты всегда знаешь, что мне нужно, а что — запрещено.

Она улыбнулась, потому что больше всего любила, когда он забывался и звал ее на «ты», как будто бы она была ему подругой жизни.

— Садись, моя Жанна.

Он задумался на мгновение. Она всегда сохраняла молчание в эти минуты, зная, что за ними стоят глубокие размышления. Он заговорил:

— Не страшно ли и не чудесно ли, что рядом с вами я ощущаю такое облегчение? Когда я смотрю, как вы ходите рядом, когда слышу ваше пение, тьма внутри меня рассеивается. Мне кажется, я становлюсь другим человеком…

— Хотите, я спою вам?

— Я хочу, чтобы ты пела и говорила одновременно… Расскажи мне, как готовятся к свадьбам у вас, как вообще все это происходит. Бывает ли маскарад, как здесь?

— Ах, конечно, нет, все гораздо проще, если не брать в расчет богачей; у нас же, скромных сельских дворян, все происходит очень просто. Свадьба — это все же нечто чуть побольше обыкновенного семейного праздника.

— Расскажите мне об этом, и поподробнее.

Она поняла, что он стремится забыть этот день, не желает слышать смех и музыку вокруг, хочет сосредоточиться на какой-нибудь простой и правдивой истории.

— На заре, — начала она, — невеста причесывается с помощью своей служанки, подающей ей ленты и шелковые повязки. Девушки у нас носят волосы распущенными по плечам. После замужества они должны заплетать их в косы. Невеста разбирает их своим гребешком из слоновой кости на две пряди и заплетает две толстые косы, перевязывая их лентами и обшивками из конского волоса, а потом перекидывает через плечи или же оборачивает вокруг головы наподобие диадемы.

— Так же, как и ты?

— Чтобы быть похожей на здешних девушек, а кроме того, из-за жары.

— Я шучу, Жанна, не сердись. Продолжай… Скажи, свой наряд она надевает потом?

— Нет, прекрасный государь; нет, она уже одета в свою самую тонкую рубашку из присобранной льняной ткани, белее полевых цветов и лишь слегка подкрашенную шафраном. В наших местах не слишком жарко, даже на Пасху, даже летом, и все из-за дождей, которые приносит ветер, именуемый галерн. Служанка помогает ей облачиться в блио, покрой и украшения которого зависят от состояния и тщеславия каждой. Невеста надевает горностаевую накидку, подбитую куньим мехом. Остается только застегнуть накидку пряжкой, принятым у нас знаком благородного происхождения. У некоторых есть пояса, украшенные сапфирами и изумрудами; мы же обычно украшали их «камнем епископа», аметистом, который можно купить в горах Оверни, где маленькие пастушки часто находят их в траве. Когда невеста обует свои кожаные остроносые туфельки с позолотой, — она готова.

— А он?

— И он, со своей стороны, приводит себя в порядок, надевает рубашку, блио и застегивает свою мантию. Но часто его блио вышито, а мантия усыпана каскадом ограненных камней.

— Наверное, он так же красив, как и она?

— А разве животные, когда и для них наступает пора любви, ведут себя иначе?

— У тебя на все готов ответ! Ну, говори же, говори!

— Обычно церковь находится невдалеке от поместья. Туда отправляются все вместе длинной процессией, во главе которой выступают славословящие жонглеры с флейтами, лютнями и волынками. Он восседает на гордом скакуне, в седле, разубранном клевером и голубыми цветочками. Она — на муле, поводья которого позвякивают бубенчиками. В тот момент, когда они проходят по мосту или входят во врата, жонглер затягивает песню невесты…

— Это какую?

Нежность сердца и воспоминанийВлекут меня воспеть прекрасную любовь;Так пропою я, и Господь в Своем величьеВдохнет в меня напевы и слова,И пусть злоречье не поймет их,Пусть улыбнется госпожа моя.Которой сердцем я служил всегда,Которую, увидев, позабыть не мог.

— Ах, Жанна, как трогательна эта простота!

— А другой жонглер отвечает песней жениха:

Песенка, лети скорейСоловьем моих лесовЛишь я только поклонюсьЯсноликой, светлокосой,Той, что я люблю душой,Но назвать не соглашусь.

— Сыграй еще, спой снова! Мне кажется, что я сам еду в кортеже, и гордо гарцует моя разукрашенная лошадь. Голубки вылетают из своих клеток…

— Да, государь, им возвращают свободу в честь праздника, но они часто возвращаются назад… Ваш кортеж поднимается по пригорку к церкви, а вдоль дороги стоят земледельцы и дровосеки. Сама дорога усыпана благоухающими цветами, садовыми и полевыми. Священник ждет в дверях храма. Там он примет у них торжественную обоюдную клятву.

— На пороге церкви?

— На пороге. Именно здесь будет прочитан и подписан контракт, здесь они обменяются обручальными кольцами, над которыми священник прочтет прекрасную молитву из литургии: «Да благословит Господь эти кольца, Он, Творец и Держитель рода человеческого, Источник милосердия и вечного спасения…» Тогда супруг поочередно наденет его на три пальца правой руки своей супруги, проговаривая: «Во имя Отца», затем «Сына», наконец «Святого Духа». Он наденет его на левую руку, где ему и место, и скажет: «Я обручаюсь с вами этим кольцом; телом своим я почитаю вас; достоянием своим я облекаю вас». Потом он даст ей монетки — су и денье, по нашему незапамятному обычаю. После чего, набожно и радостно, они выслушают мессу. Во время пения Agnus Dei[10] супруг получит целование священника в знак мира и передаст его своей молодой супруге. И все отправятся восвояси, мило смеясь, распевая и разговаривая…