Бифуркатор (СИ) - Алекс Белов

И мы не заставляем себя долго ждать.

Оказываемся на грязном перроне. Мрак, разлившийся вокруг, сковал пространство вовсе не из-за навеса. Небо затянуто столь чёрными тучами, что солнечному свету не пробиться. Казалось, сейчас не утро, близящееся к полудню, а глубокий вечер вот-вот готовый перетечь в ночь. Фонари на платформах горят, усиливая действие холодного мрака.

А в небе продолжает витать вызывающий мороз на коже глубокий вой воздушной тревоги.

Бросаю взгляд на здание вокзала впереди и становится ещё страшнее. Оно полуразрушенное. Навесов нет потому, что их кто-то уничтожил, левое крыло вокзала погребено под обломками. Следствие воздушной атаки, думаю.

Пространство перронов внезапно заполняет голос из динамиков, и не тот безразличный тон девушек, возвещающих о прибытии новых составов, а холодный механический баритон невидимого мужчины:

— ВНИМАНИЕ! ВСЕМ МОСКВИЧАМ И ГОСТЯМ СТОЛИЦЫ! В СВЯЗИ С ОБЪЯВЛЕННЫМ ВОЕННЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ ПЕРЕДВИГАЙТЕСЬ ПО ГОРОДУ С КРАЙНЕЙ ОСТОРОЖНОСТЬЮ! НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К ПРЕДМЕТАМ, КОТОРЫЕ ВАЛЯЮТСЯ НА УЛИЦАХ И КОТОРЫЕ ВАМ НЕЗНАКОМЫ! ПОВТОРЯЮ!

И голос повторил.

Кажется, у меня мурашки бегут перед глазами от страха. На лице Стёпки бесконечная подавленность, глаза, переполненные прострацией, глядят в одну точку: куда-то на асфальт. Серый втянул голову в плечи, как перепуганный кролик.

Добро пожаловать в новую шизофреническую реальность.

— Пойдёмте, — говорю. — К выходу. Надо найти такси.

ГЛОБУС ЭФИРА

И стою, и тебе сказать боюсь,

Что с тобой мы на самом на краю!

Когда мы садились в Самаре, вагоны кишели людьми, в Москве из поезда вышло не более десяти человек. Ни один из них не напоминал туриста. На лицах светилась непонятая решимость: я приехал сюда по делу, и я буду выживать!

По грязной платформе только мы плелись словно изумлённые приезжие из Понаехаловска. Настроение на нуле, смесь изумления и страха возбуждает одиночество и желание вернуться домой.

Павильон вокзала пустовал, но народу здесь прибавилось. В основном — ребята в форме. Когда мы прошли через рамку металлоискателя, тот предупреждающе пискнул, но никто не обратил на нас внимания. Двое охранников в метре переговаривались об известных только им тревожных новостях.

Свет не горел, люстра покосилась, справа в стороне разрушенного крыла зияла дыра, ведущая прямо на улицу. Пол в той области заспали пыль, штукатурка и обломки стен.

А воздушная тревога продолжала выть, что хотелось плакать.

Выйдя из главных ворот, мы оказываемся на площади трёх вокзалов. Она сохранила прежний вид, разве что замусорена немного, а главное — всего три человека. Помнится, таксисты стоят чуть левее, поэтому я зову друзей в ту сторону.

В совокупности с воздушной тревогой плотный мрак действует совсем угнетающе. Перекрёсток, слева здания, хорошо его помню, справа — мост, впереди выход к междугородним электричкам. Обычно здесь тусуются таксисты… в моей реальности.

А в этом мире мост разрушен, валяется на шоссе хаотичной грудой, движение перекрыто, зато с других улиц всё же заворачивают редкие автомобили. Таксисты сохранились и здесь, только машин пять-шесть — не больше. А вот зазывали в свои салоны они по-прежнему бодро.

— Я возьму машину, а вы подождите меня здесь, — сказал Серый, но тут же сбился. Вдалеке звучит грохот, будто землетрясение начинается.

— Вы слышали? — шепчет Сергей.

— Скорее всего, взрыв, — хмуро озвучивает Стёпка мои мысли.

— Что же это так громко могло взорваться?

— А ты что, не слышал никогда, как здания взрывают? — усмехается Стёпка.

— Как будто ты слышал, — парирует Серый.

— Нет, но в кино видел, и грохот представляю. Лучше беги, такси заказывай.

Старший ещё несколько секунд тревожно глядит в сторону взрыва, будто ожидает увидеть в небе вертолёты, самолёты или машины похуже, а потом убегает.

— Разворачивай конверт, — сухо просит Стёпка и ёжится.

— А?

— Конверт вскрывай, какой адрес ты сейчас скажешь водиле?

— Точно! — хлопаю себя по лбу. Совсем забыл, вот болван. Достаю из внутреннего кармана конверт таинственного Арнольда и разрываю его. На секунду жуткая уверенность, что внутри чистый лист бумаги, но оппозиционеры не обманули. Вот он — адресок. А внизу небольшой текст о двери в конце восьмой галереи и двух охранниках.

— Всё есть, — говорю. — Можем ехать.

А к нам уже бежит Серый и машет руками.

Он нашёл парня лет двадцати восьми в оранжевом мать его Рено. Не мог другой цвет подобрать. Из-под потёртой шляпы водилы торчали немытые кудрявые волосы. Морщинки в уголках губ и глаз смеялись, зато взгляд мне не понравился. Подленький какой-то.

На переднее сиденье забираюсь я.

— Далеко вам надо, люди молодые!? — весело прикрикивает парень.

Прежде чем назвать адрес, ощущаю неприятный запах затхлости в салоне, да и от водителя несло нечистотами, и среди благоуханий чувствовался запах вчерашней вечерней пьянки.

Я называю адрес и хмуро отворачиваюсь к окну.

— Далековато, конечно! — восклицает шофёр, заводя машину. — В старое доброе время со старыми добрыми пробками плелись бы не меньше четырёх часов, сейчас домчим за минут тридцать. Устраивайтесь поудобнее!

Мы выплываем на пустынную проезжую часть. Некоторое время едем молча, из магнитолы льётся неизвестная мне группа. Ничего не имею против, очень похоже на рок, если бы не гадские для нынешней ситуации слова:

Время ошарашено носится,

Время как жвачка не тянется,

Время не растрачивают те, кто

Знают то, что временем надо платить.

Полагаю, Стёпка хмур как и я, а Серый вдруг задаёт вопрос:

— Это же с кем вы сейчас воюете?

Во дурак.

— Что значит чьих? — усмехается водитель. — Парень, да ты с Чукотки приехал? Хотя и там знают с кем мы воюем. С фашистами ж.

— Так мы ж сними уже в сороковых отвоевали ж?

Вот идиот. Я терпеливо прикрываю глаза.

— Ребят, да вы что, из другого мира?! — восклицает водитель, внимательно поглядывая на дорогу. Шутки шутками, а попал он в яблочко.

— Не обращайте внимания, — вдруг говорит Стёпка. — Это мой брат, он немного больной на голову.

— Ааааа, то-то я вижу, видок у него глуповатый! — восклицает шофёр и поглядывает в зеркало заднего обзора.

Не представляю, какое лицо сейчас у Серёги, но едва сдерживаю улыбку. Уголки губ всё же немного растягиваются.

— А чо это я? — бубнит Сергей. Ох, лишь бы он понял сценарий, а то сейчас, похоже, его самолюбие всё испортит. Но Стёпка затыкает рот брату следующей фразой:

— Они на нас снова напали. Я же тебе говорил сто раз.

— Всё верно! — кивает шофёр, поворачивая на неизвестную нам улицу. — А что же вы его одного отпустили такси ловить? Сейчас время такое, что умных-то обманывают. — С этими словами водитель как-то чересчур добро косится в мою сторону.

— А мы рядом стояли, — тут же отвечает Стёпка. — Вы лучше расскажите ему, кто с кем воюет, он любит это слушать.

Вот Стёпка. Вот молодец.

И вдруг Серый подхватывает:

— Да, я люблю! Очень люблю!

Только делает это слишком уже дурацким голосом, как будто резко превратился в мальчика-дауна. Переигрывает.

— Да что там рассказывать. Третью Мировую они развязали, фрицы эти опять, — ворчит водитель. — Надо было тогда Сталину в Берлин всё-таки войти и снести их к чертям собачьим.

В салоне некоторое время висит пауза, а шофёр то и дело поглядывает в зеркало заднего обзора, да на меня иногда слишком уж любвеобильным взглядом. Может, ждёт, что мы продолжим. А мы и не знаем как.

Но Серёга продолжает подыгрывать, и очень неплохо.

— Так они ж мелкие, — говорит он. — Россия вон какая большая, а Германия совсем маленькая.

— Маленькая, да удаленькая, — ворчит водила. — Они там наплодились как кролики. Вся Россия залезет. И вооружение нехилое. Да они потом всю Европу всколыхнули. По принципу: идём на Россию, кто не с нами, тот против нас. Вот многие и подписались, чтобы на них не нападали.

— А как же Америка? Они такое потерпели? — возмутился Серый.

— А что Америка? Ей главное — не с ней воюют. Она и спряталась. Все от нас отвернулись, — продолжал глаголить водитель. — Китайцы, вроде бы друзья друзьями, а сразу на сторону оппозиции встали. Всем наша огромная территория нужна. Китай, говорят, уже тайгу забил. Вы думайте что хотите, ребятки, а я подозреваю, что Россия доживает последние дни.

— Как-то очень пессимистично звучит, — грустно отзывается Стёпка.

— Смотрите реальности в лицо, — отвечает водила и бросает короткий взгляд на моего друга в зеркало заднего обзора. — В школе, если вы ещё учитесь, вам-то небось поют, что мы победим, но европейцев, кажется, это совсем не волнует. Хотя, Москву, думаю, оставят. Оставят нас жить на клочке территории не больше Латвии, а остальное заберут. Бурятия с тайгой узкоглазым отойдёт. Может, ещё за Владивосток поборются, да там, поди, США нарисуется вдруг в друзьях, да себе всю Камчатку заберёт, правда, не знаю, что они там будут делать. Мне интересно, как наш юг делить будут. Вот это пугает. Не наделают же там массу анклавов.