Блицфриз - Свен Хассель

«Гудериана нужно уволить со службы! — орал он. — Геппнера, этого преступного дилетанта, тоже!»

«Отлично!» — пробормотал начальник отдела личного состава генерал от инфантерии фон Бургердорф, делая запись в карманном дневнике.

«Разве я не приказывал войскам держаться и фанатично сражаться до последнего патрона? — кричал Гитлер. — И что происходит? Как только недочеловеки начинают отвечать огнем, мои жалкие солдаты бегут, как перепуганные зайцы! Мне стыдно за немецкий народ. Если б я не чувствовал себя призванным вести его, то немедленно ушел бы в отставку!»

Он злобно ударил по стулу ногой, тот отлетел и ударился о ноги генерала Фельгибеля, который не смог удержать сдавленного вскрика боли.

Гитлер бросил на начальника связи убийственный взгляд.

«Фельдмаршала фон Бока нужно снять с должности командующего группой армий "Центр и я запрещаю ему впредь появляться в мундире. Гальдер сообщил мне, что он потерял миллион сто тысяч человек убитыми и тяжело раненными, но это не больше, чем они заслуживали! Катастрофа? Нет, пропалывание! Только трусливые свиньи позволяют убивать себя этим недочеловекам. Я запрещаю награждать или повышать в звании всех людей из среднего эшелона, пока они не оправдаются службой на других участках фронта!».

Гитлер приказал сместить еще тридцать восемь генералов, а двенадцать — казнить. Он продолжал неудержимо бушевать, требуя крови других в расплату за провал собственных опрометчивых планов.

Генерал-танкист Модель едва не лишился жизни, когда объяснил, что армии Наполеона вошли в Россию двадцать второго июня[86] и были в Москве четырнадцатого сентября, восемьдесят шесть дней спустя. Притом эти армии передвигались пешком, однако четырнадцатого сентября сорок первого года танковые войска Гитлера находились еще в трехстах километрах от Москвы.

Гитлер целых пять минут стоял, будто каменное изваяние, глядя на невысокого генерала. Потом взорвался протяжным, стонущим воплем и швырнул ему в голову пачку документов.

«Вы смеете говорить, что фюрер великой Германии уступает этому смешному, маленькому корсиканскому бандиту! Человеку, который стал офицером только благодаря времени, в котором жил! Только дегенеративные французы могут гордиться такой личностью. Модель, вы лишаетесь своей должности! И больше не показывайтесь мне! Вы оскорбили Германию!»

Неделю спустя Гитлер был вынужден приказать Моделю руководить отступлением. Шестеро других генералов от этого отказались. Гитлеру пришлось чуть ли не встать на колени перед своими командирами. Двое из них были отправлены в концлагерь, но не сдались.

Гитлер не останавливался ни перед чем, демонстрируя свою властность и жестокость. Уходящим на фронт войскам было приказано стрелять по изменникам, которые позволяли противнику прорвать линию фронта. Бессчетное количество солдат, отчаянно сражавшихся, чтобы противостоять медвежьей хватке русских, было казнено своими. Их без суда ставили к стенке. Оставшиеся без оружия гибли. Если они протестовали, их заставляли замолчать ударами прикладов, а потом они падали под пулями расстрельной команды.

КАПИТАН-АЗИАТ

Главный механик пятой роты Вольф отважился явиться на передовую. Тяжело дыша, он усаживается на орудийный лафет и задумчиво закуривает одну из тех особых сигар, которые курят только он и штабные генералы. У него самая большая частная транспортная рота в немецкой армии. Купить у Вольфа можно все — особенно за твердую валюту.

Перед ним настороженно лежат два злобных волкодава. Их желтые глаза жадно разглядывают нас. Стоит их хозяину щелкнуть пальцами, и они разорвут нас на куски. Дорогое офицерское пальто на меху придает ему вид опереточного генерала, играющего в театре на какой-нибудь захудалой улочке Вены. Его пуговицы и нагрудные знаки из чистого серебра. На голове у него, разумеется, высокая меховая шапка, на боку сабля, которой невозможно разрубить пополам редиску. Любой другой был бы наказан за такое нарушение формы одежды.

Скрещивать оружие с главным механиком Вольфом никто, кроме Порты, не осмеливается. Для любого другого это означало бы мучительную смерть — от голода!

— Какого черта тебе нужно, старый механик-драгун? — с подозрительностью спрашивает Порта.

Вольф снисходительно улыбается, сверкая всеми золотыми зубами сразу. Зубы у него не скверные. Совсем наоборот; но он считает полный рот золота символом высокого положения. Когда мы захватили русское передвижное стоматологическое отделение вместе с персоналом, Вольф покрыл все зубы золотом. До этого на улыбки он был скуп.

Теперь главный механик постоянно улыбается.

— Пришел попрощаться, — притворно улыбается он.

— Уезжаешь? — восторженно спрашивает Порта.

— Я — нет. Уезжаете вы! — коварно улыбается он.

— Откуда вам, жуликам, это становится известно? — недоверчиво спрашивает Порта, охваченный зловещим предчувствием.

Если Вольф пренебрег опасностями передовой, чтобы принести это известие, то явно не только с целью доставить удовольствие Порте.

— Не твое дело, откуда, но, как ты должен понимать, у главного механика есть своя агентурная сеть, — высокомерно отвечает Вольф. — Где те три ЗИСовских транспортера, которые ты спер? Там, куда вы пойдете, они тебе не понадобятся. Что скажешь по поводу небольшой быстрой сделки? Могу предложить первоклассное боевое снаряжение для всего второго отделения плюс ППШ и двойной запас патронов. Лично для тебя — мешок с полутора центнерами продуктов. В ближайшем будущем они тебе очень понадобятся. Но решай сам, уходить ли с сухим пайком на три дня — и даже без корки бекона. Так проголодаешься, что в Берлине будет слышно, как урчит у тебя в животе.

— Выкладывай, нечестивый тип, — говорит, становясь подозрительным, Порта. — Куда я отправляюсь?

Вольф с задумчивым видом отрезает себе кусок салями. Он не пытается скрыть, какое удовольствие доставляет ему беспокойство Порты.

— За это — пятитонный ЗИС, — говорит он, проглотив колбасу и поковыряв ножом в зубах.

— Поцелуй меня в задницу, приятель, — отвечает Порта, угрожающе вертя пистолет. — Этот ЗИС — мой обратный билет в Берлин.

— Спасибо за информацию, — говорит Вольф, обнажая все зубы в торжествующей улыбке. — Я не был уверен. Судя по слухам, у тебя есть припрятанная батарея 150-миллиметровых гаубиц.

— Мало ли ходит сортирных слухов, — неторопливо отвечает Порта. — На кой черт мне гаубицы? Я что, артиллерист?

— Ты знаешь, в чем здесь дело, — грубо, но почти дружелюбно говорит Вольф. — Задница немецкого вермахта крепко увязла в снегу. Будет не просто нехватка орудий. Ты можешь получить за эту батарею что угодно, сынок, как только раскроешь карты.

— Ее реквизируют, как только я сделаю предложение, — заявляет Порта, изо всех сил стараясь казаться наивным.

Вольф громко хохочет и отпивает большой глоток из серебряной фляжки, не предлагая больше никому.

— Чушь, мой дорогой сын! Ты знаешь, как ее сбыть.

— Смотри, не поперхнись, — отвечает с мрачным видом Порта. — Немецкий стрелковый клуб скоро начнет быстренько отступать, а Иван и гроша ломаного не даст за твой транспортный парк. Когда тебя отправят на Колыму, я поеду туда добровольно ради удовольствия посмотреть, как ты будешь медленно умирать в свинцовых рудниках! Твоим чертовым волкодавам отрежут хвосты и воткнут их так глубоко тебе в задницу, что не сможешь их вытащить, и дадут работу метельщика, когда кончится война!

— Херовина, сынок, — беззаботно отвечает Вольф. — Весь мой транспорт уже в надежном месте, тебе доставит радость это узнать! Твой ЗИС мне нужен только для того, чтобы вытащить последние машины. У меня есть хорошее местечко в Либау, сынок. Надежная гавань. Если наша победоносная армия отступит слишком далеко, я могу отправиться морем в Швецию. У них там демократическое правительство, и они считают своим долгом принимать ребят из жестокого мира за их границами и заботиться о нас.

— Как только тебе это удалось? — спрашивает Порта с нескрываемым восхищением.

— Для главного механика это просто. Передвижения по России нетрудны, если ты прошел армейскую школу гауптфельдфебелей и знаешь, что к чему, — объясняет Вольф, лукаво потупив взгляд.

— Когда-нибудь тебя повесят, — говорит Порта с дружеским восхищением, не пытаясь скрыть, что не огорчится этому нисколько.

—Этому не бывать, — говорит с усмешкой Вольф, — но я уверен, что ты окончишь свою гнусную, жалкую жизнь в петле. Если буду там, окажу тебе услугу. Срежу, пока вороны не расклевали тебя, сынок!

— Знаешь, ты, сын шелудивого волка и облезлой динго, тебе предстоит отдать жизнь за фюрера, семью — если ты только смог ею обзавестись — и отечество, — со злобной выразительностью говорит Порта. — Ты самый подлый ублюдок, какого я только встречал.