Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том V - Валентин Бочкарев

— Напечатать особой книжкой, — сказал Тимковский: — политические журналы и даже политические статьи в журналах у нас воспрещены.

— Но теперь обстоятельства переменились, и государь непременно позволит. Если бы только найти редактора…

Редактор, как известно, нашелся; государь даже пожаловал Гречу на первые расходы тысячу рублей и пожелал, чтобы журнал начал выходить как можно скорее, почему Греч, не дожидаясь нового года, стал выпускать его с октября месяца. Журнал предназначался «для помещения реляций и частных известий из армии, для опровержения вредных толков насчет хода происшествий, для сосредоточения патриотических мнений». Так намечалась сверху цель журнала, в редакции которого приняли участие «вельможи-патриоты» Уваров и Оленин. Сам издатель немного позднее («С. От.», 1813 г., X, стр. 244), оглядываясь на пройденный путь, сообщал своим читателям, что в то тревожное время, когда «неприятель тлетворным дыханием своим распространял повсюду ужас, боязнь и недоумение», он (Греч) направлял все свои усилия к «вящему ободрению мужественных, восстановлению малодушных, изобличению бесстыдного хищника в лжах и злодействах». С этой целью журнал, выходивший «каждый четверток», давал речи, рассуждения, воззвания, исторические и политические статьи, выписки из иностранных журналов, анекдоты, стихотворения и т. д. Пользуясь покровительством, журнал очень быстро получал из главной квартиры реляции и известия о войне, и эта свежая осведомленность вместе с резко патриотическим характером статей создавали ему популярность: конечно, не один Вигель «с жадностью читал эти жиденькие книжки, исполненные выразительных, даже бешеных статей» (Вигель, «Записки», ч. ІУ, стр. 80, см. еще Остафьев. архив, ч. I, стр. 8). В этих нередко, действительно «бешеных» статьях давалось освещение событий, проводилась своеобразная «философия» текущей истории, которую мы найдем, правда, не в таком ярком виде, и в других журналах того времени[114].

Н. И. Греч.

Открывалась первая книжка журнала упомянутой выше статьей Арндта, «Глас истины», которая сразу задавала тон, и по форме и по мыслям, последовавшему за ней литературному материалу. «Кровожадный, ненасытимый опустошитель, разоривший Европу от одного конца ее до другого, не перестает ослеплять всех своим кощунством и лжами», так выразительно начиналась статья. Автор намеревался показать верное изображение Наполеона в «ужасном зерцале»; он представляет его себе «сидящим на престоле своем посреди блеска и пламени, как Сатана в средоточии ада», вокруг него горят города и деревни, в пламени и развалинах Москва. Но у русского народа верные сподвижники: «первый есть Бог сил», вторые союзники: свобода, Отечество, честь; далее — гнев и мщение, тихие молитвы, обеты и желания. Россиянам, народу «единственному», сильному и храброму, выпадает на долю бессмертная слава «сражаться за свободу и честь своего Отечества, подвизаться за свободу и честь всей Европы». Жребий брошен! «Идет великая брань, дело Божие, дело правосудия и свободы!» Россия стряхнет железное иго, и после бури наступят времена мира и благополучия: «цари на престолах, дворяне в поместьях своих, граждане и крестьяне в своих домах и хижинах насладятся безопасностью». В том же воинственно-патриотическом, приподнятом тоне, отвечавшем общему настроению («нам тогда было не до простоты», говорит Греч в «Записках»), пошли и другие статьи: во втором номере статья «Глас русского» повторяла основные мысли «Гласа истины», в особенности выдвигая мотив мщения за оскорбленную и разоренную Москву; «ложные защитники свободы, мнимые герои просвещения не пощадили ничего»: ни святости храмов, ни древности зданий, ни святилищ наук. Горящая Москва требует мщения: «да будет во всех сердцах одно чувство, во всех устах один крик: мщение!» К борьбе за свободу, к мщению и мужеству призывал А. Куницын («С. От.», № V, 173): «пусть нивы наши порастут тернием, пусть села наши опустеют, пусть грады наши падут в развалинах, — сохраним единую только свободу, и все бедствия прекратятся»… Куницын уверен, что «мы умрем свободными в свободном отечестве»: враги уже поколебались… Для «вящего ободрения мужественных и восстановления малодушных» «С. Отечества» помещал анекдоты о геройских подвигах русских воинов и вооруженных крестьян; для этого же предлагались примеры народов, с малыми силами успешно отстаивавших свою независимость: так, в отрывке из «Истории освобождения соединенных Нидерландов» (Шиллера) изображался бедный и невоинственный от природы народ, однако нашедший в себе силу «противоборствовать беспредельной власти и несметным силам первого Монарха Европы»; в статье «Поход Дария в Скифию» проводилась еще более близкая аналогия, защищался самый способ оборонительно-отступательной войны, и показывалось, как, несмотря на перевес в численности и опытности войск Дария, «народ свободный, приверженный к Отечеству, Царю и вере праотцев своих, обратил его в постыдное бегство». Наиболее же излюбленным примером национального мужества и геройской защиты родины являлись испанцы в их борьбе с «Бонапартовыми французами». «Сын Отечества» напечатал даже особый «Гражданский катихизис» испанцев, где, между прочим, стояли такие вопросы и ответы:

В. Кто враг нашего благополучия?

О. Император французов.

В. Кто он таков?

О. Новый, бесконечно кровожадный и корыстолюбивый властелин, начало всякого зла и искоренитель всего добра; скопище всех пороков и злодейств.

В. Сколько он имеет естеств?

О. Два: сатанинское и человеческое.

В. Отчего происходит Наполеон?

О. От ада и греха…

Нападки на Наполеона, этого недавно еще «великого мужа», как называл его сам же Греч (в ж. «Гений времен», 1809 г.), идут беспрерывно в самом яростном тоне, иногда переходя в прямую брань: он лютостью подобен тигру, лицемерием равен гиене; это — «величайший убийца и зажигатель всемирной истории», «новый Каракалла», «фабрикант мертвых тел, имеющий на ежемесячный расход свой по 25 тысяч французских и союзничьих трупов» и т. под. Из двух его естеств, по испанскому катихизису, выдвигается исключительно «сатанинское»:

«В сем городе разнесся слух,Что будто Бонапартов духИз этой жизни в ад переселился.Ну, что ж! Щастливый путь! в отчизну б возвратился!»

А. Н. Оленин. (раб. Оленина).

В запальчивой злобе, понятной в тогдашних условиях, Наполеону отказывали не только в административных талантах, но даже и в дарованиях военных: он не более, как «счастливый сын случая». Ожесточенное преследование не ограничивалось Наполеоном, с него оно переходило и на весь французский народ, шло еще далее и глубже — обращалось к идеям и принципам французской революции и французской литературы XVIII в. «Кто враги наши?» спрашивает автор статьи «Голос русского» и отвечает: «Народ корыстолюбивый и надменный, невмещающий ни великой мысли, ни глубокого чувства, — народ с развращенным воображением и хладным сердцем, гибкое орудие в руках тирана». В любопытных письмах из Москвы в Нижний Новгород (1813, XXXV) французской нации предрекается скорое исчезновение; «жиды, хотя и без Отечества, но имеют некоторое политическое существование»: религия служит скрепой их общественного союза; положение французов хуже, им остается одно — «быть особливым родом цыган: старые меняют лошадей, ворожат, пляшут; новые будут делать помаду, чепчики и учить танцовать»; на большее француз и неспособен: возьми из них любого наудачу, «перегони его в кубе, — выйдет парикмахер». Проповедуется новая континентальная система, долженствующая установить политическое равновесие в Европе; а по отношению к французам она должна применяться, «доколе не вымрет нынешнее развращенное поколение». Этот разврат, по мнению публицистов «Сына Отечества», вытекает из начал освободительной философии XVIII в., исходит от французской революции, порождением которой является Наполеон: в нем адом изверженная французская революция сосредоточила все свои силы. Поэтому, вполне последовательно со своей точки зрения «С. Отечества» с первых же книжек ополчается бранью против «мудрования философов», этого «душевного яда», который мы свободно глотаем из книг, разговоров, театральных зрелищ, школьного учения. «Тот век, — говорится в „Мыслях и правилах“ („С. Отеч.“, 1812, № VIII, стр. 73), — в который свобода мыслить почиталась своевольством, произвел Фенелонов, Боссюетов, Корнелев, Расинов и других светил ума человеческого; но последующий за ним, столь неправильно названный веком просвещения, покрыл вселенную мраком ложной философии, в котором Вольтеры, Руссо, Монтескье, Дидероты блистали наподобие всепожирающих молний». Чтобы загасить эти молнии, чтобы уничтожить революцию в корне, надо идти в Париж; там «она доселе гнездится, и в Париже только можно истребить сие чудовище».