Отчаянная девчонка - Мэг Кэбот

Не успела я снять кепку, как на меня набросился Джо.

– Джозеф! – прикрикнула на него Сьюзен. – Отстань от Сэм. Сэм, пойдем–ка лучше на кухню.

Я хотела было сказать, что зашла только на минутку, но Сьюзен снова улыбнулась, внимательно взглянула на меня, и я, как загипнотизированная, пошла за ней.

Стены на кухне были выкрашены ярко–голубой краской, такого же цвета, что глаза Сьюзен. Вместо того чтобы залить пакетики кипятком, моя учительница заварила чай по всем правилам и нарезала багет. Затем достала горшочек масла, варенье и поставила все на стол.

Попробовав хлеб, Сьюзен с изумлением сказала:

– Просто невероятно! Такой вкусный багет я ела только в Париже.

Мне, конечно, было приятно.

– Как вы отпраздновали День Благодарения? – спросила я, немного осмелев. Конечно, вряд ли художники интересуются такими пустяками, как национальные торжества, но ничего более умного, увы, не пришло мне в голову.

– Неплохо, спасибо, – кивнула Сьюзен. – А ты?

– Тоже неплохо, – неуверенно отозвалась я.

И снова повисла тишина. Если честно, неловко не было: уютно свистел чайник, за окном чирикали птицы. Наконец Сьюзен заговорила;

– Знаешь, есть у меня один план на лето.

– Правда? – с энтузиазмом подхватила я. – Какой?

– Я решила не закрывать студию, чтобы ребята вроде тебя или Дэвида могли приходить в любое время и рисовать. Устроить нечто вроде летнего лагеря.

Услышав имя Дэвида, я вздрогнула:

– Ух ты, здорово!

Чайник закипел. Сьюзен дала мне синюю кружку с надписью «Матисс», себя взяла желтую «Ван Гог» и, сев обратно, внимательно на меня посмотрела:

– А теперь, Сэм, расскажи мне, зачем ты пришла,

В первое мгновение я решила соврать что–нибудь насчет того, что собиралась к бабушке и зашла по дороге, но взглянула на Сьюзен и не смогла.

И тогда я рассказала все – и про Джека, и про Дэвида, про президента, конкурс и Марию Санчес. А закончила словами:

– И самое ужасное, что вчера я узнала – у Долли Мэдисон был только один ребенок от первого мужа, а не от Джеймса Мэдисона. И мы с ней не родственницы.

Я говорила, глядя в кружку с чаем, и теперь, подняв голову, поняла, что ничего не вижу. Может, потому, что глаза мне застилали слезы,

Сьюзен слушала мои откровения, ни разу не перебив. Теперь она глотнула чая и медленно проговорила:

– Но, Саманта, разве ты не понимаешь? Дэвид уже объяснил тебе, что делать.

Я с недоумением посмотрела на нее. Джо, спикировал и радостно выдрал у меня клок волос, но я даже не ойкнула.

– Что… что вы имеете в виду? Он ведь сказал только, что не будет говорить с отцом насчет Марии и конкурса.

– Да, – мягко улыбнулась Сьюзен. – Но ты его не услышала, Сэм. Слушать и слышать не одно и то же, равно как и смотреть и видеть.

Вот! Я знала, что обращаться надо именно к Сьюзен. До этого мне и в голову не приходило, что можно слушать человека, но не слышать его.

– Дэвид, – продолжила Сьюзен, – упомянул, что у тебя, как у всех граждан Америки, есть право на свободу слово.

– Да. И что с того?

– У тебя, – сказала Сьюзен с нажимом, – у тебя есть право на свободу слова.

– Да, да, это ясно, но что… – И вдруг я все поняла: – Боже, нет, – выдохнула я. – Неужели он действительно ЭТО имел в виду?

Сьюзен спокойно отломила кусок багета:

– Знаешь, Сэм, Дэвид всегда говорит то, что думает. Он ведь далек от политики и хочет быть архитектором.

– Не может быть, – прошептала я. Оказывается, я ничего не знала о Дэвиде, кроме той истории с сервировкой стола. И мне стало очень грустно: ведь теперь, наверное, уже поздно расспрашивать.

– Да–да! – продолжала Сьюзен. – И теперь, думаю, тебе понятно, почему он не хочет вмешиваться в дела отца.

Я кивнула, до сих пор до конца не осознав услышанное.

– Вот так, Сэм. Все очень просто.

– Что просто?

– Просто найти выход. Тебе всего–то надо было раскрыть глаза и увидеть то, что лежит прямо перед тобой.

Реальность происходящего куда–то уплывала: я сидела на кухне у Сьюзен Бун, у женщины, которую совсем недавно терпеть не могла, и она только что изменила мой взгляд на мир. Из оцепенения меня вывел стук в дверь. На кухню зашел высокий парень с длинными волосами, забранными в хвост, и красивым мужественным лицом. В руках он держал полные пакеты продуктов. Он был младше Сьюзен минимум лет на двадцать.

– Привет! – весело сказал он, рассматривая меня.

– Привет, – неуверенно отозвалась я, гадая, кто это может быть. Сын? Но Сьюзен ни разу не говорила, что у нее есть семья и дети.

Правда, тогда я умела только слышать, а не слушать.

– Пит, это Саманта Мэдисон, моя ученица. Саманта, это Пит.

Парень поставил пакеты и протянул мне руку, на которой была вытатуирована эмблема Харли Дэвидсон.

– Очень приятно, – отозвался Пит. – О, у вас тут что–то вкусное,

Он взял стул и сел к нам. И стало понятно: никакой он не сын Сьюзен. Он просто ее бой–френд.

И я еще раз поняла, что очевидное очень часто бывает прямо перед глазами. Его просто надо увидеть.

24

Вспомнив, что Дэвид говорил о свободе слова, я выбрала из всех журналистов Кандес Ву. Она оказалась довольно жесткой: в ответ на запрещение фотографировать картину Марии Санчес, Кандес сказала, что Белый дом – собственность граждан Америки и она имеет на это полное право.

Наконец мистер Байт сдался, и я, показав известной журналистке рисунок Анжи Такер, сказала, что это очень удачная работа, но лучшую все–таки прислала Мария.

– Саманта, это правда, – перед камерой Кандес честно спрашивала лишь то, о чем мы договаривались, – что президент попросил тебя выбрать другой, менее политизированный рисунок?

Я обдумывала ответ все утро.

– Мисс Ву! Президент, скорее всего, не учел, что современную молодежь интересуют не только походы в кино. Нам есть что сказать, и мы хотим, чтобы нас услышали. Этот конкурс – прекрасная возможность для подростков выразить свое отношение к разным социальным проблемам.

– Ты хочешь сказать, что человек, чью жизнь ты спасла, не доверяет твоим решениям?

– Думаю, есть многое, чего я пока не понимаю, – уклончиво ответила я.

– Снято, – удовлетворенно сказала Кандес. Не успела я вернуться домой, как зазвонил телефон.

Я сняла трубку.

– Саманта! – Голос президента меня прямо–таки оглушил. – Оказывается, я не одобряю твой выбор!

– Понимаете, сэр, лучшая работа принадлежит Марии Санчес из Сан–Диего, но насколько я поняла, вы…

– Она–то мне и нравится! – сказал президент. – Тот рисунок с простынями.