Ватикан - Антонио Аламо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что же — ему не хватает простых молитв?
— Полагаю, что нет, вы же сами видели, — сказал Малама. — Дело в том, что он находится в состоянии постоянного транса, вы обратили внимание? Какая-то часть его всегда пребывает в мире ином. Он постоянно улыбается, как обезьянка. Смотрит на вещи отстраненно, не позволяя им влиять на себя: он — человек созерцательный, если не сказать боязливый. А уж коли он такой, то ни Хакер, ни Сатана нимало не заинтересованы в его душе. Уверяю вас — если здание Церкви завтра рухнет, его высокопреосвященство Ксиен Кван Мин даже мизинцем не пошевельнет. Взаимодействие с действительностью его не интересует. У меня такое впечатление, что этот мир вообще абсолютно не интересует его. Для него все — ложь, обман, что-то вроде игры, которую он бесстрастно наблюдает.
— И, конечно, поэтому он предпочитает никогда не высказывать собственного мнения.
— Нет, не поэтому.
— Тогда почему?
— Никто точно не знает, почему Ксиен Кван Мин так неразговорчив или попросту всегда молчит. Официальная и вполне правдоподобная версия в том, что его пытали и, кажется, вырезали язык.
— Кто?
— Коммунисты.
— Коммунисты? Сукины дети!
— Да, эти чертовы сукины дети, это отродье Сатаны. Так или иначе, его высокопреосвященству повезло.
— Почему?
— Потому что, если бы он заговорил, Хакер отлучил бы его. Если бы вы знали, сколько людей было отлучено за последнее время! Ходят слухи, что у себя дома он поклоняется образу Будды. Повторяю, он большей частью пребывает в мире ином, словно уже умер. Наши муки и беды ему совершенно чужды. Думаю даже, что он над нами смеется. Да, вполне вероятно.
— Интересно, — только и нашелся что сказать брат Гаспар и объяснил, что всего несколько часов назад его подвергли допросу от лица Священной конгрегации по вопросам вероучения и адвокатом назначили именно его высокопреосвященство Ксиен Кван Мина.
— Адвокат без языка, да к тому же погруженный в восточную медитацию! Как он собирался защищать вас? Видите теперь, как ведут себя эти люди! Хитрецы!
Гаспар кивнул.
— Как вообще они осмелились подвергнуть вас допросу? Какие показания рассчитывали услышать?
Брат Гаспар максимально подробно изложил перипетии судилища: критику его книги, очную ставку с Кьярамонти и жалобы на него со стороны Государственного секретариата, равно как и бурную сцену в кабинете монсиньора по поводу брифинга о целибате. Под конец он упомянул о пастырском послании, которое ему было поручено составить и которое Папа собирался прочесть завтра на площади Святого Петра.
Его высокопреосвященство кардинал Эммануэль Малама впал в задумчивость и вдруг спросил:
— Вам не кажется — тут не пахнет лососиной?
— Лососиной? — сказал брат Гаспар, принюхиваясь и делая вид, что не чувствует запаха балыка, но было ясно, что сандвичи так и не прижились у него в желудке. — Н-нет, ваше высокопреосвященство, вроде бы нет…
— Брат Гаспар, — прервал его Малама, — вам никогда не хотелось иметь детей?
— По правде говоря…
— Это потому, что вы недостаточно об этом думали, — снова прервал его кардинал.
— Возможно.
— Разрешите дать вам один совет: заведите детей.
— Но, ваше высокопреосвященство, я…
— Монах? Все это слова, брат Гаспар, слова, и только. Высшее обязательство перед жизнью — продолжение рода, это единственное, что мы наверняка знаем о Боге. Сейчас голова у меня занята другим, но несколько лет назад я пережил по этому поводу настоящий кризис: я сетовал, что у меня нет потомства и женщины, которая была бы рядом, когда придется умирать, никого, с кем я мог бы поделиться воспоминаниями, разделить тяжесть борьбы и радость победы, никого, кто разругался бы со мной из-за того, что я заляпал скатерть или опрокинул тарелку с супом. Понимаете, что я имею в виду?
Брат Гаспар кивнул.
— Известно ли вам, почему Кардинальская коллегия постоянно муссирует тему целибата? Потому что Церкви прежде всего нужна абсолютная самоотдача ее служителей, а для этого они должны жить вдали от женщин, вдали от мира и вдали от жизни… Пусть трудятся только во имя Церкви, чтобы вся их чувственность, нежность, производительные силы (да-да, именно производительные силы), так же как и их воображение, полностью выплескивались только на нее… Каждый из наших стоит четырех-пяти, работающих на другое предприятие. Всего одиннадцать тысяч человек хлопочут о внутренних нуждах более чем миллиарда. Вы когда-нибудь задумывались, что это самая эффективная бюрократическая система в мире? Целибат предоставляет самую дешевую рабочую силу, к тому же самую послушную, самую сосредоточенную на себе, а для этого потребовалось свести к нулю любое участие женщин, всякое желание интимности, нежности, реальных отношений с другим человеком. От целибата с его лишением права оставлять наследство, что лишает жену или детей возможности воспользоваться капиталом покойного священника, в значительной степени зависит процветание Церкви. Целибат — великая уловка Церкви и один из секретов ее тысячелетнего успеха.
Когда кардинал Эммануэль Малама закончил свою пламенную речь, в глазах у него стояли слезы, а брат Гаспар был напуган, услышав столько глупостей разом.
— Но так было не всегда! — снова взорвался кардинал. — На протяжении первого тысячелетия целибат накладывался только на епископов! Блаженны те, кто познал человеческую любовь. Вам довелось познать ее, брат Гаспар?
Хотя и несколько застыдившись, Гаспар вынужден был признать это.
— И как она вам показалась?
— Честно?
— Конечно.
Брат Гаспар только возвел глаза.
— Конечно, — повторил кардинал.
На мгновение возникла пауза.
— И я представляю, — сказал его высокопреосвященство, — как вы, будучи таким молодым… кстати, сколько вам лет?
— Да уж скоро сорок.
— Я представляю, как временами… Ладно, чего уж, вы знаете, что я имею в виду.
Гаспар кивнул.
— И что вы делаете? Идете к девкам или у вас есть подружка?
— Нет, я утешаюсь сам.
Его высокопреосвященство бросил на Гаспара пронзительный взгляд.
— Я не погрешу против правды, ваше высокопреосвященство, если скажу, что по возможности стараюсь исправиться. Ведь в конечном счете что я такое? Ничтожество, а мирские удовольствия, столь сладостные, соблазняют и смущают нас. Больше всего я хочу смирения, хочу оставаться никем, но плоть моя слаба. Иисус знает это и поэтому каждый раз, когда… ну, вы понимаете, Иисус Христос такой добрый, что всякий раз прощает меня. Не будь это так, мне и в голову бы не пришло совершать столь тяжкий грех.
— Бесстыдник! — воскликнул Малама.
— Что?
— Оправдание ваше с душком, брат Гаспар.
Монах покраснел.
— О, женщины!.. — призывно воскликнул кардинал, и кто знает, какие сцены вновь переживал при этом облаченный в пурпурную мантию Эммануэль Малама, какая опустошительная буря чувств пронеслась у него внутри, как память впилась в него своими акульими зубами, но в данном случае речь идет о воспоминаниях, которые, сознавая собственную незавершенность, способны лишь изрыгать желчь. — Вы нужны мне, брат Гаспар, — внезапно сказал Малама. — Оставайтесь со мной, будем работать вместе, дадим решительный бой, вы и я… Вы и я против всех… Сейчас у меня нет секретаря. Хотите занять это место? Тогда оно ваше. Мне будет несложно проделать необходимые формальности, чтобы освободить вас от нынешних обязательств.
— Мне надо подумать, ваше высокопреосвященство.
— На раздумья нет времени, брат Гаспар: мы стремительно катимся в бездну. Не думайте, брат мой. Соглашайтесь.
Ситуация складывалась дьявольски запутанная: брат Гаспар Оливарес, будущий архиепископ Лусаки, Замбия, вдруг превращался в секретаря его высокопреосвященства Эммануэля Маламы, нынешнего архиепископа той же епархии.
— Так вы согласны или нет, брат Гаспар?
— Да, согласен, — ответил доминиканец, — но не могли бы вы дать мне задаток?
— Что?
— Я говорю, не могли бы вы, ваше высокопреосвященство, дать мне задаток. Кажется, я уже упоминал, что остался без гроша.
— Ничего удивительного; этот город стал немыслимо дорогим, к тому же он полон всякого рода обирал.
— Тысяча благодарностей, ваше высокопреосвященство.
Они снова замолчали, и брат Гаспар приготовился, что его высокопреосвященство начнет шарить по складкам кардинальской мантии, но этого не случилось.
— Само собой, ни один человеческий ум не в силах постичь замыслы Божий, уготованные Им для рода людского, но нам, вам и мне, брат Гаспар, дана власть давить гадин, так что помните об этом, когда будете встречаться с Хакером, и тогда, когда будете составлять порученное вам пастырское послание: говорите правду о том, что знаете, и не поддавайтесь соблазну слов. Чем суше слова, чем обнаженнее, тем эффективней они действуют. Помните о примере евангелистов: они всегда переходили прямо к сути и без обиняков и прикрас говорили то, что должны были сказать. Но…