Америkа (с примечаниями редактора) - Кирилл Еськов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше история "Чертовой дюжины диверсантов" выплеснулась на страницы газет, причем не только английских. Общественное мнение, как водится, раскололось: одни призывали "сперва спасти англичан от страшной смерти, а всё прочее - там видно будет", другие - требовали "не поступаться принципами". Правительство, хотя и не без колебаний, склонилось ко второму варианту: таки да - "мы не поддадимся на шантаж" и "пусть рухнет мир, но свершится Правосудие". Ситуация очевидным образом зашла в тупик, и тут Мартьянов получил два частных письма.
Одно письмо было от матери лейтенанта Рэй-Ланкастера, урожденной графини Эссекс. Вполне соглашаясь с тем, что Компания вовсе не обязана вызволять англичан из индейского плена, она предлагала лично профинансировать спасательную экспедицию: их семья достаточно влиятельна и богата - что скажет господин посланник о сумме в девяносто тысяч фунтов, перечисленных на счет Компании, или на иной счет по его указанию? Она проводит дни и ночи в молитвах за своего Генри, заклиная Господа не допустить хладнокровного убийства ее единственного сына - совершенно к тому же бессмысленного... Мартьянов почтительно ответил графине, что в ее печальных обстоятельствах действительно лучше положиться непосредственно на Господа, нежели на Святого Георгия с его кавалерией; что он тоже молится вместе с ней, и у него есть отчетливое предчувствие (слово "предчувствие" было подчеркнуто на письме дважды), что всё окончится хорошо; впрочем, тс-с-с! - не следует поминать о таких вещах вслух, ведь удачу так легко спугнуть...
Автором второго письма был герцог Веллингтон, собственной персоной; старый полководец уже почти десять лет как удалился от дел, оставаясь, однако, непререкаемым моральным авторитетом для англичан, великодушно простивших национальному герою его не слишком удачное премьерство. Победитель Наполеона писал, что взяться за перо его побудили причины сугубо личные. Ведь это именно он создал во время Испанской кампании Дявяносто второй батальон специального назначения для разведывательных и диверсионных операций во французском тылу во взаимодействии с местными герильерос, и оттого ощущает свою ответственность за случившееся сейчас с бойцами батальона. Сам он находит прекрасным исповедуемый калифорнийцами принцип "Мы своих не сдаем, никому и никогда", и восхищается их решимостью идти до конца в попытке вызволить своих людей из английских тюрем. Однако, как ему сдается, путь этот именно что уже пройден до конца, и дальше следовать той дорогой просто некуда: на Даунинг-стрит*
--------------------------------
*Даунинг-стрит - улица в Лондоне, на которой расположены резиденция премьер-министра Великобритании и Министерство иностранных дел; в переносном смысле - британское правительство (прим. ред.).
---------------------------------
все равно уперлись вмертвую и не отступят, считая это "потерей лица", а если те индейцы и в самом деле примутся резать британских пленников, ответственность за эту бойню - как ни крути - всё равно ляжет на Петроград (при том, что сам он отлично понимает, по своему испанскому опыту, всю сложность и деликатность задач по взаимодействию со всякого рода иррегулярными союзными силами). Он не станет комментировать казнь Бонда и Мак-Грегора (хотя кое-что можно бы сказать и тут...), но уж убийство военнопленных, не запятнавших себя какими-либо преступлениями против местного населения - это крайняя подлость, идущая вразрез всем законам, божеским и человеческим. "Мне кажется, - заключал фельдмаршал, - что это тот самый случай, когда честь и рассудок говорят в один голос: вам следует просто освободить этих парней. Я уверен, что это весьма благотворно повлияло бы на британское общественное мнение и, со своей стороны, даю слово сделать всё лично от меня зависящее для облегчения участи ваших шпионов".
Мартьянов в учтивых выражениях поблагодарил полководца, выразил восхищение тем, что тот тоже "не сдает своих людей" и согласился с его оценкой ситуации: в возникшей патовой позиции настоящую силу покажет тот, кто просто уступит; по имеющимся у него сведеньям, эта точка зрения разделяется и многими в руководстве Компании. Что же касается "шпионов", продолжал его степенство, кажется, именно на родине герцога выработана чеканная формула: "Дипломат - это джентльмен, бессовестно лгущий во имя своей Родины". Так что ему как-то не очень понятна принципиальная разница между теми, кто по приказу своей Родины готовит взрыв железнодорожного моста во вражеском тылу, и теми, кто по такому же точно приказу крадет у врага военные чертежи. Видимо, тут есть какой-то нюанс, самоочевидный для аристократа, но совершенно ускользающий от купчишки вроде него...
Как бы то ни было, буквально через несколько дней после означенной переписки прибывший из Нового Гамбурга пароход привез в Амстердам благую весть, отозвавшуюся по всей Европе газетными шапками: "Диверсанты Рэй-Ланкастера вызволены из индейского плена калифорнийскими коммандос! Бойцы Дявяносто второго батальона переданы Русско-Американской компанией петроградскому эмиссару Гудзоновой компании Лемье, и будут пользоваться его вынужденным гостеприимством вплоть до подписания мира. Никаких подробностей своего пленения и последующего освобождения они не сообщают - ссылаясь на данное освободителям слово".
А когда королева внезапно (и, разумеется, вне всякой связи с происшедшим!) помиловала семерых калифорнийцев, сидевших в английских тюрьмах, последовал еще один сюрприз. В и без того уже превратившийся в казарму уютный петроградский особнячок гостеприимного по-северному Лемье вселились еще двое постояльцев: так же ожидающие официального подписания мира майор Бонд и капитан Мак-Грегор - живые и невредимые... Позже начальство выразило Лемье крайнее неудовольствие той ролью, что он сыграл в истории с засЫпавшимися нелегалами, но канадец лишь плечами пожал: "Я был поставлен перед очень простым выбором: либо подтвердить, будто видел своими глазами трупы Бонда и Мак-Грегора, либо заполучить эти трупы в натуральном виде. Сообщить же об истинном положении вещей по своим секретным каналам связи я не мог, ибо от выдворения из Петрограда меня перед тем избавили исключительно под "слово британского джентльмена". Что я сделал не так, сэр?" )
...Утром 31 августа эскадра Прайса, перестроившаяся из походного ордера в кильватерную колонну, появилась на траверзе Елизаветинска. Адмирал понимал, что треклятый "Садко" донес уже весть о начале войны до густо прошитых телеграфною проволокой калифорнийских берегов, так что флот Компании имел кучу времени, чтоб укрыться в неприступном заливе Петра Великого - и на то, чтО сейчас открылось его глазам в Елизаветинской гавани, он и надеяться не смел!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});