Трое в джунглях, не считая блондинки (СИ) - Нарватова Светлана "Упсссс"

Водичка бодрила. Такой «бр-р-р!», что всем «бр-р-р!» «бр-р-р!». Но всё равно блаженство. Некоторые считают влажные салфетки в путешествии панацеей. Так я вам экспертно заявляю: чушь! В тропической жаре, когда из тебя льет в семь ручьев, они жалкий эрзац водных процедур. Я нарезала небольшой стожок, набрала полкружки воды из озера, долила теплой и встала на траву босыми ногами. Какое счастье! Боже, какое счастье.

Теплой воды хватило, чтобы обтереть тело. Для головы пришлось использовать холодную. Но это вторично. Главное, я ее помыла. Штанина авторской работы была варварски разорвана на шарфики, один из которых укутал мокрые волосы. Вторую, сырую от вытирания, я набила травой, как тюфяк в доцивилизованном мире. Подумав, надрала еще несколько пучков болотных травок с извилистыми корневищами.

Вернулась я к завершению закладки «гнездового» венца. Мужчины ругались, и дело спорилось.

— Ванная комната свободна, сэр! — доложилась я под выразительными мужскими взглядами.

Плевать на взгляды. Недаром горные озера у муисков считались священными. После недолгих гигиенических процедур я чувствовала себя другим человеком, чистым и возвышенным. Прямо сейчас бы взлетела. Или уснула. Если бы не хотела так есть.

— Я еще подумала: раз у нас такая ситуация печальная с едой, то, может, сварим супчик на корневищах? Вкуса не обещаю, но там есть сахара и крахмал, так что, как минимум, углеводы мы получим.

— Идею одобряю, — кивнул Брайан. — Может, по склонам еще что-нибудь съедобное найдешь? Для вкуса, — попросил он. — А мы сейчас второй ряд заложим и тоже сходим искупаться. Да? — настоятельно поинтересовался он у спутников.

— Вы сходите, я пока за костром пригляжу, — быстро отреагировал Эндрю. — И травы нарежу поблизости.

Я бы, на его месте, тоже не стала бы светить голыми прелестями перед Отавиу. Кто знает широту его сексуальных предпочтений? Это на Брайана где сядешь, там реанимация.

— Да, так безопаснее, — согласился британец, поглядывая на небо.

Солнце неумолимо катилось к закату. Светлого времени у нас оставался час от силы. Похоже, это поняли все, потому что резко ускорились. Мы договорились с Эндрю, что я пока занимаюсь чисткой «добычи» и подсыхаю у костра, а он натаскает еще сушняка. Я предложила принести к костру несколько крупных камней, чтобы использовать их для обогрева «гнезда». Раз уж мы вернулись в доисторические времена, то тамошними методами нам и пользоваться. Камни сразу нашлись.

Оживился Ферран. Не знаю, что простимулировало колумбийца сильнее: внезапно открывшаяся перспектива ужина или аналогичная возможность помыться. Или полюбоваться на голого британца, от чего и я бы не отказалась, если бы не осознавала неизбежность расплаты. И даже была не против расплатиться. Но как? Никак. Я печально вздохнула. Потом. Когда-нибудь потом.

Вторая партия ушла купаться. Пока я пилила ножиком очищенные от кожицы корневища, Эндрю принес очередной ворох веток. Над горами пронеся богатырский «ух!» колумбийца. Похоже, он решил: купаться — так купаться. При всех различиях, у него и британца было нечто общее: они не разменивались по мелочам.

Я накрутила на голову сухой шарфик и оторвала попу от насиженного фрайхелона. Мне не слишком верилось в благоприятный исход, но я взяла кружку на случай ягоды. И побрела к скале, что теперь, в ясном свете вечера, просматривалась справа. Ур-ра! Удача вновь оказалась на моей стороне. У основания скалы обнаружилось несколько кустиков с подсохшей смородиной. Но самое большое открытие меня ждало впереди. Точнее, внизу. Увлекшись сбором смородины, я поскользнулась и буквально съехала по камням к невысокому кусту с мелкими красными плодиками дикого тамарилло [2]. Я размотала с головы шарф и собрала всё, что было спелого, до последней ягодки. Получилось почти на половину котелка. Всевышний не оставил нас. Он обычно помогает тем, кто не сидит в ожидании чуда.

Вернувшиеся после купания «строители» притащили еще корневищ. Отавиу потянул свои лапищи к ягодам, за что получил по ним палкой-мешалкой. Потом к орехам — с тем же результатом. Зато ему налили горячий отвар на ежевичных листьях, чтобы зубами не стучал. Последующие полчаса прошли в борьбе с колумбийцем за котелок. Но нас было двое (с Уэйдом), а потом и трое, когда вернулся повеселевший, но посиневший американец. В итоге крахмально-ягодное месиво с легким болотным ароматом удалось доварить. Какое это было объедение! Да с орехами вприкуску, которые наперегонки разбивали Эндрю с Отавиу. Брайан, на правах командира, уступил это занятие волонтерам. А потом мы пили ежевичный чаёк, провожая глазами золотой шар солнца, который тонул в алом облаке, цепляясь за небо последними лучами. Все молчали, потрясенные величием зрелища. Даже не затыкаемый колумбиец.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вместе с сытостью накатила лень. Звезды только начали проявляться на небе, когда сдался первый из нас — ожидаемо, Отавиу. Брайан расстегнул свой спальник, укутался в него и гостеприимно постучал рядом с собой. Я села и прижалась к его твердому, горячему боку. Бдительный, как дуэнья, Эндрю исправно подкармливал огонь дровами. Мириады ярких звезд и искры костра освещали безоблачное ночное небо над головой. Огромная полная луна нависала над нами, словно собиралась упасть. Брай тыкал в созвездия, и рассказывал о красавице Андромеде и спасшем ее герое Персее (таком же героическом, как он, Брай, сквозило между строк). О матери ее, хвастливой Кассиопее, и отце, эфиопском царе. Я кивала, хотя точно знала, что в южном полушарии ни одного из них нет. В этой тихой эйфории на меня снизошло озарение. Прав был Екклесиаст: что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Цивилизованный мир вернулся к своим истокам, Древней Греции, которая толерантно разместила на небе целую семью афроамериканцев. И сексуальные меньшинства в составе легендарного Арго. Причем добровольно, а не по общественному принуждению. А чье-то оттоптанное самолюбие всё так же приводит к тому, что невинных девушек приносят в жертву чудовищам. М-да.

А еще я вдруг поняла, почему меня так разозлило признание Уэйда. Потому что никогда, ни за что он не возьмет меня, парию, в свой аристократический posh-мир. Мне нет там места. Место рядом с ним у меня есть только здесь, в диких колумбийских дебрях. И это почему-то было очень обидно. Но было сытно, тепло, уютно… и я уснула.

[1] Очередное разочарование ждет тех, кто считает сюжеты русских народных сказок уникальными: существует английский аналог сказки «Репка». Называется «The Enormous Turnip» («Огромная репа»). Сравнительный анализ сказок позволяет увидеть разницу менталитетов. Для начала, английский фермер ухаживал за репкой, всячески ее растил. А у русского дедки она выросла внезапно. Как все ЧП в России: посевная в деревнях, снег у дорожных служб, осень у коммунальщиков. Во-вторых, у англичан репку тянула команда из папы, мамы, сына, дочки, собаки, кошки, мышки. В нашем же варианте родители где-то фигней маялись. И самое забавное отличие в концовке. Англичане сварили репку и скушали ее как награду за труды. А у нас — открытый финал. Ну, вытащили репку. А дальше-то что с нею делать?

[2] Тамарилло — дерево или кустарник из семейства пасленовые, которое имеет сладкие плоды.

Четвертый сон Келли.

Огромная луна нависла над домом. Огромная и ярко-желтая. Люди шептались, что это дурной знак — принимать жрецу сан в полную луну, под покровительство Чиа. Но тут уж не до хорошего. Воинов нужно было проводить в Страну Теней. Огромный паук сплел паутину под крышей мужской хижины. Все знают, что переплыть реку в Страну Теней можно только на лодке из паутины. У отца будет крепкая лодка. Апони была уверена: он не останется неприкаянным духом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Без отца дом стал непривычно просторным и тихим, но пока его не проводили за реку Смерти, папа был с ними. То задирал ветром покрывало у Хучуй, словно напоминая, что до похорон младшая жена всё еще принадлежит ему. То шелестел плетеными занавесями на входе в хижину, указывая, что недолго его женщинам осталось тут жить. То теребил локоны Апони, словно утешая.