Обвиняемый (ЛП) - Шер Рин

Реми сказала мне, что ей нужно будет по каким-то делам уехать из города. На самом деле, она оставила мне записку вчера утром, когда я был на лодке, так что я даже не смог спросить ее, зачем ей нужно было уезжать, надолго ли она уезжает или даже куда, черт возьми, она направляется.

Так что теперь я просто чувствую себя одиноко. Но это больше, чем просто иметь кого-то рядом со мной в темноте. Нити, стягивающие мое сердце, еще больше ослабевают всякий раз, когда мы вместе.

Каждый раз, когда я смотрю на ее прекрасное улыбающееся лицо, особенно когда она направляет его на меня, моя грудь вздымается, и я чувствую себя хорошо.

Каждый раз, когда я вижу ее, восемнадцатилетний юноша во мне, невинный, который когда-то надеялся заполучить девушку, пытается пробиться наверх через то дерьмо, через которое я прошел. Но человек, которым я являюсь сегодня, просто продолжает ожидать, что произойдет что-то плохое.

Со мной ничего хорошего не случается, а она чувствуется действительно хорошо.

Мой член дергается, когда я вспоминаю, как приятно было трахать ее, прижав к стене ее дома.

Я сходил с ума, думая о ней с другим парнем, а потом, когда я увидел, как он положил на нее руку, когда я шел к ее дому с пляжа... я сказал Реми, что хотел отшвырнуть его руку, но на самом деле, я думаю, мне пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы удержаться от того, чтобы не ворваться туда и не вырубить его. И я не жестокий парень.

Все эти чувства были мне так чужды, но все было именно так, как сказала Реми. Я сгорал от ревности. Добавьте к этому тот факт, что я знаю, что никогда не смогу публично объявить ее своей, и это привело меня в полное замешательство. Потом мне пришлось стоять у ее дома, чертовски злясь, пока я ждал, когда они уйдут.

Я прохожу мимо подростка на кассе, которого я, вероятно, видел здесь по вечерам и раньше, но никогда по-настоящему не обращал на него внимания. Я думаю, у него сегодня нет занятий в школе, так как он здесь замещает Реми. Его взгляд скучающий и безразличный, вероятно, он хотел бы оказаться где угодно, только не здесь.

Я беру буханку хлеба и молоко, которые мне были нужны, и иду к кассе, испытывая благодарность за то, что здесь, кажется, довольно пусто. Однако это чувство недолговечно, когда я возвращаюсь к кассе и вижу Джолин, стоящую рядом с подростком и разговаривающую с женщиной с ярко-рыжими волосами.

Я выкладываю свои покупки на прилавок, стараясь не обращать внимания на мощные волны ненависти, исходящие от владелицы магазина.

— Теперь ты можешь пойти и сделать перерыв, — бормочет Джолин парню, но продолжает смотреть на меня с неприкрытым презрением.

Он пожимает плечами и неторопливо идет за прилавок.

Я достаю из кармана бумажник и достаю пятидолларовую купюру, желая убраться отсюда к чертовой матери как можно быстрее. Но враждебная атмосфера наполняет воздух, когда Джолин стоит там, не обращая внимания на мои покупки.

— Прямо сейчас мы не принимаем наличные.

У меня сводит челюсть, когда я смотрю на нее в ответ, прекрасно понимая, что она просто так это говорит. Снова достав свой бумажник, я вместо денег достаю свою банковскую карту. Обычно я просто снимаю все свои деньги, как только обналичиваю чек, но я почти уверен, что на этот раз на моем счету все еще достаточно средств, чтобы оплатить.

— Банковский терминал тоже не работает.

Какого хрена?

Мои внутренности горят от унижения, но я не хочу, чтобы она это видела и знала, что она победила. Я не хочу, чтобы она видела, как сильно она и все остальные достают меня. Поэтому я сохраняю стоическое выражение лица.

Это суровое напоминание о том, почему мне не следует связываться с Реми. Я не должен был тащить ее в эту гребаную адскую дыру, чтобы с ней обращались так же.

Я оглядываю окрестности, чтобы увидеть, кто еще является свидетелем моей деградации и наслаждается ею. Но единственный человек рядом – рыжеволосая, и она смотрит в сторону, теребя нитку, свисающую с ее топа.

Поворачиваясь обратно к Джолин и ее злобному взгляду, я вижу, что она не собирается позволять мне купить молоко и хлеб. Как я уже говорил, она предпочла бы смотреть, как я умираю с голоду.

Спокойно засовывая бумажник обратно в задний карман, я поворачиваюсь, чтобы уйти, и покидаю магазин с пустыми руками. Уходя, я слышу, как рыжеволосая говорит веселым голосом. — Вообще-то мне нужно было немного молока и хлеба. Я возьму это, Джолин. Спасибо!

Добравшись до своего грузовика, я хватаюсь обеими руками за дверцу, набираю полные легкие воздуха и пытаюсь побороть внезапное желание выбить стекло.

— Джейкоб, — раздается тихий, неуверенный голос рядом со мной. Я поворачиваюсь налево и вижу, что рыжеволосая стоит там, переминаясь с ноги на ногу. Затем, бросив быстрый взгляд через плечо, она поднимает руку и говорит. — Вот.

В ее маленьких пальчиках зажато то, что, как я предполагаю, является тем самым пакетом с хлебом и молоком, который я только что пытался купить. Когда я не делаю попытки забрать их у нее, она встряхивает пакет.

— Возьми это, пожалуйста.

Мне бы хотелось сказать, что я очень ценю ее щедрость.

Что ее по-доброму звучащий голос и робкая улыбка на лице – долгожданная перемена.

Что это заставляет меня чувствовать себя лучше.

Но сейчас я измучен и полон подозрений. Это пронизывает мою кровь и течет по моим венам.

Потребовалось некоторое время, чтобы поверить Реми. И даже сейчас я ненавижу тот факт, что в глубине моего сознания все еще есть крошечная частичка, которая думает, что она может отвернуться от меня. Это едва ощущается, как легчайшее прикосновение перышка, щекочущего в глубине моего сознания. Но, тем не менее, это ощущение есть, несмотря на мои чувства к ней.

Эту девушку, стоящую передо мной, я ни в малейшей степени не знаю, и поэтому я ей совсем не доверяю.

Желая заставить ее поторопиться и уйти, я забираю у нее пакет, не говоря ни слова. Я не уверен, что камеры попадают в эту часть парковки, так что чем дольше мы здесь стоим, тем сильнее напрягаются мои плечи.

Она еще раз оглядывается через плечо, возможно, чтобы проверить, не наблюдает ли кто-нибудь за ней.

Может быть, они стоят в тени, ожидая ее сигнала.

Неужели именно сейчас она сделает свой ход, каким бы он ни был?

Но, нет. Все, что она делает – это слегка машет рукой.

— Спокойной ночи, Джейкоб.

Я стою на том же месте, глядя ей вслед еще десять секунд после того, как она уходит, прежде чем сесть в свой грузовик и отправиться домой. Я понятия не имею, что думать о том, что только что произошло.

Как только я оказываюсь дома, я разжигаю огонь и сажусь лицом к бескрайнему океану. Без Реми я чувствую себя чертовски потерянным и не знаю, что с собой делать. Я даже не знаю, когда она вернется.

Мне следовало бы снова привыкнуть к этому дерьму. Но привыкает ли пустыня когда-нибудь к тому, что в ней нет дождя, или она просто справляется с этим, потому что должна? Потому что я чувствую себя так, словно был пустыней, годами переживавшей засуху, изголодавшейся по человеческому общению и привязанности, бесплодной, а потом на меня, наконец, обрушился ливень.

Я снова наполнился жизнью, но я знаю, что мне снова придется столкнуться с засухой.

Ей не место в этой жизни.

Она слишком добрая.

Слишком яркая.

Она была не просто дождем. Она также была радугой после шторма. Эти яркие, обнадеживающие цвета указывают на то, что худшее позади. Хотя я не знаю, так ли это на самом деле.

Как только я решаю, что будет лучше, если я оставлю ее в покое, она обходит мой дом и направляется ко мне, как будто я вызвал ее своими мыслями о ней.

Она похожа на прекрасный глоток свежего воздуха, ее волосы мягко развеваются на ветру, и все мысли о том, чтобы отпустить ее, уносятся прочь этим ветерком.

Мягкие, теплые карие глаза находят меня, и внезапно мне кажется, что прошло так много времени с тех пор, как я видел ее в последний раз. У меня физически болит грудь при мысли о том, что мне придется расстаться с ней. Я не знаю, смогу ли я.