Жизнь удалась - Андрей Рубанов

– А это тебе надо… это… взад, блин, вертаться. И – до упора, это, ехай. Там, блин, сверток будет, вправо… Нет, влево. Да, влево… Или вправо, что ли… Влево! Не, блин, точно влево. И, блин, еще раз – до упора. И будет это улица Комсомольская… Или улица Коммунаров? Не, блин, точно Комсомольская… Короче, там отыщешь. Там вообще хуй заплутаешь, потому как если влево повернешь, улица всего одна – Коммунаров. То есть Комсомольская. Другой нету…

– Спасибо большое.

– А хуй ли мне с твоего спасиба?

Ей все время казалось, что на нее все смотрят. Что все знают, зачем она здесь. И старухи с кошелками, и бредущие с занятий школьники с уверенными походками уркаганов-юниоров, и праздношатающиеся выпивохи в войлочных ботинках «прощай, молодость», и даже облупившийся, но вполне невредимый памятник вождю мирового пролетариата – все тыкали пальцами, гадостно подхихикивая: вон, сучка московская проехала, вся нафуфыренная, пальцы веером – а едет-то в морг, там ейный мужик лежит, мертвый, менты позвали опознавать…

Один чрезвычайно подозрительный грузный субъект в кожане, отирающийся подле табачного ларька, и вовсе не сводил с нее глаз и даже, явно издеваясь, приветственно помахал ладонью – вдруг она сообразила, что это Свинец.

– За домом будет забор, – сказал он вместо приветствия, подойдя к ее машине. – В заборе – дыра. Тебе – туда. А я куплю сигарет и подойду через две минуты.

Он не сказал, что возле дыры на упомянутом заборе крупно масляной краской было начертано «МОРГ». И – указующая стрела. Чтобы, значит, не заблудиться.

– Пошли, – сказал ей капитан.

За его спиной маячили двое. Один в штатском, в старых брюках, грязнейших бахилах с налипшими по бокам комьями нечерноземной серой грязи, в потертом бушлатике, однако с милицейской планшеткой на лямке, и второй – в дорогом плаще и дешевом галстуке, некрасивый блондин с жирной шеей. Свинец потянул обшарпанную дверь, широко перед собой распахнул, вдвинулся, придержал створку, она шагнула следом, блондин – за ней.

Войдя, Марина остановилась – удушающий запах формалина был невыносим. Но блондин ловко подтолкнул ее в спину, одновременно как бы слегка придержав под локоть. Типа исполнил джентльмена. Марина рванула застежку сумки, выхватила платок, прижала к ноздрям.

Она продрогла еще на улице, а здесь и вовсе затряслась.

Внутри, посреди ярко освещенной зальцы без окон, с крашенными в омерзительнейший зеленоватый (трупный?) цвет стенами, стоял помост, стальная рама двух метров длины. Из распахнутой двери сбоку тянуло могилой. Но вышел довольно интеллигентно выглядевший человек в очках, с деловито-снисходительным взглядом друга мертвых, в толстой резины перчатках едва не по локоть и кошмарном фартуке, исполненном из темно-оранжевой больничной клеенки.

Вот, Матвеев, во что превратилось твое оранжевое небо, подумала Марина.

– Заходите, – дружелюбно произнес очкарик. – Не бойтесь, тут все живые. Что у вас?

– Уголовный розыск, – тухлым голосом ответил капитан, и все трое извлекли красные корочки: капитан машинально, блондин нехотя, а местный в штатском – с плохо скрываемой гордостью.

Друг мертвых не удивился.

– Вам вчерашнего? – спросил он.

– А что, есть другие? – вдруг развязно осведомился блондин.

– Подождите за дверью две минуты, – приказал санитар, очевидно, маловосприимчивый к грубости. – Вас позовут.

Теперь уже Свинец развернулся и задвинул Марину, придерживая за локти, назад, на свежий воздух.

Там она перевела дух. Блондин, наблюдавший за ней с интересом, предложил сигареты, она отказалась. Менты закурили все, как по команде. Никто не произнес и слова. В это время к стоявшему у забора мусорному баку пробрался сутулый человек в дырявом пальто, запустил руки, изучил содержимое, вытащил какую-то тряпку, осмотрел, но вернул назад, не приглянулась – и двинулся прочь, а над его головой в прозрачном небе подрались вороны. Марина испугалась, что заплачет.

– Заходите, – сказал санитар.

– Согласно протоколу, – осторожно, негромким официальным баритоном пробубнил Свинец, – тело обнаружено в лесу. Пролежало в воде, в положении на боку, не менее четырех суток. Кожные покровы, в том числе лицевые, частично объедены животными…

Марина почувствовала, что силы оставляют ее, левое колено подломилось, она бы с удовольствием упала в обморок, но только не здесь, в грязном холодильнике для мертвецов. Только не на этот коричневый кафель. Только не на руки к этим ментам, к прозекторам в розовых перчатках.

Капитан откинул серую простыню.

Марина пошатнулась, и блондин опять придержал ее.

– Бумаги, – тихо сказал он.

Местный в штатском торопливо дернул простейший замок на своем планшете, извлек документ.

– Ручку давай.

Марина схватила ртом воздух.

– Пустите. Мне нужно выйти.

Менты немедленно понимающе засопели, и снова она очутилась под спасительным небом, высоким и холодным, но все же не таким холодным, как ледяной склад для трупов, где только что ей показали уродливую, фиолетовую, с вытекшими глазами и отпавшей перекошенной челюстью голову человека.

– Он? – спросил капитан.

– Я не знаю, – ответила Марина и не сдержалась, зарыдала беззвучно. – Я не знаю.

– Значит, пойдем смотреть еще раз, – вздохнул блондин.

– Нет! – завыла она. – Нет! Пожалуйста…

– Вот это нашли при нем, – сказал блондин и протянул ей прозрачный пакет, внутри лежала записная книжка Матвея – толстая, с черной кожаной обложкой, его любимая, десять лет используемая, битком набитая телефонами, адресами и фамилиями – теперь разбухшая и грязная.

Марина разрыдалась в голос, но быстро пришла в себя, вытерла сырым платком щеки, дошла до машины, открыла, села. Нашла бумажные салфетки. Глядя в зеркало, привела себя в порядок. Блондин уже стоял прямо у дверцы. Протягивал авторучку.

– Минуту, – сказал Свинец из-за его спины. – Ты уверена?

Она затрясла головой, замахала руками – отстаньте, отстаньте все от меня, – поставила подпись, сунула, почти комкая, обратно в веснушчатые ладони блондина, захлопнула дверь и заплакала опять.

– Кстати, капитан, – тихо произнес блондин. – Вас тут спрашивают…

Свинец обернулся и мысленно отругал себя за ненаблюдательность. На площадке перед моргом стало одним автомобилем больше.

Облик машины – антрацитового цвета корпус, огромные колеса, мощные фары, под лобовым стеклом пропуск-триколор типа «проезд всюду» – посылал в сознание каждого обывателя базовую команду «БОЙСЯ!».

Капитан приблизился. Навстречу ему из-за открывшейся широкой двери неторопливо распрямился человек, состоящий из прямых углов, включая челюсть, плечи, лоб и мысы ботинок.

– В чем дело? – враждебно спросил Свинец.

Квадратный дядя показал документ. Капитан загрустил.

– Присядь. На переднее сиденье…

– Бить будете? – пошутил сыщик.

– Пока нет.

За рулем черного экипажа сидел второй дядя – практически неотличимый от первого.

– Есть проблемы? – вежливо спросил первый, едва капитан оказался в кресле.

– Есть, – сразу ответил Свинец. – Процедура опознания фактически не проведена. Налицо грубые процессуальные нарушения. Я доложу начальству.

– Начальству? – глумливо удивился второй. – А это твое начальство – ты уверен, что оно все про тебя знает? Ты вообще, капитан, зачем так впрягся в поиски пропавшего коммерсанта, а? За красивые глаза его подружки?

– Она ему жена.

– А может, за ее деньги?

Капитан рванул кобуру, ухватил прохладную рукоять, но первый квадратный уже зажал железными пальцами его запястье, а второй тянул из-под пиджака свою рукоять, такую же; вдруг напряжение сошло на нет, все трое опомнились, шумно выдохнули, ослабили хватку; первый квадратный – теперь он был красным от волнения – отрывисто прохрипел:

– Начальству своему докладывай что хочешь. Но к этому трупу, и к этой девке, и к этой истории ты с сегодняшнего дня потеряешь всякий интерес. И будешь заниматься исключительно своими прямыми обязанностями. А мы проследим. Иначе голова слетит с плеч и у тебя, и у твоего начальства. Понял?

– Понял.

– Не «понял», а «так точно, товарищ майор».

– Так точно, – тихо ответил Свинец. – Только ты, майор, мне не товарищ.

Квадратный сузил злые глаза, потом расслабился и даже ухмыльнулся.

– А ты чего, капитан, такой злой?

– Мне так жить проще.

– Как тебе новая вдова?

– Я не люблю смотреть на вдов.

– Да? – удивился квадратный. – Воевал, что ли? Чечня?

– Это тебя не касается.

– Воевал, воевал, – утвердительно произнес второй. – Видишь, какой борзый. Что ж ты, капитан, творишь? Боевой офицер, а устроился на побегушках у буржуев? Ты знаешь, что этот Матвеев был в разработке? С налогами мухлевал, крышу бандитскую содержал, контрабандой не брезговал…