Кормилица по контракту - Татьяна Александровна Бочарова

Кровь бросилась Вале в лицо. Вадим говорил с ней, точно с нашкодившей девчонкой, будто она была застигнутой на месте преступления уличной воровкой, а не женщиной, кормящей грудью его сына, чьи нежные, ласковые руки малыш знал с первых дней своего существования. На глазах моментально вскипели слезы обиды и горечи. Валя почувствовала, что не может больше стоять, и без сил опустилась на краешек кровати.

Она плакала навзрыд, безутешно и отчаянно, сердце болезненно и остро сжималось. Грубость Вадима стала лишь поводом. Валя сама не осознавала, сколько накопилось в ней невыносимой, невыплаканной боли – от разом рухнувшей любви, от предательств и унижений. А главное, от потери ребенка, по которому она, оглушенная снотворными уколами, не успела пролить в больнице ни слезинки, а потом не имела на это права, приняв на плечи заботы о чужом малыше.

В мозгу стучала одна-единственная мысль: «Теперь он точно выгонит меня. Ну и пусть. Пусть. Я не хочу так жить, я вообще не хочу жить!»

Послышались приглушенные шаги, на ее плечо легла тяжелая ладонь.

– Ну что вы, что вы! – мягко и растерянно произнес Вадим. – Я вовсе не думал, что вас настолько обидят мои слова. Ну же, Валентина!

Он попытался взять ее за подбородок и заглянуть в глаза, но Валя в отчаянии закрыла лицо руками. Тогда Вадим силком разжал ее пальцы. Она увидела прямо перед собой его черные расширенные зрачки, в которых затаились страдание и боль, и почувствовала стыд. Ему так же тяжело, как и ей. Просто он не может заплакать, только и всего.

– Простите, – жалко пролепетала она, размазывая по щекам слезы.

– Ничего. – Вадим чуть наклонил голову и погладил ее руку. – Ничего. Вы тоже меня простите. Я был слишком резок. Сожалею.

– Да, да. – Валя кивнула и встала. – Я пойду?

– Идите.

Она медленно двинулась к двери, преодолевая непонятное и неодолимое желание обернуться. Вадим ничего больше не говорил, не окликал ее. Так и не взглянув на него, она вышла в коридор. Вынула из кармана платок, привела в порядок лицо и поднялась в детскую.

Антошка только-только проснулся и возился в кроватке, тихонько лопоча что-то на своем инопланетном языке. Валя взяла его на руки, прижала к груди, тихонько покачивая. Малыш коснулся ее бархатистой, сладко пахнущей молоком щечкой.

– А ведь он не злой, твой папа, – задумчиво улыбаясь, проговорила Валя. – Совсем не злой. И он любит тебя. Наверняка любит, только сам этого не понимает. Но мы ему объясним, да, Антошка?

– Агу, – внятно ответил малыш.

Весь день после этого Валя ждала прихода Вадима. Ей отчего-то казалось, что теперь все изменится, он больше не будет таким холодным и равнодушным, проявит по отношению к ребенку человеческие чувства. Однако в половине восьмого Вадим не явился. Не пришел он ни в восемь, ни в четверть девятого. Валя уложила Антошку и, не выдержав, спросила Киру:

– А где Вадим Степанович?

– Уехал, – спокойно ответила та. – По делам. Вернется через три дня.

«Уехал и даже не взглянул на сына! – с горечью подумала Валя. – А я-то расчувствовалась, дура!»

Она строго-настрого приказала себе забыть обо всем, что случилось в спальне, и больше не переживать о Вадиме.

Через день утром Антошка самостоятельно потянулся ручками к погремушке. Киры в этот момент не было, и Валя одна переживала радостное событие. Ее восторгу не было предела. Она стояла перед столиком, на котором лежал малыш, осыпала его смешными и ласковыми прозвищами, трясла игрушкой перед его личиком и звонко смеялась. Потом ей вспомнилось, что сестра советовала начать понемногу выкладывать малыша на живот, чтобы тот учился держать головку.

Недолго думая, Валя перевернула Антошку, поставила перед ним на стол резинового зайца и с интересом принялась наблюдать. Малыш пару секунд внимательно разглядывал игрушку, затем попытался подтянуться на ручках. Мордашка его смешно сморщилась, из ротика закапала слюна. Антошка с минуту покряхтел, потом ткнулся носом в мокрое пятно и зашелся горьким и безутешным ревом.

– Бедный ты мой, маленький! – смеясь, пропела Валя, подхватила его на руки и принялась целовать в заплаканное личико.

Малыш все не унимался. Тогда она, покачивая, поднесла его к окну и тихонько, вполголоса принялась напевать:

Баю, баю, баиньку,

Усыплю я заиньку.

Дам ему морковочку,

Пусть идет на горочку.

Там на горке, на горе,

Во дремучем лесе

Стоит пень трухлявенький,

В нем дед живет кудрявенький.

Даст морковку зайка деду,

Отведет он всяку беду…

За ее спиной раздалось негромкое покашливание. Валя отвернулась от окна и увидела Вадима. Тот стоял на пороге детской и с удивлением глядел на нее.

– Здравствуйте, – растерянно пробормотала Валя, продолжая машинально баюкать давно успокоившегося младенца.

– Добрый день. Какая странная песня. Я никогда не слышал.

– Это мама пела моим сестрам, – пояснила Валя и добавила с робостью: – Вам… не понравилось?

– Почему? – Вадим удивленно вскинул брови. – Понравилось. Даже очень. – Он потоптался на месте и нерешительно подошел к Вале. Взгляд его уперся в малыша. – Он плакал? – спросил Вадим, указывая на Антошку.

– Немножко. Учился держать головку.

– А… не рано? – поинтересовался Вадим с неловкостью.

Он явно не знал, как себя вести с ребенком, и напоминал Вале большого неуклюжего медведя, случайно забредшего в танцевальный зал. Это выглядело смешно и забавно, и она невольно улыбнулась. Вадим тоже улыбнулся в ответ. Валя впервые видела его улыбку и не могла не признать, что она придает ему обаяния. Они стояли друг напротив друга, теплая головка малыша удобно лежала у Вали на локте.

«Сейчас или никогда», – неожиданно решилась она и, прежде, чем Вадим успел что-то сказать, сунула ему Антошку.

– Возьмите его. Держите.

Он судорожно сжал руками крошечное тельце, неуклюже наклонился к нему. Плечи напряглись, подбородок выдвинулся вперед.

– Я… уроню.

– Не уроните, – уже совсем успокоившись, твердо проговорила Валя. – Давайте я вам помогу. Эту руку нужно держать так, а эту вот так. Поняли? И расслабьтесь, он же не тяжелый, легче пушинки.

– В том-то и петрушка, что не тяжелый, – смущенно произнес Вадим. – Весил бы он килограммов двадцать– тридцать, не было бы проблем. А с такими муравьями я чувствую себя полным кретином – вот-вот сомну в лепешку.

– Не сомнете, – утешила его Валя. – У вас уже неплохо получается.

Она внимательно вглядывалась в лицо Вадима и видела, как оно светлеет на глазах. От этого на сердце у нее стало легко и солнечно.

– Он просто чудо, – тихо сказала она, поглаживая ребенка по редкому шелковистому пушку на голове, – я его очень