Послание к Римлянам - Джон Стотт

По мнению Джона Мюррея, «стих 12 в целом сопоставим с интерпретацией Пелагия, и если предположить, что Павел разделял его точку зрения, то выразился бы он теми же самыми словами… Если бы Павел считал, что смерть пришла на всех, потому что все виновны в каких–то реальных проступках, то именно так он и сказал бы. По крайней мере, трудно было бы найти более подходящие средства» [276].

Итак, многие приняли эту точку зрения, и в немалой степени из–за сложности альтернативной позиции. Например, К. К. Барретт заявляет напрямик: «Факт, что все люди грешат (3:23) и все умирают, потому что грешат»[277]. Другие ученые придают большое значение упоминанию об Адаме в иудаистской литературе того времени. К примеру, 2 Ездры: «Семя зла было посеяно в сердце Адама с самого начала, и сколько зла принесло оно с тех пор!»[278]. «О ты, Адам, что ты сделал? Хотя согрешил ты, зло пало не только на тебя одного, но на всех нас, потомков твоих»[279]. «В свете современных или почти современных иудейских представлений, — пишет Джон Цислер, — более вероятно, что Адам — это всякий мужчина (и всякая женщина), так что говоря, что Адам согрешил, мы говорим, что все грешат. Каждый человек имеет в себе своего Адама» [280]. Другие, желающие сохранить тесную связь между грехом Адама и грехами его потомков, утверждают переход его падшей натуры к ним: «Если они грешили, то их греховность частично объясняется теми чертами, которые они наследовали от Адама»[281].

Я не собираюсь отрицать такие вещи, как наследование Адамовой природы, следование его примеру, повторение его истории. Но разве об этом говорит Павел своей фразой «потому что все согрешили»? Это чрезвычайно важный вопрос. В поисках ответа на него и контекст, и грамматика должны быть приняты во внимание.

Утверждение Павла, что …все согрешили в Адаме и через Адама и поэтому все умерли, хотя является теологически сложным, в экзегетическом смысле верно. Здесь следует выделить три главных пункта[282]. Первый касается стихов 13—14, где Павел выделяет три момента. Во–первых, «и до закона [Моисея] грех был в мире» (13а). Здесь нет никакого противоречия. Известно, что грех предшествовал появлению закона настолько, насколько Адам предшествовал Моисею. Во–вторых, «но грех не вменяется [то есть не наказывается], когда нет закона» (136), поскольку «если нет закона, то нечего и нарушать»[283]. Итак, прежде чем был дан закон для исполнения своей функции выявлять и распознавать грех (ср.: 3:20), грех не вменялся грешникам. И в–третьих, «однако же смерть царствовала от Адама до Моисея» (то есть на протяжении всего периода до появления закона) «и над не согрешившими нарушением [особой, определенной] заповеди, как то сделал Адам» (14)[284]. Разумеется, некоторые все же бесстыдно пренебрегли моральным законом Бога, написанным в их сердцах (2:14 и дал.), и были наказаны потопом; затем последовало наказание построивших Вавилонскую башню и разрушение Содома и Гоморры.

Но Павел знает, что были и другие, не согрешившие «неподчинением прямой заповеди» (ПАБ), как Адам, или жившие до потопа, как Вавилон и Содом. Эти другие «не нарушали добровольно и открыто четко определенных указаний Бога»[285]. Вероятно, к ним следует отнести, как иногда предлагают, «язычников, младенцев и слабоумных»[286]. Однако все они умерли (ясно, что речь идет о физической смерти), а смерть — наказание за грех. Здесь возможно только одно объяснение. Все умерли потому, что «все согрешили» в Адаме и через Адама как представителя или федерального главы человечества. Вторым важным аргументом в пользу такого толкования является более широкий контекст, особенно стихи 15–19. Пятикратно на протяжении этих пяти стихов Павел говорит о том, что непослушание одного человека принесло смерть и осуждение всем людям. Язык этих строк лишь слегка отличается, мысль же единая во всех. Стих 15 ставит проблему очень четко: «преступлением одного подверглись смерти многие». Таким образом, корни всеобщей смерти — в отдельном, единственном грехе.

Третий аргумент связан с аналогией между Адамом и Христом, а также и между теми, кто в Адаме, и теми, кто во Христе. Если смерть приходит ко всем грешникам, подобным Адаму, то, аналогично, жизнь приходит ко всем, кто праведен, как праведен Христос. Но тогда вопрос спасения оказывается перевернутым с ног на голову. Ходж был прав, говоря, что «Павел с самого начала своего Послания к Римлянам упорно внедряет в сознание читателя одну важную мысль, а именно: основанием для примирения грешника с Богом является не он сам, но «совершенное Христом». И аналогия между Адамом и Христом призвана укреплять эту истину, а не разрушать ее. Она должна звучать так: «Как осуждение мы получили через то, что совершил Адам, так и оправдание мы получили в том, что совершил Христос»[287].

Приведенные три основные аргумента (относительно текста, контекста и аналогии) достаточно убедительно свидетельствуют в пользу того мнения, что «все согрешили в Адаме и через него». Доктор Мартин Ллойд–Джонс обобщил все это таким образом: «Бог всегда общался с человечеством через представителя. Вся история человеческого рода укладывается в рамки того, что последовало за падением Адама и жертвой Христа, а также грядущими вслед за этим событиями»[288]. Но можем ли мы согласиться с таким мнением? Возможно, оно верно экзегетически, но имеет ли оно теологический и личностный смысл? Похоже, Павел верил, что это так. А мы?

Понятно, что концепция нашего падения в Адаме чужда западному индивидуалистскому сознанию. Но разве имеем мы право приспосабливать Писание к нашему культурному менталитету? Африканцы и азиаты, для которых естественно коллективное единение большой семьи, племени, нации, расы, не имеют этих типичных для европейцев проблем.

Гораздо важнее этих афро–азиатских моделей то, что само Писание не раз обращается к теме различных типов человеческих объединений. Первое относится ко временам Авраама, когда, как говорит автор Послания к Евреям, жил таинственный царь–священник Мелхиседек. Он не только благословил Авраама, предка Левия, но принял от него десятину из трофеев. «Можно даже сказать, — заключает автор, — что сам Левий, принимающий десятины, в лице Авраама дал десятину, ибо он (Левий, задолго до своего рождения) был в чреслах своего предка (Авраама), когда Мелхиседек встретил его» (Евр. 7:9 и дал., ПНВ).

Во–вторых, когда Ахан украл какое–то сокровище из Иерихона, предназначенного Богом к уничтожению, то об этом сказано, что «сыны Израильские сделали преступление… и гнев Господень возгорелся на сынов Израиля». Таким образом, весь народ считался участником грехопадения Ахана. «Израиль согрешил, — сказал Бог, — и преступили они завет Мой…» (И. Нав. 7:1, 11).

В–третьих, обратимся к Кресту. Нам нравится отождествлять себя с Пилатом, который умыл руки и объявил себя невиновным. Мы не виноваты, говорим мы, это не имеет к нам никакого отношения. Но Апостолы не согласны с этим. Не только Ирод и Пилат, язычники и иудеи «собрались» на Иисуса (Деян. 4:27), но и наши грехи, приведшее к Его смерти. Более того, отворачиваясь от Бога, мы «снова распинаем в себе Сына Божия» (Евр. 6:6). «Был ли ты там, когда распинали моего Господа?» — задает вопрос один из негритянских спиритуалистов. Единственный ответ на этот вопрос таков: «Да, мы были там, и не просто как зрители, но как преступные участники». Гораций Бонар, шотландский автор гимнов 19 века, выразил это так:

И я пролил святую кровь,Прибив Его ко древу;И распял я Христа от БогаИ насмехался за компанию.

Четвертый и последний пример также относится к Кресту, но теперь не в том смысле, что сделано нами, но в смысле жертвы, принесенной за нас. Возможно ли, чтобы жертва, столь далекая от нас по времени, могла стать нашим благословением сейчас? Единственный ответ дает Павел: это возможно потому, что верующие уподобились Христу в Его смерти и воскресении и, значит, умерли и воскресли вместе с Ним. «Ибо любовь Христова объемлет нас, рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли [то есть соединились с Ним]… чтобы… уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего» (2 Кор. 5:14 и дал.). С этой же истиной мы встретимся в главе 6.

Итак, Левий заплатил десятину через своего предка Авраама; Израиль согрешил в Ахане и через него; мы гнали Христа ко Кресту в Его врагах и через них. И если истинно то, что мы согрешили в Адаме и через него, то тем более истинно, что мы умерли и воскресли во Христе и через Него. Именно таким образом грех Адама и праведность Христа вменились нам, то есть стали нашими.

Заканчивая отрывок (12–14) о грехе и смерти Адама, Павел делает очень краткую ссылку на параллельный образ Христа: Адам, пишет он, есть прообраз грядущего (146)[289], грядущего Мессии. В следующих отрывках он разовьет эту аналогию. А сейчас достаточно назвать Адама typos Христа, потому что он предварил Его образ (ИБ) и предзнаменовал Его (ПАБ). Как и Адам, Христос — глава всего человечества.