Честное пионерское! Часть 4 - Андрей Анатольевич Федин

Мужчина заметил меня, замер. Запрокинул голову. Не испугался — удивился.

Удивился и я. Потому что узнал лицо этого молодого человека. Я неоднократно видел его на чёрно-белых фотографиях (но не вживую).

— Миша? — спросил мужчина. — Что ты здесь делаешь?

Я не ответил — вскинул руку (отражение в оконном стекле повторило мой жест). Выстрел показался мне невероятно громким. Пистолет в моей руке дёрнулся.

Мужчина выронил портфель, прижал руку к груди. Удивление не исчезло из его глаз. Но его губы скривились — от боли.

— Зачем? — произнёс мужчина и упал на колени.

Я едва расслышал его вопрос из-за звона в ушах. Отметил, что выстрел из «Вальтера» в тесном помещении звучал подобно грому. Я наклонился, поднял с пола гильзу. Спрятал её в карман. Мужчина завалился на бок, прислонился плечом к стене (его шляпа упала на пол). Он убрал от груди руку. Я заметил, что ладонь мужчины потемнела от крови. Указал на раненого стволом пистолета, будто волшебной палочкой. Но не стрелял. Мужчина не пытался встать. Он смотрел на меня (я по-прежнему видел в его взгляде лишь удивление — не страх и не обиду) и шевелил губами (беззвучно). Мне почудилось, что он спрашивал: «Миша, зачем?» Я загрохотал каблуками по ступеням: спустился к мужчине, посмотрел ему в глаза. Пробормотал: «Прости». Приставил ствол пистолета к его виску. И снова нажал на спусковой крючок…

* * *

…Я прикасался плечом к холодной стене. В точности, как тот мужчина, которого только что в своём «видении» застрелил из пистолета (из «Вальтера», что лежал сейчас передо мной на клочке промасленной ткани). Вот только я сидел не на холодных ступенях — на кровати. И смотрел не на чужое отражение в оконном стекле, а на стоявший около настольной лампы будильник. Стрелки на циферблате показывали: «приступ» длился чуть больше трёх минут (хотя мне казалось, что я простоял там, на лестничной площадке, гораздо дольше). Я пошевелился, скользнул плечом по обоям, улёгся поверх смятого одеяла. Вдруг вспомнил, как вздрагивала при выстрелах рука — мужская, не детская. Приподнял руку, посмотрел на свои пальцы — тонкие и совсем не такие сильные, как те, в которых буквально только что держал рукоять пистолета. «Двумя руками нужно держать», — мысленно повторил я уже посещавшую меня идею. Поморгал — убрал с глаз влажную пелену.

Смотрел в потолок. Мне чудилось: я по-прежнему плохо слышал после тех выстрелов, что раздались в тесном подъезде дома (вспомнил: на открытом пространстве грохот «Вальтера» не звучал столь оглушающее). Но звона в ушах не было. Я отметил, что тиканье будильника сейчас различал вполне отчётливо. «До Надиного пробуждения ещё полно времени», — подумал я в ответ на собственные мысли о том, что «нечего валяться». Напомнил себе, что не завершил эксперимент с пистолетом. Все предметы, вызывавшие у меня прежде «приступы», становились орудиями убийства лишь однажды. Они «награждали» меня «видениями» лишь один раз. А вот как будет в случае с «Вальтером» я пока не выяснил (и не чувствовал сейчас желания прояснять особенности своих «припадков»). Скольких человек застрелили из этого пистолета? Я увижу все эти случаи, или только тот, в котором уже «поучаствовал»? Я нехотя повернул голову — взглянул на пистолет.

— Есть такое слова: «надо», — прошептал я.

И снова прикоснулся к холодной рукояти.

Мне почудилось, что настольная лампа погасла…

* * *

Я ворочался на кровати, прижимал к ноздрям носовой платок, гипнотизировал взглядом «Вальтер». Тот лежал на тёмной тряпке, в которой мне его принёс Иван Сомов, поверх газеты. При прошлом контакте я его слегка развернул. Ствол пистолета теперь указывал на письменный стол, где горела лампа, и отсчитывал время будильник. Стрелки на циферблате будильника подсказали: у меня на эксперименты осталось ещё больше трёх часов. А вот хлынувшая после предыдущего «приступа» из носа кровь заявила, что с «припадками» сегодня пора заканчивать. Я взглянул на платок — свежих кровавых пятен не увидел. Шмыгнул заложенным носом. Перед глазами на мгновение потемнело (не как перед «приступом», а словно у меня «скакнуло» артериальное давление).

За эту ночь я «просмотрел» четыре убийства. Стрелял левой рукой, стрелял и правой. Совершил три «контрольных» выстрела (дважды в висок — один раз в затылок). Но так и не добрался до разговоров на немецком языке. Хотя чувствовал: будут и они — если продолжу свой эксперимент. Однако хлынувшая уже в реальности кровь намекнула: на сегодня с экспериментами покончено. Четыре «припадка» (за пару часов) привели к тому, что я уже почти не понимал, что делал. Лишь красные пятна на ладони (как и у тех, убитых мной людей) послужили сигналом «стоп». Я посмотрел в потолок. Прикинул, как объясню ночное кровотечение Наде. И в то же время представил, как направлю дуло «Вальтера» промеж глаз Рудику Веселовскому. И как нажму на спусковой крючок.

Прекрасно представлял, что случится… если попаду. Улыбнулся. «Нужно целить чуть ниже», — вспомнил я полученный во время «видений» опыт. Мысленно сместил мушку вниз (на кончик носа своей воображаемой цели). Не смотрел Веслу в глаза — только на точку, куда целил. Палец нажал на невидимый спусковой крючок. В этот раз я был правшой. Мне почудилось, что правая рука дёрнулась (в точности, как после выстрела). Воображение дополнило выстрел грохотом (который прозвучал лишь у меня в голове, не заглушил даже тиканье будильника). Оно же показало: я не промахнулся. Нарисованная моей фантазией фигура Веселовского пошатнулась (как тот мужчина, убитый в подъезде). На лбу у Рудика открылся третий глаз — пулевое отверстие. Я вздохнул и снова приложил к носу платок.

Взглянул на пистолет. Не ощутил желания прикоснуться к нему снова. Но не испытал и страха перед новыми «приступами». Чувствовал усталость и безразличие ко всему (даже к новым убийствам). Я этой ночью просмотрел четыре преступления, связанных с полученным от Ивана Сомова «Вальтером». Ни одно «видение» не повторилось дважды (и ни в одном убийце я не опознал Сомова или братьев Миллеров). Я не разобрался в хронологии увиденных событий. Понял лишь, что у немецкого пистолета как минимум трижды менялся владелец. Прочувствовал отличие случайных вещей, ставших орудиями преступлений (кухонный нож, телефонный провод, молоток) от настоящего смертоносного предмета (изначально предназначенного для прерывания человеческих жизней).

— Хватит на сегодня стрельбы, — пробормотал я. — Да и на завтра тоже.

Накрыл пистолет тканью. Зевнул. Посмотрел на будильник.

Секундная стрелка на циферблате монотонно отсчитывала секунды, точно намекала: на сон у меня этой ночью оставалось всё меньше времени.

Я покачал головой. Перевёл взгляд на окровавленный платок. Хмыкнул.

— Никаких больше экспериментов, — произнёс я.

И подумал: «После школы загляну в аптеку. Куплю ещё одни перчатки.