Голубая звезда - Жюльетта Бенцони

– Какую же тему вы предлагаете?

– Поговорим о нас с вами. Неужели удивительное совпадение, благодаря которому мы встретились столько лет спустя, не поразило вас? Я охотно допускаю, что это... перст судьбы.

– Если судьба задумала бы вмешаться в наши отношения, встреча должна была бы состояться до того, как вы вышли замуж за Кледермана. Он стоит между нами, и нельзя этого не учитывать...

– Ну не до такой же степени! Мой муж в данный момент на краю света. В Рио-де-Жанейро, если говорить точнее... а вы рядом со мной. Мы ведь, кажется, были большими друзьями когда-то?

С подчеркнутым раздражением Альдо выпустил изо рта струю сигаретного дыма, не направляя ее, однако, в лицо молодой женщины, но, видимо, надеясь, что таким образом защитит себя от непередаваемого очарования, которое она излучала.

– Мы никогда не были друзьями, Дианора, – жестоко возразил он. – Мы были любовниками... и очень страстными, как мне помнится, но именно вы предпочли порвать эти отношения. Любовь невозможно собрать по кусочкам.

– Костер, который считают погасшим, способен отбрасывать пылающие искры! Я из тех, кто предпочитает ловить момент, Альдо, и надеялась, что ты думаешь так же. Нет, я не предлагаю тебе любовную связь, просто хотела бы на мгновение вернуться в чудесное прошлое. А ты сегодня обворожителен, как никогда...

Она уже стояла совсем близко, слишком близко, чтобы его душа и чувства оставались безучастными. Сигарета упала к их ногам.

– Ты необыкновенно красива.

Это был всего лишь вздох, но она уже почти прильнула к нему! В следующую секунду белое платье соскользнуло на руку Альдо, обнявшего молодую женщину за талию; его предположение подтвердилось: под платьем на Дианоре не было ничего. Прикосновение к ее божественной шелковистой коже окончательно разбудило желание, которое теперь мужчина никак не хотел сдерживать.

Возвращаясь в свой номер под утро, когда слуги отеля начинали расставлять у дверей вычищенную обувь постояльцев, Морозини падал от усталости и ощущал себя легким, как перышко. От того, что произошло, он помолодел на десять лет, ночь с Дианорой оставила после себя необыкновенное ощущение свободы. Может быть, потому, что их связывала теперь не любовь, а взаимное стремление к полному удовлетворению желания, осуществившемуся естественным путем. Их тела соединились, сплелись в порыве страсти и, как бы шутя, осыпали друг друга прежними ласками, которые тем не менее казались им абсолютно новыми. Никаких вопросов, клятв, признаний, не имевших более смысла, а лишь неистовая и утонченная жажда удовольствия, которое только можно испытать в объятьях друг друга. Тело Дианоры было произведением искусства, созданным для любви. Оно умело доставлять сказочное наслаждение, но Альдо не стремился испытать его вновь. Их последний поцелуй был действительно последним, подарен и получен на перекрестке дорог, уходящих в разные стороны. При этом ни один из них не почувствовал сожаления.

Как заметила, смеясь, Дианора, «время вернулось», но только на несколько часов. Настоящим их прощанием оставалось для них то, прежнее, происходившее на берегу озера Ком, и Морозини вдруг обнаружил, что больше не страдает, вспоминая о нем. Может быть, потому, что в течение всей этой страстной ночи другое лицо, словно маска, закрывало черты Дианоры...

«Завтра или скорее в ближайшее время я попытаюсь увидеть ее вновь, – подумал Альдо, ныряя под одеяло, чтобы чуточку поспать. – Если мне это не удастся, я опять приеду в Варшаву...»

Идея была безрассудной, но довольно приятной. И все из-за нового ощущения свободы! Морозини прекрасно сознавал, что должен также считаться с доверенной ему Симоном Ароновым миссией, из-за которой у Альдо вряд ли останется время бегать за юбкой, какой бы восхитительной она ни была.

Прекрасный сон, убаюкавший его, резко оборвался при появлении подноса с завтраком, что принес ему около девяти часов официант в черном костюме. Между серебристым кофейником и корзиночкой с булочками лежало письмо. Поскольку на конверте было обозначено только имя, Морозини взял его с веселой улыбкой: слова прощания уже произнесены, а Дианоре захотелось еще что-то сказать ему? Впрочем, это было бы так по-женски…

Но то, что прочел Альдо, не имело никакого отношения к посланию Купидона. На белом листке мужским почерком было начертано всего несколько слов:

«Вчера вечером убит Элиас Амсхель. Из отеля поезжайте прямо на вокзал и будьте осторожны!»

Подписи не было. Вместо нее только звезда Соломона.

Глава 4

Пассажиры Северного экспресса

– Odjadz!.. Odjadz![19]

Начальник вокзала громким голосом, усиленным рупором, предлагал пассажирам подняться в вагоны. Северный экспресс, дважды в неделю совершавший рейс Берлин – Варшава и обратно, готов был, выпустив пар, умчаться вперед и прочертить в центре Европы голубую стальную линию. Тысяча шестьсот сорок километров за двадцать два часа двадцать минут!

Один из самых роскошных скоростных поездов довоенного времени вновь начал совершать этот маршрут только два года назад. Раны оставленные войной, были неисчислимы и очень тяжелы, но общение между людьми, связь с городами, странами должны были возродиться.

Поскольку вагоны сильно пострадали, очень скоро стало ясно, что их надо заменить, и именно в этом, 1922 году Международная компания спальных вагонов и европейских скоростных поездов с гордостью подарила своим пассажирам новые длинные вагоны темного цвета с желтой полосой, только что сошедшие с конвейеров английских заводов; комфортабельность нового Северного экспресса вызвала всеобщий восторг.

Забившись в угол у окна своего одноместного купе и глядя в щель между занавесками, Морозини наблюдал за обычной в последние минуты суетой на перроне. Призыв начальника вокзала расставил все по своим местам. Люди еще махали руками и платочками, но в их глазах уже появилась некая печаль, всегда сопровождающая бурное прощание. Никто уже ни о чем не говорил – за исключением отдельного слова или наставления! – и постепенно тишина воцарилась на перроне. Так же, как в театре после того, как распорядитель ударил три раза.

Захлопали дверцы, затем раздался резкий свисток, и поезд задрожал, застонал, словно ему больно было отрываться от вокзала. Медленно и величественно состав покатил по рельсам, ритмично застучали колеса, затем скорость увеличилась, и наконец, когда отзвучал последний торжествующий свисток, локомотив устремился в ночь, взяв направление на запад. Поехали, и быстро поехали!

Морозини с чувством облегчения встал, снял каскетку и пальто, бросил их на коричневые бархатные подушки и потянулся, зевая. День, проведенный в номере отеля, где он слонялся без дела из угла в угол, утомил его больше, чем любая многочасовая беготня по улице. Причиной тому было нервное напряжение. Если он решил последовать совету Симона Аронова, то только потому, что было бы безрассудно не принять его всерьез. Смерть доверенного лица, должно быть, расстроила Хромого – а может быть, причинила ему сильную боль! – и он не хотел еще через несколько часов потерять эмиссара, на которого возлагал все свои надежды. Морозини пришлось остаться в гостинице, отказаться от удовольствия высунуть нос на улицу, прогуляться по Мазовецкой или посидеть в таверне Фукье. Правда, погода опять испортилась, и потоки дождя вовсе не располагали к сентиментальной прогулке.