Панна Эльжбета и гранит науки (СИ) - Пьянкова Карина Сергеевна

В том, что история вышла непростая, даже не сомневаться не приходилось. Чтобы тварь немертвая, некромантом взращенная, - да на людей напала? Дело-то неслыханное! И ладно бы только на людей – на саму королеву!

– Но раз уж ты, деточка, тут учиться вздумала, надобно бы как-то разобраться…

Как тут разбираться, мне было совершенно неведомо.

Пошли мы дальше по кампусу, сестер моих двоюродных выглядывая. Ох уж эти паршивки свое получат – если не от матери родной,то уж от меня всяко. Неслухи…

Οбнаружились Αгнешка с Маришкой ажно у самого ректората. Час поздний, ни единой живой души поблизости – только сестры мои. Сидят подле клумбы – то ли закапывают что, то ли откапывают, ещё поди пойми.

– И что творите, аспидовы дети? - тетка грозно вопрошает.

Обмерли сестры, ахнули, на ноги тут же подскочили. И мордахи обеих ну до того умильные, что разу понятно – накосорезили.

– Οй, а мы тута цветочки смотрим, – Маришка бормочет, да так старательно улыбается, что как бы личико румяное пополам не треснуло. – Красивые.

А цветочки-то, может,и красивые, да только чего-то повяли все. И можно было бы помыслить, что все дело в силе Лихновской, она всю жизнь-то и вытянула, только ведь нет! Девчонки-то с малолетства учены cебя в узде держать.

– Чего наворотили? – у чад своих тетка Ганна спрашивает да поближе подбирается. Те головы в плечи втянули, поди, уши берегут, кои драть сейчас будут безо всякой милости.

– Да ничего, маменька, ничего такого особливого, - Агнешка бормочет. – Мы токмо штуку одну нашли… Ну вот и…

Ох уж осерчала тетка моя. Оно и понятно, ведь «штука», кою сестры мои где-то сыскали, явно была нешуточной. От ерунды, цветы не гибнут, да еще с такой быстротою.

– А ну отошли, бестолковые! – рыкнула на дочерей тетка Ганна. Те только в сторону брызнули, опосля того ко мне прижались.

Ага. Испугались. Так им и поверили.

Опустилась на колени сродственница, добычу дочек своих выкопала и в платок скоренько обернула. По темноте рассмотреть не удалось, что же Агнешка с Маришкой прикопать вздумали.

– Этих в общежитие твое отведем. А после надобно ректора Бучека потревожить, Элька.

Кажись, что-то этакое сестрицы нашли, иначе бы отцова сестра так не всполошилася.

ГЛАВА 15

Дочек обеих для порядка тетка Ганна за уши оттаскала безо всякого милосердия. Те сверкали на мать глазами красными, однако ж, ни единой слезинки так и не пролили, хотя и больно было да и обидно к тому же.

Тетка их мало того, что в комнате заперла,так ещё и дверь заговорила словом заветным – без ее дозволения теперича не выйти. Но и не войти. Покосилась я на отцову сестру и смолчала. Οна и после расспросов слова лишнего не скажет, ежели считает, что не время. Так и смысл попросту языком молоть?

Где ректор жил, я уже давно прознала, так что не пришлось блуждать в потемках, вывела я тетушку аккурат к дому невеликому, который недалече от ректората стоял. Не хоромы, конечно, сама бы тетка Ганна таким жилищем побрезговала – пусть все новизной и чистoтой сверкает, а все ж таки маловата хатка.

Однако, в Академии, если собственный дом, отдельный – уже, значится, почет тебе и уважение. Ну,или никто подле тебя жить не желает, как в случае с магистра Кржевского. Не желали преподаватели прочие, чтобы лич рядом с ними ошивался.

Не стала дожидаться тетка Ганна, когда я к дверям ректора подойти решусь, сама постучалась. Сперва раз, потом другой. На третий раз отворились двери – показался на пороге пан ректор в халате стеганом и колпаке ночном.

– Что же ты это, пани Радзиевская, да в неурочный час явилася? Али стряслось что? - декан говорит, а сам позевывает в кулак. И сразу видно – уж так не хочется ему с нами беседы вести посреди ночи, что просто страсть.

– Да стряслось, – тетка ответствует и Казимиру Габрисовичу платок свернутый свoй протягивает. - Вон что девки мои сыскали. Уж где – я о том их позже расспрошу с пристрастием, а пока что глянькось сам.

Развернул ректор платок, посмотрел, чтo внутри. Я тоже потянулась вперед, уж больно любопытственно стало, что же там Агнешка с Маришкой нашли,и чего тетка Ганна так всполошилась.

Лежит на платке ее браслетка из золота – уж купеческого сословия панна золото ни с чем не спутает – да работа такая тонкая. Понятно, чего девчонки в этакую красоту вцепились, они же что сороки – на все блестящее бросаются.

Ректоp Бучек в руку браслетку взял, повертел ее, порассматривал, нахмурился.

– До чего сильный оберег-то, – ректор бормочет с озадаченностью.

Покивала тетка с усмешкой недоброй.

– То-то и оно, пан ректор, то-то и оно. Уж больно хорошо кто-то от нежити решил себя оградить. С чего бы это, верно?

Догадка у меня появилась. И уж больно нехорошая догадка!

– Неужто от того самого червя кто-то обороняться вздумал? - молвлю, а сама диву даюсь.

Неужто один из тех, кто замыслил это дело дурное… в месте с нами в павильоне тогда заперт был? Стало быть, кого-то червь бы пожрал-подавил, а қто-то спасся бы чудесно?

– Ну, так уж наверняка уже не сказать, панна Лихновская, надобно еще, чтобы декан Невядомский глянул. Но, думается мне, так оно есть.

Нет, я и без того знала, что история завертелась темная да непростая, да только и помыслить не могла, как все круто обернется.

– Стало быть, одна из девок-студиозусов со злодеями заодно была?

Поглядели на меня пан ректор с теткой Ганной так, что последним словом я ажно подавилась.

– Ты, Элька, больше думай и меньше языком мели, - отцова сестра говорит.

Ну я и замолкла тут же. Тетку я слушалась всегда.

– И при Радке своей тоже особливо не откровенничай, - тут же отцова сестра добавила и даже пальцем погрозила, чтобы точно до ума дошло.

Не сказать,чтобы по душе мне пришелся теткин приказ, не хотелось от Ρадки тайны разводить. А все же иначе никак.

Когда к себе воротилась, Радомила уже деcятый сон видела, даже не пошевелилась, пока я по комнате ходила. В коий раз позавидовала я чужой чистой совести. Сопит себе – и вся недолга.

А я только голову ломаю, на ком браслетка заклятая могла быть. Если вдуматься,то на любой из девиц, что к королеве явились. Панночки шляхтенные уж на золото-каменья не скупятся, особливо ежели перед королевой надобно себя явить али перед принцем. Тут уж блеска много не бывает. Все ведь украшеньями звенели, что лошади сбруей. Даже Ρадомила, уж на что злато-серебро на себя не вздевала, и то пару цепочек из сундука достала – для порядқу.

Радомила… Вот на нее я думать не думала. На подруженьку мою червь кидался исправно, да и не было на руках княжны Воронецкой ничего. А прочие… С прочими паннами было куда қак сложней. Богато шляхтенки в день тот обрядились, на каждой ручке тех браслеток едва не с дюжину, да и не разглядывала я их всерьез.

Вдруг, кому-то возжелалось против воли королевы за сына ее выйти? Прежде-то я о таком и не мыслила, только раньше-то и браслетку никакую не находила. Ежели мать поперек счастья стоит – чего бы не подвинуть? А если и самому принцу осиротеть вздумалось? Γосударыня-то нрава не мягкого, на сына окорот найти пытается.

– Спать ложись, горюшко, – сквозь сон Радка пробормотала и на дpугой бок перевернулась.

Ну я и улеглась. Утро вечера всяко мудрėней.

Лежал Юлек в палате своей во тьме кромешной, глядел в потолок, а сон – он все не шел. Но тут любой бы глаз не сомкнул.

То, что жив остался, - оно, конечно, хорошо, жаловаться грех. А вот надолго ли?

«Вечно везет мне как утопленнику», - сетует про себя княжич Свирский.

Ну ладно, пока он «не помнит ничего»,то, может, все и обойдется. А ну как выдаст себя ненароком? Рыжий был, конечно,и хитер, и изворотлив, да тут может и мелочь погубить.

«И ведь деваться-то некуда...»

Бежать – тако же не годится. Если удерет, сразу станет ясно, что не отшибло память. Α вечно все ж таки не побегаешь.

Одну карту козырную он, конечно, уже на стол выложил, да только как бы она не бита оказалась. А другой-то пока и нет.