Должностные лица - Иван Щеголихин

Глава шестнадцатая Где лисой, где волком

Лиса пошла и хорошо пошла, та самая серебристо-черная, сортовая, фондовая, которую Вася обеспечил своим полетом в Алма-Ату, в главк. Первые же результаты показали, что с каждой шкурки можно будет положить в карман не менее полета рублей. Если хорошо поработать, то из пяти тысяч лис пойдет в резерв более двухсот пятидесяти тысяч рублей.

Все шло в дело, на прибыль, из хвостов составляли горжеты — вот вам еще тридцать тысяч левых. Если грамотный эксперт оценивал лису по нынешним стандартам от пяти до двадцати пяти рублей, то Шибаеву удавалось продать ту же лису по сто двадцать рублей. Но для этого все трудились, все старались — и Шевчик, и Махнарылов, и Вишневецкая, и завскладами, и сам Шибаев. Дневали и ночевали на комбинате, решая две главных задачи: обезличить сырье сразу при поступлении на комбинат; придать сырью именно те признаки, которые нам нужны. На входе все занижали, на выходе завышали. Ставили нужный процент серебристости, нужный цвет (он бывает 1-й, П-й и Ш-й), отмечали дефектность, маркировали, выписывали, паковали, переписывали накладные, глаз не смыкали и все в голове держали. Маловато было своих людей, уставали, а тут еще появился шанс опять выгодно съездить в Грузию. Давид Кладошвили принес Шевчику последние данные — в городе Гори можно взять монеты не по сто семьдесят пять, а по сто пятьдесят, при условии, если Давид поедет туда вместе с Шевчиком. Шибаев думал недолго — езжай, повези лису, там она в два раза дороже, и привези мне монет двести штук.

Шевчик укатил, в конвейере сразу дыра, и Шибаев сказал Васе:

— Давай-ка, привлеки человека, но предварительно проверь.

Вася едва удержался, чтобы не предложить кандидатуру сразу, но солидности ради вытерпел до следующего дня, будто целую ночь думал, искал, перебирал, чтобы утром доложить шефу — есть кадр, правда, женщина. Шибаев расхохотался, спросил фамилию, паспортные данные. Вася на смех обиделся, пояснил, что она серьезная, трое детей, муж, правда, в ЛТП, но тоже хорошо, она может сверхурочно работать.

— Сколько ей лет? — спросил Шибаев. Вася замялся:

— Не так много, но и не так мало, в самый раз.

— А все-таки?

— Ну… двадцать.

— Когда же она успела нарожать троих?

— Чего ты ко мне пристал, Роман Захарович, главное, что она прошла все виды проверки.

— Ну и как?

— Очень даже понравилась, — признался Вася. — Но я не жадный.

— В таком случае пришли ее для собеседования. — Часов в девять вечера Вася прислал. Сони уже в приемной не было, и кого прислал? Опять же Тасю Пехоту, и Шибаев едва узнал ее — румяная такая, резвая деваха, в ушах серьги золотые чуть не с кулак, перстни на каждом пальце, а на комбинат пришла в телогрейке и в подшитых валенках. Кругленькая вся, пухленькая, глаза с поволокой, губы красные, вывернутые, видно, что без мужика жить не может.

— Как же ты успела троих нарожать, сколько тебе лет, двадцать?

— Не-ет, девятнадцать. И не троих, а двоих.

— Не боишься в тюрьму сесть, детей на кого оставишь?

— Боюсь, что вы, что вы!

Уже хорошо, осмотрительней будет.

— А меня боишься?

Красный рот — до ушей, зубы белые:

— Мышь копны не боится.

Вася, видно, предупредил ее, что директор имеет к ней личный интерес.

— Не посчитай за труд, — сказал ей Шибаев, — поверни защелку на двери, вон ту, черненькую. — И посмотрел, как она прошлась к двери, подрагивая крепкими бедрами. С этого момента и началась их тайна, всякая-разная, служебная и личная, добычи и дележа, риска и страха, а когда тайна, значит, все можно. Он много не рассусоливал, и она не жеманилась, добрая девка, горячая, кадр вполне подходящий, Вася прав…

В конце мая Шибаев зарыл в землю еще две банки во дворе и в сарае под дровами, зарывал не один, всякое может случиться, он уже битый — вместе с Зинаидой. Она не выдаст, не продаст по причинам веским — если знает, где спрятано, то уже считает своим. А свое для сыновей она сохранит любой ценой.

Ревизия на комбинате шла через пень-колоду. Капитан Дутов, которому все было поручено, почти не появлялся. Первый ревизор, назначенный сразу по этому шухеру из Целинограда, через три дня заболел, — очень хорошо, болей на здоровье. Нашли специалиста по мехам из числа пенсионеров, ну а что может пенсионер? Сидит, колупается, а ему пыль в глаза. Вася дал Вишневецкой несколько сохранных расписок в том, что он принял, как наличные, меха на сумму пятьдесят тысяч рублей, которые имелись в подотчете Вишневецкой. Скрыл он и накладные, и счета фактуры на отпуск товаров.

Постепенно стало выясняться, что ничего страшного на комбинате не произошло, с телефонограммой из Целинограда переборщили, раздули пустяк. Ну, везли, ну, подумаешь, тринадцать штук, одной связки недовложение, написать объяснительную, и все. Горобца, кстати, разыскали, худой, тощий, штаны на нем еле держатся, видно, что человек болел. Потребовали от него объяснительную, собрали заседание профкома — уволить Горобца за халатность. Собственно говоря, это уже явилось очень важной мерой по наведению порядка на комбинате. Одним словом, все как-то так, само собой спускалось на тормозах.

Тем не менее надо было выходить на Лупатина, чтобы впредь такие переполохи не повторялись, и чтобы он дал команду Дутову. Гриша встречу, оттягивал, то сам был занят, то Лупатин был в отъезде. «Только ты не спеши к генералу, я тебе все устрою». Неделю, две недели вилял, уже и конец мая, Шибаев снова к нему со скандалом, наконец, Гриша сказал, что завтра, в воскресенье, в шестнадцать часов они приедут с Лупатиным к нему домой.

Шибаев пригласил Махнарылова — завтра, в шестнадцать двадцать при параде явишься ко мне домой. Будет Голубь, будет Лупатин. Примешь участие в нашей беседе, как законный деловар. Много на себя не бери, но и унижать себя не давай. Главное, ты должен застать нас всех вместе и доказать, что ты нас всех знаешь, в том числе и Лупатина. От твоей смекалки, Вася, находчивости будет зависеть очень многое, успех нашего предприятия. Одним словом, придется тебе Штирлицем поработать.

— Будет сделано, — обещал Вася, — я хоть кем могу.

Жизнь, как зебра, то полоса невезения, то полоса везения. Договорились насчет Лупатина, а тут и Мельник позвонил, — про историю с машиной он в курсе. Не надо бочку катить ни на Гришу, ни на Мишу за то, что не свели Шибаева с Лупатиным. Мельник сделал это не по злому умыслу, а как раз по доброму. Сейчас чем меньше людей, тем лучше, надо жить и работать по-новому. Что касается ревизии, она всегда подтягивает коллектив. Что касается личной просьбы, Мельник все сделал, Шибаев может хоть завтра приезжать на смотрины объекта.

— Ты мне говорил, надо подождать, когда ребенок закончит школу, я все помню. Заодно в «Союзпушнину» привезешь образцы каракуля — тридцать пять штук. — (Как раз на хорошую шубу).

Шибаев уже хотел послать Соню за билетами на пятницу вечером, но тут позвонил Цой — есть разговор. Как человек предусмотрительный, Шибер велел Соне подождать и правильно сделал. Пришел Цой и сказал, что Дутов по окончании ревизии пошлет представление о результатах не только в управление местной промышленности, но и в обком, в горком, в исполком, делайте выводы.

Ни одна ревизия в Каратасе еще не проходила так, чтобы чего-то не вскрыть. Достижений они никогда не находят, только недостатки и нарушения. Но зачем поднимать пыль в исполкоме, в горкоме, да еще в обком посылать? Дутова надо брать мертвой хваткой, чтобы его представление носило нейтральный характер, чтобы не наклепали на Шибаеву, на Прыгунову.

Поездку придется отложить, Ирму одну он не отпустит, и время тянуть тоже нет смысла, Мельник договорился, Москва ждет. Шибаев снова позвал Соню — не хочется ли ей съездить в Москву в командировку?

— В Москву-у?! — заликовала Соня. — Конечно же, хочу.

Он не может бросить комбинат. И не потому, что готовится представление, нельзя отлучаться, когда дело хорошо идет, у всех такой задор, нужен глаз да глаз. Уедет Шибаев на день-другой, потом за полгода не наверстает. Да и зачем ему один день в Москве, что это ему даст? Допустим, посмотреть на дом, на «жениха». Ну посмотрит и уедет, а Мельник может переиграть, может и подставного ему показать, куклу. Так что лучше он посидит здесь, а пошлет Соню. Она не глупая, не болтливая. Удивительно даже, как такая красотка выросла в Каратасе и никто ее не умыкнул в пятнадцать лет.

— Задача у тебя несложная — зайдешь к начальству, дам тебе адрес, телефоны, передашь образцы наших товаров, получишь их здесь на складе в упаковке.

Соня поняла, что надо везти взятку, полагалась бы ей дополнительная оплата за стресс, но едет она без колебаний.

— Еще личная просьба, Соня. Поедешь вместе с моей родственницей, она дама провинциальная, в Москве не была ни разу, а ты уже бывала, знаешь, как в метро на эскалаторе не упасть. Ей надо помочь хотя бы первый день. Почему я именно тебя посылаю? Дело щепетильное, тонкое, не каждый поймет. — И далее Шибаев развел такую бодягу — эта его родственница выходит замуж за московского жителя, познакомились они где-то в Сочи, подробностей он не знает. Ей нужна московская прописка, чтобы дочь ее со временем легче могла поступить в институт.