Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия - Екатерина Вильмонт

– Да ты что, Наталья! Понимаешь, у меня был один автор… Он мне заявил, что этот галстук к этой рубашке не подходит, и вообще, мне надо одеваться посолиднее… подороже.

– Егоров, что ли? – догадалась Тата.

Егоров был талантливый и довольно милый человек, имевший одну маленькую слабость – поговорить о пиджаках и галстуках.

– Точно! Но я вижу, ты разбираешься, у тебя такое же мнение, как и у него. Ты мне не поможешь с этим делом, а?

– А ты лучше Егорова попроси, – улыбнулась Тата.

– Да ты что! У нас с ним не такие отношения. И к тому же он в каких-то жутко дорогих магазинах одевается. Представляешь, я ему говорю: «Алексей Алексеевич, какой пиджак!» Знаю, ему приятно будет, и спрашиваю, от Версаче или от Валентине, я больше никаких фирм и не знаю, а он мне на полном серьезе и немножко даже с презрением: «Нет, от Корнелиани!» Представляешь?

– Вполне, – засмеялась Тата.

– А ты про Корнелиани этого в курсе?

– Первый раз слышу, но я вообще не по этому делу.

– А я, понимаешь ли, подумал: может, он прав и мне надо как-то иначе одеваться, а?

– Олег, ты меня за этим позвал?

– Ну да, а что?

– Вообще-то я могла бы с тобой в субботу поехать в какой-нибудь магазин, если ты полагаешься на мой вкус, но предупреждаю: я все-таки не эксперт и могу Егорову не угодить.

– Умница! – обрадовался Олег Степанович. – Значит, на субботу мы договорились?

– Считай, договорились. Только объясни, бога ради, почему тебя это вдруг взволновало?

– Сам не знаю… Ну все, Наталья, иди работать. Тата пожала плечами и вернулась к себе. На ее столе лежала крупная бледно-розовая роза.

– Ринка, кто это принес?

– Догадайся с трех раз.

– Гущин? – упавшим голосом спросила она.

– Гущин, Гущин. Очень огорчался, что тебя нет, но обещал непременно заглянуть снова. Ты розу-то поставь в водичку, а то жалко такую красоту, завянет!

– Не пахнет, – сказала Тата, понюхав цветок.

– Сейчас розы вообще почему-то чаще не пахнут.

Тата поставила розу в высокий стакан. От мысли, что сейчас появится Гущин, ей стало как-то тревожно. Его долго не было, и она решила, что он больше не зайдет, но он нагрянул к концу рабочего дня.

– Наталия Павловна, вы сегодня чудесно выглядите!

– Спасибо за розу.

– Я бы с наслаждением осыпал вас розами, но, увы, гонорары пока не позволяют!

Тата не стала отвечать ему. Она молча складывала в сумку верстку, которую ей предстояло прочесть дома. Рина простилась и быстро ушла.

– Вы позволите вас немного проводить?

– Зачем на этот раз? – вырвалось у Таты. Гущин оскорбленно округлил аквамариновые глаза:

– А в прошлый раз, по-вашему, я вас провожал с какой-то целью? Напрасно вы так думаете. Какие вы, женщины, подозрительные и обидчивые. Мне впору и самому обидеться. Но я не стану…

– Вы невероятно великодушны!

– Ну вот, вы издеваетесь, – огорчился Гущин. – Я с самыми добрыми намерениями, а вы… Но раз вы меня гоните, я повинуюсь! До скорой встречи, Наталия Павловна!

И он исчез. Тата облегченно вздохнула. В какую игру он играет? Или я в самом деле произвела на него впечатление? А в нем действительно что-то есть… Ну и черт с ним, это, как говорится, не мой пирожок.

Тата надела пальто. Подумала мгновение, не взять ли домой розу, но решила, что не стоит.

Она направилась к троллейбусной остановке.

– Наталия Павловна! – окликнул ее мужской голос. Она оглянулась:

– Павел Арсеньевич? Что за детские игры?

– Почему – детские? Мужские. Это мужские игры, Наталия Павловна, – ждать даму, проводить ее… А розу мою вы кинули в одиночестве?

– Сегодня холодно, я боялась ее заморозить, – сама не зная почему, начала оправдываться Тата.

– Наташа… – Он взял ее под руку довольно властно, и она не стала сопротивляться. – Наташа, я заключил первый в моей жизни договор, согласитесь, это немаловажное событие…

– Понимаю.

– И его надо отметить! Мне говорили, что в таких случаях некоторые авторы приносят в издательство выпивку, конфеты и все такое. Но я ведь практически никого не знаю, и выпивать с чужими людьми неохота…

– Вполне естественно. Так выпейте со своими, в чем проблема?

– В том, что мне хочется отметить это с вами, и только с вами. Вы первая одобрили мой роман. Вы первая сказали мне хорошие слова. Это для меня очень много значит, не говоря уж о том, что вы меня безумно волнуете.

Тата испуганно вырвала у него руку:

– Павел Арсеньевич!

– Ну что, что? Чего вы шарахаетесь от меня? – Он поймал ее руку и поцеловал. – И не напоминайте мне о разнице в возрасте, она не имеет никакого значения! К тому же я не в постель вас приглашаю, а всего-навсего в кафе. Просто мне было бы приятно посидеть с вами вдвоем, глядя в ваши дивные глаза…

Тата была в смятении. Ее вдруг затряс озноб. Может, действительно нет ничего страшного в том, чтобы пойти с ним в кафе?

Он заметил ее сомнения.

– Ну решайтесь же!

– Что, прямо сейчас?

– Конечно! Вот телефонная карточка, вон там автомат, позвоните дочке, предупредите, что задержитесь. Думаю, она даже обрадуется.

– Почему это?

– Потому что у нее тоже есть возлюбленный…

– Что значит – тоже?

– Идите, идите.

Он сунул ей в руку карточку и почти подтолкнул к автомату.

Господи, что я делаю, подумала Тата.

– Ирка, я сегодня задержусь, поужинай без меня, ладно?

– Мам, что случилось, у тебя такой голос… Какая-нибудь беда?

– Беда? Нет-нет, что ты, просто тут у нас в издательстве… Я тебе потом объясню. Ты там одна?

– Нет, с Машкой. Денис сегодня занят.

– Ну хорошо, я пошла…

– Вот видите, все очень просто, – каким-то особенным голосом произнес Гущин, беря ее под руку. – И не смотрите на меня так затравленно. Это же смешно.

Последнее слово ее отрезвило. В самом деле, смешно почти в сорок лет так пугаться приглашения в кафе. Чушь какая-то. Что он мне там сделает? А из кафе я пойду домой, и дело с концом.

Она немного встряхнулась. Приосанилась:

– И куда же мы отправимся?

– Тут неподалеку я знаю одно маленькое кафе. Действительно, кафе было маленьким, всего на семь столиков, и вполне уютным. Гущин помог ей снять пальто, при этом чуть коснувшись ее плеча. Она вздрогнула, и от него это не укрылось.

– Что вы будете пить?

– Все равно, только совсем немножко.

– В таких случаях, кажется, пьют шампанское.

– Да нет, я не очень его люблю.

– Тогда, может, просто водки? Мы с вами, увы, не за рулем… Но во всем есть свои положительные стороны.

– Вы оптимист?

– Конечно, я оптимист, хотя писателю, вероятно, следовало бы это скрывать.