Мы взлетали, как утки... - Комбат Найтов

  - Посмотри, что и как, Стелла по-русски понимает, но не говорит. Она все покажет, я поехал за Зайцеховской.

  Из-за странного архитектурного решения две комнаты в доме сообщались через небольшой коридор, оттуда одна лестница вела на кухню и в подвальчики, вторая на выход из дома. Заплутать можно. Женщина что-то говорила недовольным голосом, затем принялась накрывать и сервировать стол, видя, что я активных действий в этом направлении не предпринимаю. Подвела меня к буфету и ткнула пальцем в многочисленные бутылки. Из знакомых была 'Зубровка', 'зеленый змей' (водка с зеленой этикеткой) и крымский Кагор. Остальные я никогда не видел и не пробовал. На большинстве бутылок были готические буквы. Присмотревшись, обнаружил армянский коньяк. Выбрал его, крымское вино и 'Зубровку', все ж таки считается польским напитком. Еще немного побурчав, дама удалилась, при этом долго показывала мне жестами, что я должен за ней запереть дверь. Махнув рукой, наконец, удалилась. Подъехала машина, из нее вышел Панфилов, и открыл заднюю дверь. Появилась Кристина. Ей показали направление куда идти. Она осторожно открыла дверь и спросила:

  - Куда идти?

  - Одну минуту!

  Я спустился вниз, она напряженно выдохнула воздух. Сукин сын Панфилов не сказал: куда и к кому ее везут. Так сказать, психологически надавил. Я закрыл дверь, и машина с Панфиловым укатила.

  - Не стоило меня так пугать: 'С Вами хочет переговорить один человек'. Я, черт знает, что передумала, пока ехали. Так, о чем пан генерал хочет со мной поговорить?

  - Может быть, мы продолжим этот разговор за ужином?

  - А это не повредит твоему затылку?

  - Отвечать вопросом на вопрос - не самый лучший способ начала разговора. Прошу!

  - Ты здесь живешь?

  - Нет, я живу в штабе. В этом доме я впервые.

  - То есть, все прослушивается и просматривается.

  - Не знаю, возможно. Это имеет какое-либо значение?

  - Для меня? Нет, уже нет.

  - Прошу! Если что-то не то выбрал, там внизу довольно большой выбор всяких напитков.

  - Хотелось бы минеральной воды или лимонад. - я оставил ее одну, и пошел вниз за заказанной водой. Сам я, конечно, об этом не подумал. И надо показать Кристине, что нас мало волнует ее побег. Возможность для этого у нее есть. Однако, ее я увидел в той же позе, как и оставил. Но, она вставала, на столе появился подсвечник.

  - У тебя есть спички?

  Я залез в карман, и достал коробок.

  - Зажги, и погаси большой свет. Будем ужинать при свечах.

  Я разлил вино и коньяк по рюмкам и бокалам.

  - Я хотел сказать тебе спасибо за то, что ты не дала сорвать операцию.

  - Это и моя война, и я два года ее веду. К сожалению, я не сразу разобралась кто есть кто в этой войне. Так что и тебе спасибо за то, что меня задержали, но не арестовали. И ни разу не допрашивали. На здоровье!

  Я немного поухаживал за ее тарелкой.

  - Я не хотел начинать этот разговор в официальной обстановке, поэтому попросил Панфилова организовать эту встречу там, где никто ни из наших, ни из ваших, нас не увидит.

  - Те, кому нужно, все увидят, и все услышат, я не сомневаюсь.

  - И бог с ним, лишние не должны это слышать. У командования РККА большие сомнения по отношению к генералу Андерсу. Но, несмотря на это, по просьбе английской стороны, мы оказываем помощь в формировании его армии. Однако, толку от создания этих частей пока никакого нет.

  - Не надо меня вербовать, Серж. Меня никто не просил отдавать тебе ни тот список, ни бросать тебе эту бумажку. Мне ты нравился именно тем, что никогда не вел никаких разговоров о войне, политике, своей работе. Я пошла работать в разведку по молодости и глупости. Мне хотелось быть полезной моей родине: Великой Польше. А в результате вышел один пшик: мой первый начальник меня изнасиловал, и сказал, что это необходимо для дела. Правильно раздвигая ноги, женщина-агент добьется большего, чем будет просто слушать и запоминать. Дальше больше, меня стали подкладывать под своих, которых в чем-то подозревали. Потом сказали, что надо работать с немцами, и подложили под них. Немец приказал мне лечь с тобой и узнать все о новом самолете. И не поверил мне, когда я ему сказала, что кроме физиологии, тебя ничего не интересует. Я ему отомстила: я записала нашу встречу с тобой на диктофон, который он мне дал, и, когда у меня были месячные, дала ему послушать наши охи и вздохи. Я в тот день еще к тебе Хильду посылала, чтобы ты случайно не пришел. Как он злился! И он меня ударил. После этого я и решила его сдать. Начавшаяся война расставила окончательно все точки над 'i'. Нам сначала говорили, что мы объединимся с Гитлером, и отомстим за все унижения поляков русскими, потом немцы за месяц нас разбили. Дальше говорили, что Гитлер и Сталин союзники, и Гитлер просто защитил нас от Сталина. Но, я видела то, что происходило в генерал-губернаторстве, и жила потом в Даукше. Это - небо и земля. Вы не оккупировали эту землю, вы освободили ее от тех, кто хотел лечь под Гитлера. Поэтому я не осталась в Даукше, и не вернулась назад. Я уехала в Москву, и думала начать новую жизнь. Кстати, не только свою, но и нашего ребенка. Но мне сделать этого не дали. Этот самый Борута-Спехович приказал сделать мне аборт, дескать, не время офицеру разведки заниматься такой ерундой. Я не женщина, а агент. И начал собирать данные на всех: кто, о чем, думает, гнобить тех, кто считает, что мы должны все вместе уничтожить Гитлера и Германию. И все началось сначала. А потом я увидела тебя, в форме полковника, а не младшего лейтенанта. Тебе твоя страна дала оружие, дала возможность исполнять свой воинский долг, и она тебе благодарна за то, что ты хорошо и умело это делаешь. С момента начала войны в России, ты уже стал генералом, выполняешь специальные поручения своего командования, а не идиотские приказы: пойди, переспи с тем-то и узнай, что он делает и о чем думает. К сожалению, приходится воевать со своим начальством, а не за Родину. Устала я от всего этого, Серж, очень устала. А с Борутой? Мне очень хотелось, чтобы именно ты отомстил за меня и не родившегося ребенка. Ой, пока я болтала, все остыло. Дай спички, я разогрею.

  Она взяла спички, выщелкнула 'Герцоговину Флор' из свежеоткрытой коробки, и спустилась на кухню, довольно долго отсутствовала, изредка чем-то гремя внизу, появилась с подносом в руках, и в одной шелковой сорочке.

  - Не ругайся и не уходи, командование и так в курсе. Нам дали время, и провести его надо так, чтобы это запомнилось. Попробуй, это вкусно. Это - картач, не знаю, кто делал, но это - нечто. Я попробовала, очень понравилось, особенно с этим грибным соусом. Что сидишь, как на у тещи на блинах, у меня в рюмке - пусто!

  Да, на поле явный цугцванг: как не поступишь, и что не сделаешь, все плохо. Надо было уходить раньше, но телефон на кухне. Здесь, в комнатах, связь отсутствовала, а задержанную одну не оставишь. Впрочем, мне неудобно только из-за Аксиньи. И задавись оно все навозом. Все на это и рассчитывали. Будем есть картач. Это жареные пельмени, только не с одним мясом, а с комбинированным фаршем, и в кружок их не сворачивают, и внешне они напоминают чебуреки или, даже больше похоже, вареники.

  Но, прежде чем перейти к финальной части встречи, с картачем во рту, закусывая коньяк, я спросил у Кристины, или как там ее зовут:

  - Ну, хорошо, мы вывели из расстановки Спеховича, но операция незакончена, нам требуются люди и действия в Варшаве. Кто сможет из разведки Польши провести эту операцию?

  Кристина пальцем стряхнула мне с уголка рта какую-то крошку, приподнялась и поцеловала меня, пытаясь уйти от ответа. Я придержал ее за талию и чуть придавил, чтобы она села на место. Она ухмыльнулась, потом почесала себе мочку носа согнутым пальцем:

  - Ладно, снявши голову, по волосам не плачут! В первую очередь, необходимо отстранить от передатчика надпоручника Хмелю, он - немецкий агент, все что передает рано или поздно становится известным немцам. В середине передачи должна отсутствовать одна точка. Присутствие всех, или более одной пропущенной - знак работы под контролем. Среди остальных сотрудников миссии еще Ольшевский находится под подозрением, но по картотеке 'немцем' не проходит. Всю работу Борута-Спеховича может выполнить только подпулковник Розумовский. Он не любит русских, точнее, большевиков, он - русский граф, но немцев он не любит больше, и не предатель по натуре. Теперь твоя душенька довольна? Да, я работаю на русских, они помогут нам освободить нашу Польшу. И помощи ждать больше не от кого. Я пошла одеваться, пан генерал.

  Обиделась. Я задержал ее руку. Она попыталась вырвать ее, у нее не получилось, она села и расплакалась.

  - Я не хочу, не хочу больше быть агентом, ты что, не понимаешь? Я не хочу этой грязи, подглядываний, перешёптываний, шифровки донесений. Это для тех романтичных идиоток, какой была я, пять лет назад. Меня, графиню Валевску, превратили в 'польскую шлюху', как сказал мне 'Вольтер', и всем позволено меня бить, пользовать и даже насиловать. Я очень хотела просто уйти, беременность казалась мне самым честным выходом из ситуации, мол на беременную никто руку не поднимет. Еще как! Впрочем, я сама виновата! Надо было не врать Спеховичу, что это случайно получилось, а сказать правду, тогда бы меня занесли в группу 'В', и не стали бы препятствовать. Таких у нас не держат. Но, и тебе я стала не нужна как женщина, тебе нужен 'агент'.