Нам с тобой нельзя (СИ) - Орлова Юлианна

Впервые в жизни настолько повезет, что я смогу прожить неведомое чувство из прошлого, но в этот раз оно вдохнуло в меня созидание, а не разрушение. Желание рвать глотки и не отдавать никому свой свет несмотря ни на что. Беречь. В этот раз до агонии больнее думать о жизни без нее, страшно представлять другой исход. Меня к ней не просто тянет магнитом, меня к ней привинчивает по живому. Вплетает. Вонзает иголки и пришивает красной нитью, что сейчас на руке болтается как умалишенного придурка, в свое время не способного отказать той, что навсегда поменяла мой мир.

Меня в ней топит, с каждым днем все больше и выбираться я не хочу и не буду.

В тоненьком надломленном голосе нет больше жизни. Света, кажется, не дышит, но и не плачет, лишь с болью шепчет:

—Ты уже сделал все… что мог. Прости.

Звонок обрывается, и я воплю в трубку:

—Света, твою мать! — поворачиваюсь к водиле и кричу, —газу, газу!

Синяя точка на экране продолжает мигать, но в следующую секунду я вижу резкий прыжок вперед. Внутри все замирает, и точка перестает мигать. Затухает. Да как так?! Мне сказали, что это кольцо можно было бы и КАМАЗом переехать, и все равно показывать будет с точностью до метра координаты объекта.

Сука! Мы практически добрались же! Машина виляет на поворотах, когда я слышу слова, адресованные мне Кентом.

—Босс, телефон больше не вижу.

В глазах играют мошки, потому что острая боль в виске снова дает о себе знать. Сжимаю кулаки и заставляю себя не сорваться. Когда машина резко тормозит в радиусе километра от первоначальной точки, я вылетаю из машины и на ходу раздаю приказы, сворачивая именно туда, где она была в последний раз. Шаг за шагом приближаю себя к правде, но ровно у входа в парк замечаю небрежно брошенную сумку.

—Что за?

Мои люди шерстят весь парк, обходят каждый закоулок и опрашивают людей. Я поднимаю город на уши, чтобы потом перевернуть вверх дном, вытрушивая мельчайшие крохи информации. Сидя на злополучной скамейке в непроглядную темень, снова и снова получаю сухое «чисто».

Ее нет.

А с записей камер видеонаблюдения все указывает на то, что ее украли.

Я встаю, готовый к новому бою, теперь уже с самим собой, чтобы сразу не пойти по головам и не начать душить. Тут надо мыслить здраво и с холодной головой, но, видит Бог, я пойду напролом. И не посмотрю больше ни на что. Я устрою кровавое месиво за нее. Потому что у меня нет жалости.

Чума у ворот.

27

Флешбек

МНОГО ЛЕТ НАЗАД

—Никит, а мы почему с ма и па не пошли? — маленькая девочка попыталась обхватить тоненькими ручками исполинскую фигуру мужчины сразу после того, как он прочитал ей ее любимую сказку “Маша и Медведь”, и девчушке пришлось вернуться в реальность

Из глаз малышки капали слезы, потому что она очень болезненно переносила вот такие отлучки родителей. Пусть к ней, конечно, в этот момент приезжал ее личный плюшевый медведь по имени Никита.

—Потому что родители пошли праздновать важное событие, — мужчина ухмыльнулся и усадил девочку к себе на плечи. Для него проводить время с малышкой было сплошным удовольствием. Магическим образом она научила его смотреть на мир иначе. Через призму плюшевых игрушек и детских игр на площадке.

—Событие? — кудрявая девочка наклонилась и закрыла вид своими пушистыми светлыми волосами. Они россыпью кудряшек рассыпались перед глазами мужчины, щекоча, но нисколько не раздражая.

—Годовщину, семицветик, — мужчина тепло улыбнулся ребенку и пошел вместе с драгоценной ношей на улицу.

—Я тоже хочу годовщину, — девочка улыбнулась и ослепила мужчину своим неровным рядом молочных зубов. За часть этих зубов Никита отвалил целое состояние. Ну как же! Фея прилетала.

—Хм, вот вырастешь, найдешь себе мужа, проживешь с ним много лет, будет тебе годовщина, — мужчина с грустью подумал, что, наверное, придется вместе с отцом Светы встречать парней с ружьем и в случае чего отстреливать, желательно метить в одно интересное место. Он не мог представить, что эта малышка однажды обязательно выйдет замуж. Все равно что дочь отдавать левому мужику.

—А когда это будет?

—Минимум лет через двадцать.

Хоть, видит Бог, мужчина хотел сказать тридцать. И то после тщательной «проверки».

—Все это время я буду искать мужа? — детская непосредственность не знала границ.

—Вообще-то я предпочитаю думать, что ты никого искать не будешь, а он сам найдется. Достойный.

—А он будет меня носить ручках, как ты?

У мужчины в голове летали самые разнообразные мысли. От «пусть только попробует не носить, захлебнется в собственной крови» и до «разумеется, если жить захочет».

—Не волнуйся, в случае чего, ему выгоднее будет носить на руках тебя, чем свою выбитую челюсть, — пожалуй, это была самая мягкая формулировка, на которую Никита был способен. Вечная компания людей, привыкших решать вопросы силой, накладывала свой отпечаток на его натуру. Но с ней он был другим. И даже улыбался. Не натянуто, а искренне.

— Никита, а мне обязательно искать кого? Давай ты будешь моим мужем?

Из Никиты моментально вырвался смешок. Вот уж и Маша с Медведем.

—Малышка, ну что ты такое говоришь? Смотри, я ж буду старый и дряхлый, а ты красотка. Красотка…

СВЕТА

—Красотка, просыпайся! — ушат холодный воды обрушивается на мое тело, мгновенно пробуждая после тягучего сна.

 Оттуда не хочется уходить, хочу остаться в моменте, впитать в себя тепло и уют и забыть, что это сон.  Я с трудом распахиваю глаза, сталкиваюсь со свирепым взглядом мужчины. Холод помещения вызывает шквал мурашек по изнывающей как будто от ожогов коже

В голове вакуум и расползающаяся боль, туманит взор. Не помню, как тут оказалась. Но реальность довольно круто обрушивается на меня, стоит только оглядеться по сторонам. Затхлое помещение, пропитанное сыростью и плесенью. Противный привкус оседает на языке. Сквозная боль в позвоночнике не дает мне просто сидеть на месте, но каждое движение приносит адскую боль. 

—Вы кто? — пытаюсь пошевелиться, но все тщетно. Меня привязали к жесткому стулу. Сложно даже рукой двинуть.

—Красивая дочурка у Темного. Вау просто, — мерзкий мужик напротив приближается ко мне и злобно вперяется. Он большой и это все, что удается разглядеть. Сложно держать глаза открытыми, а еще невыносимо хочется пить. Так сильно, что кажется, что упаду замертво, если во рту не окажется хоть капли.

—Послушайте…

—Цыц, цыпа, слушать будешь ты. Сейчас я сниму видео для папки и твоего ебыря. Кстати, не думал, что вы настолько извращенцы. Но да ладно, это ведь даже лучше, да? Я бы хотел именно ему побольнее сделать, и вот вам, пожалуйста, одним махом двух зайцев…

Я хочу сказать что-то в ответ, но не могу. Язык не слушается и слова выходят изо рта рваным блеянием. Мне даже не страшно, мне скорее никак. Потому что все вокруг воспринимается сквозь призму сна. Не могу до конца догнать, и еще как будто бесконечно вязко выходит смотреть вперед.

В какой-то момент я снова вырубаюсь, за что получаю шлепок по лицу. Шершавая ладонь рисует уродский узор на коже. Печет нестерпимо, но я успеваю только глотнуть воздух, прежде чем сознание покидает меня.

Это неправильно, так не должно быть. Не знаю, сколько проходит времени, может час, может пару минут, это все сливается в сплошную бесконечность. Остается лишь холод и судорога в икре, так всегда, если я замерзаю.

Перед глазами мелькают картинки из прошлого, я постоянно вижу себя в объятиях Никиты, это болезненно приятно, а еще чертовски страшно. Я теряюсь в этих ощущениях, чувствуя огромную пробоину в душе. Черно-белые снимки стоп-кадрами щелкают один за другим, на всех я разная. Каждое воспоминание острой бритвой проходится по сердцу, стоит только вспомнить наш последний разговор.

А еще мне безумно страшно за него, потому что я не знаю, что чувствовала бы на его месте. Как бы там ни было, я видела в глазах Никиты любовь, ощущала ее, какая бы она ни была, замещающая или почти родственная, но она есть.