Ничейный час (СИ) - Некрасова Наталия Владимировна

Арнайя подхватил Диэле и почти бросил в руки стоявшим позади воинам.

— В подземелья! — крикнул он. — Уходим! Быстро отсюда, не останавливаться!

Они бежали, бежали, бежали, навстречу потоку силы короля, устремившейся в пустоту, оставшуюся после тьмы.

Далеко в Холмах Ринтэ Злой язык сполз с коня, чтобы не упасть, и лег на землю, свернувшись клубком.

— Не трогайте меня, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Сейчас мне только земля поможет…

***

Ринтэ Злоязычный, король Ночи, владыка Холмов, держал путь к Медвежьему холму, к дому своего детства. Объезд давался тяжело. Прежде земля давала ему силы щедро, теперь ему казалось, что она сама ждет от него опоры. А какому герою, какому великану под силу держать землю? Разве что Великое Дерево, что на картинках… Да где оно? В Средоточии он его не видел. Там — Дом. Но Древа нет…

Он уставал после объезда каждого очередного холма, и после этого ему становились понятны древние обряды подношения королю плодов земли. Так земля воздавала ему, возвращала ему силы. Но все это было тревожно. Земля не отвергала его — земля слабела. И Ринтэ понимал, почему. Нельзя сохранить Холмы, будь он хоть трижды благ. А теперь еще земля отяжелела от того, что в Холмах нашли прибежище люди Дня. И все люди — дети земли, все берут ее силу, и она в конце концов иссякнет, а земля — иссохнет. И кто тогда захватит над ней власть? И откуда взять силу, чтобы этому помешать? У кого просить? У богов? Но, будь они прокляты, они спят. Где? Кто разбудит их? И что стрясется тогда?

И с такими мрачными мыслями он ехал под кровавой луной по северным снегам. Племянник, будущий король, ехал чуть сзади за правым плечом, как и подобало, за левым плечом — верный Адахья, а за ним главы Холмов, уже получивших благословение короля. А впереди был холм, где короля ждали дед и мать.

Когда настанет Ночь Ночей, король вернется в Королевский холм, где будут ждать дочь, жена и сестра. И пусть он провалится в Бездну, если на сей раз там, в праздник окончания Объезда, не все его женщины не будут при нем. Он король. Он это сделает. На сей раз так и будет. И жена, и дочь, и сестра, и мать. Так надо.

В Холме его детства и детства его дочери его встретили с почетом, но Ринтэ чувствовал себя здесь мальчишкой — не королем. Королевой была его мать, Нежная Госпожа, и его дед, Тарья Медведь. Дед, не уступая молодым, кутил и пировал до рассвета. Огромный, седой, погрузневший — и все равно могучий и страшный.

Это Ринтэ пришлось уйти и лечь спать. Это он устал. Это его высасывала земля.

Проснувшись следующим вечером, Ринтэ знакомыми коридорами пошел к деду. Дед его ждал.

— Я знал, что ты придешь. Чуял. У нас, Медведей, чутье сам знаешь какое.

Дед, в длинной белой рубахе, босой, сидел у огня, набросив на плечи меховой плащ.

— Тепло в последнее время полюбил, — сказал он. — Садись, ешь, пей.

Ринтэ устроился рядом. Как в детстве, когда дед рассказывал любимому внуку истории, похожие на сказки, а ведь это были вовсе не сказки. Или разъяснял что-нибудь в магических сплетениях или книгах, а то просто вспоминал всякие байки времен своей юности.

— Вид у тебя, медвежонок, нехороший, прямо скажу. Ты сдал за последние полгода.

Ринтэ кивнул.

— Сам знаешь, почему, — сказал он, отпивая горячего вина со специями. — Земля слабеет. Теперь порой она сама у меня берет силы.

Старик кивнул.

— Предсказывала мне моя покойная супружница, бабка твоя, что я буду так долго жить, что переживу конец мира. Похоже, права была покойница.

Ринтэ резко поднял голову, болезненно скривившись.

— Я бы хотел, чтобы ты меня разуверил. Чтобы сказал что-то хорошее, чтобы дал надежду.

Медведь развел лапищами.

— Кто бы мне самому хорошее сказал! Ты же сам видишь все. Северянин этот, Йара-Деста Айаньельт, — тщательно и с какой-то злостью выговорил дед, — он же пошел походом на столицу, чтобы встать на Камень.

— Не встал.

— Верно. Не встал, и вернулся жив-здоров, видать, договорился. Объявил себя королем севера. Недолго прокоролевствовал, началась свара за власть, потом пришли войска из Королевской четверти. Короче, голову нашего северного королька увезли в столицу. Посадили наместника. Через полгода наместника прирезали и перебили гарнизон в Ньессе. Но войска из столицы уже не пришли… Теперь на севере каждый за себя. Ньесу штурмовали несколько раз, то одни, то другие. Теперь от города одни развалины остались, и по ним бродят твари. Я даже не знаю, что в других городах, можно ли жить не за каменными стенами. Да и остались ли вообще на севере люди. Как бы то ни было, мои ребята никогда столько тварей на границах не видели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Недосказанное повисло в воздухе. Твари извне пока не лезли в Холмы. Потому, что король еще держал землю.

— Мне кажется, — заговорил Ринтэ, — что вся земля сейчас как вот это блюдо. — Он взял ломоть хлеба и мяса. — Один край задрался, второй идет вниз, и все скоро перевернется. А мы посередине. Жадный нас разъединяет, — говорил Ринтэ. — Загоняет каждого в ловушку и не выпускает. И пожирает поодиночке. Я хочу убить его.

— Этого не получится.

— Я знаю. — Ринтэ поднял голову. — Дед, может, ты все же скажешь что-нибудь доброе?

— Ну, если я переживу конец мира, — хохотнул Медведь, — то, значит, дальше что-то да есть? И кто сказал, что это что-то непременно дурное?

Ринтэ покачал головой.

— Никогда не думал об этом так… Возможно, ты все же сказал мне хорошее… — Он поднял взгляд. — Я решился. Я блюду Уговор. Поход будет. Все, как условлено. Делай, что должно, и…, - он махнул рукой.

— Все будет так, как должно быть, — неожиданно весомо сказал дед. — Я чую. А у нас, Медведей, чутье сам знаешь какое.

Ринтэ улыбнулся.

Глава 8

Дневных в Холмах было не так чтобы много, но и немало. Им нужен был кров и еда. Если Дневные начнут бежать из своих земель, то в Холмах не хватит ни крова, ни еды. Это была серая, будничная забота, но важная. Адиэ Воинственная согласилась принять Дневных. Пока. Но что дальше с ними делать? Этот вопрос висел в воздухе, но пока никто его не задал. Значит, Ринтэ задаст его сам. А сейчас он слушал человека, которого Дневные, видимо, признавали своим главным.

Когда-то первый Дневной, которого они встретили в своей жизни, пах железом и чесноком. Эти люди пахли смертельной усталостью и тупым страхом. Человек, которого они признавали старшим, был простого рода и говорил просто. Речь его была путаной и пересыпанной ругательствами, а иногда он начинал плакать. Потому Ринтэ решил выслушать его почти наедине. С ним был супруг госпожи Адиэ, хозяин Ветрового холма Сиэнья, бард Нельрун и маг Ветрового холма, Тейя Полурукий. Его так называли из-за высохшей левой руки, покалеченной во время схватки у Провала. Твари чуть не утащили его вниз, его выдернули как рыбину из глубины, но рука с тех пор стала сохнуть. Тейя оставался человеком живым и веселым. Ринтэ он понравился.

Дневной — Риама — говорил и говорил, то прикладываясь к горячей чаше, то вытирая слезу рукавом, то размахивая руками.

— Господин, я был кузнецом в Дарраме. Мне двенадцать лет было, когда госпожа Ланье Адданалиль вернулась из столицы и сказала, что короля больше нет. А потом луна стала красной. А короля больше не было. И Королевская дорога вдруг сразу стала ненадежной. И вести перестали доходить, а те, что доходили, были одна другой страшнее. Будто Юг отложился, и северянин Айаньельт пошел на столицу, чтобы встать на Камень. А потом владетели поменьше стали сами по себе, и начали говорить, что ойха появились в лесах, да только я сам не видел, так что думаю я, что это враки. А госпожа Ланье сказала, что отныне сама будет держать землю, потому как никому не верит. Тогда к моему дяде, а он златокузнец… был, наверное. Наверное, он уже умер, — дрожащим голосом проговорил Риама. — Вот. К нему пришли от госпожи и велели сделать венец.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Она назвала себя королевой? — тихо спросил Сиэнья.