Венец Чингисхана - Наталья Александрова

– Осторожна?! – воскликнула я. – Да я вообще не представляю, что мне делать, кому верить и кого опасаться. На меня и без вашего артефакта обрушилось такое количество разнообразных несчастий и неприятностей! У меня нет ни жилья, ни денег, ни работы! Только этого венца мне не хватало для полного счастья…

– Что делать, деточка, что делать! – сочувственно проговорила Летиция. – Иногда высшие силы испытывают своего избранника, прежде чем довериться ему. Иногда они таким образом подталкивают избранника к его единственному пути. Со стороны, да и ему самому может показаться, что на него обрушились все несчастья мира – но это лишь испытания, которые сделают его сильнее и приведут к правильному выбору…

– Ага, хорошо говорить так, если несчастья происходят не с тобой! Но не дай бог оказаться этим самым избранником!

– Что делать, деточка? Быть избранником высших сил – трудно, но это высокая честь…

– С удовольствием бы поделилась с кем-нибудь этой честью! И все же – что мне делать?

– К сожалению, ничего не могу тебе посоветовать. Это – твоя судьба, и ты должна действовать на свой страх и риск. Единственное, что могу тебе сказать, – прислушивайся к своему сердцу. Оно укажет тебе правильный путь… а сейчас, деточка, тебе пора возвращаться, Августа Васильевна будет недовольна.

– Откуда вы знаете про Августу… – начала я, но Летиция приложила палец к губам.

Она встала из-за стола, проводила меня до двери, прошла со мной по короткому полутемному коридору, раздвинула штору из цветных переливающихся нитей.

Мы вышли в торговый зал магазина.

Здесь было тихо и безлюдно.

Продавец, тщедушный старичок, стоял спиной к нам, держа в руках маленькую фарфоровую коробочку. Волосы, похожие на пух одуванчика, окаймляли аккуратную розовую лысину. Он не повернулся в нашу сторону и даже не шелохнулся, услышав наши шаги.

– Эраст Аскольдович! – окликнула его хозяйка, но старик не пошевелился.

– Ох уж этот Алоиз! – Летиция неодобрительно покачала головой, обошла вокруг старика.

Я последовала за ней.

Продавец был неподвижен, как статуя, приоткрыв рот от удивления, он смотрел на что-то, видимое ему одному. Летиция порылась в кармане, вытащила щепотку табачных крошек и бросила их в лицо старика. Тот громко чихнул, удивленно захлопал глазами и выронил фарфоровую коробочку, которая разлетелась на десятки кусков. Виновато взглянув на Летицию, он проговорил:

– Не знаю, что на меня нашло… я задремал… извините, Летиция, такого со мной никогда не бывало…

– Ничего, Эраст Аскольдович, в нашем возрасте такое иногда случается, – успокоила его Летиция.

– Ну, не вам говорить о возрасте! – галантно заверил ее старик. – Вы еще так молоды!

– Спасибо, Эраст Аскольдович, – усмехнулась Летиция. – Кстати, вы случайно не видели никаких снов, когда задремали?

– Вот странно, что вы спросили. – Эраст задумался. – А ведь действительно, я видел сон. Мне снилось, что молодой кочевник скачет по зимней степи…

Молодой царевич подгонял свою лошадь ударами сыромятной плетки. Его немногочисленные спутники едва поспевали за ним.

Оторвавшись от свиты, его нагнал Сучен, старый наставник и учитель.

– Ты загонишь своего коня, царевич! – проговорил он, приподнимаясь в стременах. – Нужно остановиться на привал.

– Я должен успеть в Каракорум до начала совета! – раздраженно ответил юноша. – Старшие братья разберут себе все лучшие доли! Мне достанутся объедки с их стола!

– До Каракорума еще три дневных перехода. Если ты загонишь еще одного коня, ты не поспеешь туда раньше. Я часто повторял тебе – тот, кто не спешит, всегда приходит первым.

– Ты повторял это слишком часто! – раздраженно перебил его царевич. – Если тысячу раз повторять «халва, халва», во рту не станет слаще! Лучше скажи мне, Сучен, что сделать, чтобы получить себе большой кусок отцовского пирога?

Три дня назад царевич получил известие о смерти своего отца, великого хана. Царевич осаждал небольшой город в земле кипчаков, взбунтовавшийся против власти императора, он был уже близок к победе, но когда к нему явился гонец, оставил армию на командира тумена и с ближними людьми помчался в столицу, в Каракорум.

После смерти великого государя все его сыновья, все чингизиды, должны были собраться на совет, чтобы решить, кому достанется власть в главной орде, какие улусы получат остальные.

– Как получить большой кусок? – повторил Сучен, придерживая лошадь. Царевич прислушался к нему и тоже натянул поводья.

– Ты – один из младших сыновей Тимуджена, – рассуждал Сучен, зорко вглядываясь в вечереющую степь. – Ты – сын не от жены, а от одной из наложниц.

– Скажи мне что-то, чего я не знаю! – резко оборвал его юноша. – Или молчи и возвращайся к остальным!

– Не перебивай меня, царевич! Я много раз говорил тебе – тот, кто умеет слушать, добивается большего, чем тот, кто умеет говорить.

– Говорил, говорил! – скривился царевич. – Ты всегда слишком много говоришь!

– Да, ты знаешь, что среди чингизидов положение твое не самое высокое и вряд ли тебе выделят большой улус. Но знаешь ли ты о венце своего отца, о венце Чингисхана?

– Это еще что такое? – царевич с интересом взглянул на своего спутника.

– Это древний венец, который твой отец получил в молодости, когда он был в твоих летах. Этот венец выковали древние мастера, и он дарует своему хозяину огромную власть. Если тебе удастся его получить, все может перемениться, и старшим братьям придется считаться с тобой.

– Так сделай так, чтобы это случилось! Достань для меня этот венец, Сучен!

– Твой отец хранил этот венец как зеницу ока. Теперь, после его смерти, сокровища Тимуджена оберегает его кравчий Арды-нойон. Но доверенный слуга нойона – Джелинай, перс. Знаешь ли ты его, царевич?

– Еще бы мне его не знать! – Глаза юноши заблестели. – Джелинай – брат моей матери!

– Совершенно верно, царевич! Значит, когда мы приедем в Каракорум, ты отправишься на совет чингизидов, а я встречусь с Джелинаем…

В магазине наступила тишина.

Я встряхнула головой, прогоняя странное оцепенение, простилась с Летицией и вышла на улицу.

И почти сразу увидела подходящую маршрутку, которая довезла меня почти до самого дома.

Входя в квартиру, я услышала крики и шум, доносящиеся из комнаты Павла Васильевича. Бросив в прихожей пакет с занавесками, подбежала к двери, открыла ее…

В комнате больного царил разгром, как будто здесь только что побывали грабители. На полу грудами валялись книги, гравюры в металлических рамках, безделушки, которые прежде красовались на полках. Посреди комнаты стояла Августа Васильевна, она трясла старинную книгу, которую держала за корешок, и кричала визгливым, истеричным голосом:

– Скотина! Мерзавец! Негодяй! Если ты не отдашь мне это – я превращу твою жизнь в ад!

Павел Васильевич сидел в своем кресле, в глазах его были ужас и беспомощность. Увидев меня, он широко открыл глаза, губы его затряслись, словно он пытался что-то сказать. Августа подскочила к нему, схватила за воротник рубашки, встряхнула:

– Что ты пялишься, урод? Я и так слишком долго терпела твои капризы! Я отдала тебе столько лет своей жизни! Сволочь, ты должен меня обеспечить!

– Что здесь происходит?! – воскликнула я.

Августа развернулась, увидела меня и позеленела от злости.

– А ты что здесь делаешь, дрянь? Подглядываешь? Подслушиваешь? Немедленно убирайся из моего дома!

– И не подумаю! – Я смотрела ей прямо в глаза, мной овладело холодное бешенство. – Я не позволю вам издеваться над больным человеком! Это вообще не ваша квартира, а его, а вы здесь на птичьих правах! Я вызову милицию или… или органы социальной опеки, расскажу им, как вы злоупотребляете своим положением, мучаете беспомощного инвалида!

– Что?! – Она истерически расхохоталась. – Да не смеши мои тапочки! Органы опеки? Они у меня вот где! – Она похлопала по карману. – И вообще, кто тебя станет слушать? Ты никто и звать тебя никак! Я тебя сама наняла по глупости, сама тебя и выгоню! Чтобы через пять минут тебя здесь не было!

Я хотела уйти – но тут перехватила взгляд Павла Васильевича.

В нем была мольба, мольба и надежда.

– Немедленно убирайся! – повторила Августа.

Ну нет, не могла я ей уступить! Не могла оставить в ее власти беспомощного человека! Те часы, которые я провела рядом с ним, читая ему книгу или просто молча, связали меня с Павлом Васильевичем крепкими нитями, и теперь я чувствовала ответственность за него.

– Убирайся! – Августа схватила подвернувшуюся под руку статуэтку, бросила в меня. Она промахнулась, статуэтка попала в дверь и разлетелась на части.