Львиное Сердце - Антон Первушин

— Брось ты ее, — раздался за спиной хриплый голос. — Нет в ней ничего, кроме рожи и кожи. Ты все сам придумал.

— Сам брось, Мордка, — ответил Артур, не оборачиваясь. — Не пытайся казаться циничнее, чем ты есть на самом деле — все равно не поверю. Гвен — чудная и талантливая девушка, я рад знакомству с ней, даже если она не обращает на меня внимания. А ты добрый и чуткий, мой лучший друг. Поэтому не надо обижать меня.

— Думаешь, от того, что ты будешь говорить обо всех хорошо, кто-нибудь станет лучше? — усмехнулся Мордред. — Ох, Арти, Арти… Умная твоя голова да дураку досталась. Погоди, наплачешься еще.

Мордред приходился Артуру двоюродным братом, а его мать была позором семьи Пендрагонов. Еще в шестнадцать лет Моргана убежала из дома и с тех пор путалась с кем ни попадя. Никто не знал, от кого она родила Мордреда и почему, протаскав мальчишку тринадцать лет по всем злачным местам Страны Логров, в один прекрасный день просто бросила на улице, дав ему несколько монет и адрес главного офиса Пендрагонов.

Когда Утер Пендрагон узнал о существовании племянника непонятных кровей, да еще и неказистого и хромоногого, то хотел попросту сослать его в одну из колоний на хлопковые плантации. Но в тот день он как на грех привел в главный офис своего десятилетнего сына и наследника — мальчик был умненьким, сообразительным, и Пендрагон-старший начал необычно рано вводить его в курс дел. Юный Арти быстро потолковал со своим новым братом (тот отвечал в основном: «Вот еще!» и «Да пошел ты!»), после чего заявил отцу, что если тот избавится от Мордреда, об этом рано или поздно все узнают, и скандала не избежать. Гораздо выгоднее для семейной репутации будет, если они пристроят родственника к делу, дадут ему какое-никакое образование, а позже, когда он, Артур, подрастет, то возьмет его к себе в свиту. Вот тогда все увидят, что Пендрагоны вовсе не те бездушные традиционалисты, которыми их считают, они просто стоят за семейные ценности и крепкую мораль. Утер выслушал Артура, поднял бровь и… поступил именно так, как советовал мальчик. До девятнадцати лет Мордред прожил при одной из энергостанций Утера, расположенных в сельской местности — поближе к земле и подальше от лишних глаз. А позже шестнадцатилетний Артур, как и обещал, взял его в свиту и приблизил к себе.

— Ты будешь моей Подозрительностью, Мордка, — сказал он. — Будешь находить мои ошибки и указывать мне на них.

Подозрительность далеко не сразу стала доверять своему брату и сюзерену. Но сейчас, четыре года спустя, они были не разлей вода. Правда, Мордред часто сетовал, что Артур хоть и любит с ним советоваться, но следует советам очень редко. Вот и сейчас, пожелай брат, и он привел бы эту рыжую вертихвостку к нему в постель на три счета. Она так-то девица ничего, ладная, и, судя по всему, горячая. Чокнутая, правда, но зато молчит. Хотя если бы говорила, Артур, наверное, так не терзался бы, потому что сразу стало бы видно, что она, как и все девки, думает только о нарядах и парнях.

— Арти, аутизм — не гарантия гениальности, — попытался он еще раз образумить брата. — Среди аутистов глупых людей ничуть не меньше, чем среди нормальных.

Но Артур снова лишь отмахнулся.

— Оставь, Мордка. У меня к тебе серьезный разговор, а ты все о бабах.

Мордред усмехнулся: вот за что он любил Арти, так это за то, что с ним никогда не знаешь, чего ждать. То зюзя-зюзей, ну просто принц Гамлет, а то как отбреет…

— Что случилось? — спросил он.

— Стрелка убили, — отозвался Артур.

— Что?!

Артур так и не повернулся, стоял у книжного шкафа, поглаживал бурый корешок с золотым тиснением. В этом тоже проявлялся традиционализм Пендрагонов — они собирали бумажные книги. Артур говорил, что это очень разумно: пока книга существует в ограниченном количестве экземпляров, ты всегда можешь проконтролировать, кто ее читает. А знание — сила, оно требует контроля. Многие беды нашего мира, говорил он, происходят именно от того, что никто не следит толком за распространением знаний.

— Кто его убил? — спросил Мордред изумленно. — Кто-то из наших? Ивэйн?

— Не думаю, — ответил Артур. — Ивэйна я как раз послал проследить за работой Стрелка. И четко приказал ему ничего не предпринимать, не посоветовавшись со мной. Да он и сам не стал бы, ты же знаешь Ивэйна…

Мордред кивнул. Ивэйн был четвертым сыном одного из младших вассалов дома Пендрагонов — одним из тех, кого Артур превратил из ничего во что-то, и одним из тех, кто был предан Артуру всецело. Кроме того, Ивэйн не мог изменить Артуру еще и по другой причине — у него просто не хватило бы ума.

— Я думаю, это кто-то из местных, — продолжал Артур. — Технически вполне возможно.

— И что? Будем перезапускать?

— Подождем. Ты же знаешь, мне этот план никогда не нравился. Но Ланс был так убедителен со своей доктриной штурма и натиска. Раз-раз, устроили блицкриг, победа будет за нами. Слишком просто.

— Но за Столом ты этого не сказал.

— Да… Не хотелось. Мне кажется, Ланс ждет чего-то такого. Сейчас никто уже не вспомнит, чья это была идея насчет нового запуска Стрелка. Решение принимали все, а отвечать, как обычно, буду я. И получится, что я в полной заднице. О-Сознание потерял, Громил упустил, теперь и блицкриг продул. Да еще и у Саркофага прорезалась архианомалия, про которую я ни сном, ни духом. Получается, что я абсолютно не контролирую ситуацию. Ланс запросто этим воспользуется, чтобы снять меня с руководства проектом.

— Тебе придется его убить, — тихо сказал Мордред.

Артур отпрянул.

— Мордка, ты чего?! Как это… убить?

— Ну не самому, естественно. Он тебя старше и выше на целую голову. Но я без труда найду людей, которые решат эту маленькую проблему.

— Мордред, ты очумел? Ланс, конечно, порядочный говнюк. Но он один из нас. И… и… это же только игра!

— Арти, это ты ничего не понимаешь. Проект — не просто игра. В Логре не бывает просто игр. Здесь все — продолжение политики другими средствами. Ты — Пендрагон, Ланс — дю Лак, и раньше или позже тебе придется его убить. Можешь хоть у отца своего спросить, он подтвердит. И лучше сделать это раньше — до того, как он попытается убить тебя.

— Но Утер Пендрагон не убил Бана дю Лака.

— И очень об этом жалеет. Спорим на все, что хочешь?

— Ладно. Неважно. Никого убивать я не буду. Ни своими руками, ни чужими. Поступим проще. Я войду в Зону и сам все поправлю. Если обернусь быстро, никто ничего не узнает, и проблема снимется сама собой как несуществующая.

— Как планируешь это сделать?

— Очень просто. Ну то есть в теории просто. Если не получается удержать в провинции своего наместника, возьми вождя из местных, приподними его и поручи поддерживать порядок.

— И кого ты возьмешь?

— Ну выбор невелик. Роте или Гоголя. Они сегодня в авторитете.

— Оба — психи.

— И хорошо! Я скажу волшебное слово «Солнцестояние», и они пойдут за мной, как за Дудочником. А кто придет первым, тот получит приз.

— Какое «Солнцестояние»? Гвиневрина разработка? Но ведь…

— Да, но зависимые этого не знают. У них уже свой фольклор возник на сей счет. Вот на нем мы и сыграем.

— Ох, Арти, твоя близость с народом до добра не доведет. Он, оказывается, фольклор изучает в зависимых мирах. Фольклорист!

— Между прочим, моя, как ты говоришь, близость пока нам на пользу. Ну и кроме того, разве не затем мы делали игру, чтобы как следует оттянуться?

— Ты делал, наивная ты душа. За других не поручусь.

— Ладно. Поступим так. Завтра я уеду в Авлон. А ты пройдись по селениям сервов, найди мне какую-нибудь рыжулю посимпатичнее. Чтобы на Гвенни смахивала хотя бы издали.

— Арти!

— А что такое? Всем можно, а мне нельзя?

— Нет, что ты… просто… Не ожидал…

Даже Мордред был шокирован. Не его, конечно дело, да и сам он относился к женщинам с предельным прагматизмом: сунул, вынул и пошел, будь ты хоть сервка, хоть герцогиня. Но он-то полагал, что у друга Великая и Чистая Любовь. А Арти… Вот стервец!

— Ладно. Значит привезешь ее в Авлон и подержишь там до моего возвращения. Дня три, наверное. Можешь с ней немного поиграть, чтобы не так скучно было.

— В шашки? — улыбнулся Мордред.

— Если получится, то и в шашки. Короче, создадите мне прикрытие. А я уж постараюсь разобраться. И Ивэйна поищу заодно. Что-то он слишком заигрался…

— Ты там… поосторожнее все же.

— Да ладно, братец. Дело житейское. Перезагрузку никто не отменял.

— Учти, это очень больно.

— Ничего. Пока ты со мной, я ничего не боюсь. Со всем справимся.

Когда Мордред ушел, Артур снял с полки тяжелый атлас in folio «Труды и дни святого Теслы» и разложил на столе. Он мог бы не смотреть в текст — давно знал его наизусть, но знакомые запах, тяжесть и ощущение страниц под пальцами успокаивали. Чего точно никогда не сможет дать электронная инкунабула, так это подобного иррационального чувства стабильности. Она словно кувшин — какое вино в него нальешь, то и выпьешь. Сегодня — сладкое, завтра — кислое. А книга — словно источник, к нему приходишь день за днем, и вода в нем все так же прохладна, чиста и свежа.