Девять уроков - Кевин Милн

– Надежду на что? – поинтересовался я. – Что мне не придется уйти отсюда вдовцом?

Отец сочувственно улыбнулся.

– Надежду на то, что Господь знает, что делает.

У меня вырвался циничный смешок.

– Поверь, он не знает. Ты, я, мама, Эрин под ножом хирурга… все мы – свидетельства этой простой истины.

Лондон окинул меня сосредоточенным взглядом, к чему я уже давно привык. Только теперь я не ощутил в этом ни капли осуждения. Скорее, чисто родительскую тревогу.

– Идем, сынок, – повторил он, – завершим наши уроки.

– Гольф вполне может подождать!

– Позволь не согласиться, – вежливо заметил он. – Идем. Это не займет много времени. Есть еще один урок, который тебе необходимо усвоить. Прямо сейчас.

– Папа! – еле слышно прошипел я, чтобы не устраивать публичную сцену. – Ради бога, остынь! Здесь тебе не игра, а настоящая жизнь. Я не собираюсь размахивать клюшкой, пока Эрин истекает кровью на операционном столе.

Я умолк, давая отцу возможность как следует проникнуться моими словами. Лондон невозмутимо крутил клюшку, позволяя мне выпустить пар.

– И не смей утверждать, что гольф – это жизнь, – добавил я. – Жизнь – это жизнь! И даже смерть – это жизнь, но только не гольф!

– Ты прав, – неожиданно согласился он. – Я многому научился у тебя за эти месяцы. Должно быть, ты пытался учить меня всю свою жизнь, но я лишь недавно начал прислушиваться к твоим словам.

Я озадаченно смотрел на отца.

– И что? Ты согласен теперь со мной?

Он выдавил из себя некое подобие улыбки.

– Боюсь, после смерти твоей мамы гольф стал для меня чем-то вроде костыля, с помощью которого я передвигался по жизни. Так мне проще было справиться с болью. Я знаю, что тем самым лишил себя многих радостей. Однако… – Сделав паузу, он взглянул мне в глаза, как будто продолжение его слов могло скрываться именно там.

– Однако? – поинтересовался я.

– Каким-то чудом, даже без нашего ведома, мне был дан второй шанс, – улыбнулся он. – Шанс почувствовать себя отцом. А в скором времени еще и дедом! У меня появилась возможность стать частью твоей жизни, хотя бы и раз в месяц. – Сунув руки в карманы, он прислонился к стене. – Даже не знаю, заслуживаю ли я этого.

Я был просто поражен. Неужели это тот самый человек, которого я ненавидел столько лет? Человек, который с охотой тратил время на совершенствование своей техники, а не на возню с сыном? Парень, который вышвырнул меня из школьной команды по гольфу, даже не объяснив толком, за что?

– Выходит… нам уже не нужен последний урок, верно?

– Нет, не верно, – вскинул он голову. – Девять уроков. Такой была сделка. Может, гольф и не жизнь, а жизнь – уж точно не игра, но это не значит, что мы должны проигнорировать хороший урок, когда он выпадает нам на долю.

– Ладно, ладно, – саркастически заметил я. – Раз ты считаешь, что твой урок важнее, чем моя жена…

– Это не важнее ее. Это ради нее.

– Ради Эрин?

– И ради малыша.

Я позволил своему недовольству раствориться в тяжелом вздохе.

– Только быстро. Я должен быть рядом, если что-то случится.

На выходе из приемной я задержался, чтобы поговорить с дежурной медсестрой.

– Прошу вас, если услышите что-нибудь об Эрин Уитт – что угодно, – немедленно сообщите мне по внутренней связи. Я буду поблизости.

Медсестра бросила на меня вопросительный взгляд, но за нее поспешила ответить та девушка, с которой я беседовал сразу по приезде в больницу.

– Разумеется, доктор Уитт, – заверила она.

Краем уха я услышал, как она прошептала медсестре: «Это известный невролог. Или что-то вроде того».

Мы с отцом покружили по больничным коридорам, но так и не смогли найти места, где бы удачно сочетались уединенность и свободное пространство, достаточное для того, чтобы помахать клюшкой.

– Есть у меня одна идея, – сказал Лондон, окидывая взглядом план больницы. – Нам сюда.

Через несколько минут мы уже стояли на пороге больничной часовни. Она была абсолютно пустой.

– Превосходно, – улыбнулся отец.

– Действительно, – хмыкнул я, усаживаясь на заднюю скамью. – Не сомневаюсь, что Бог – большой фанат гольфа. Вряд ли он станет возражать против нашей игры.

Лондон взглянул на меня с явным неодобрением.

– Не шути так. Это и правда удачное место, – заверил он.

– А кто шутит? Разве ты не видел табличку на дверях? «Для представителей всех вер и религий». Поскольку в гольф ты играешь с религиозным рвением, это вполне может сойти за веру.

– Перестань, Огаста, – сухо промолвил отец. – Не забывай, речь идет не столько о гольфе, сколько об Эрин и ее ребенке.

Я бросил взгляд на широкие деревянные балки церковного потолка.

– Уж лучше шутить, чем неустанно думать о том, что там сейчас происходит, – простонал я.

Пройдя вдоль рядов, отец задержался на просторной площадке между кафедрой и первыми скамьями.

– Ты безнадежен.

– Я безнадежен? Да это ситуация совершенно безнадежна! Только взгляни на нас: двое взрослых мужчин, которые не нашли ничего лучше, как потренировать свой удар… в то время, когда моя жена умирает на операционном столе.

– Откуда ты можешь знать, что она умирает? – возразил отец.

– А откуда ты можешь знать, что нет? В любом случае я ничем не могу помочь ей! Так на что мне надеяться? Мне и всем нам? – Я в изнеможении прислонился лбом к спинке передней скамьи.

Отец смотрел на меня со своего места у кафедры, ритмично покачивая клюшкой.

– И я когда-то так думал, – заметил он.

– Знаю. Не забывай, я прочел твой дневник.

– Верно. – Еще крепче ухватив клюшку, он сделал пробный взмах. – Знаешь, в чем твоя проблема?

– Нет, – честно признался я.

– Ничего страшного, это риторический вопрос. Проблема заключается в твоей позе. Я уже давно заметил, что ты стоишь слишком прямо во время замаха. А потом еще поднимаешь голову, перед тем как ударить. Хороший игрок голову держит опущенной, а колени согнутыми.

– Ну, меня-то хорошим игроком не назовешь, так что мне это без разницы.

Отец поморщился.

– Не исключено, что тебе не удается стать хорошим игроком как раз потому, что ты не соблюдаешь два эти правила.

– Это и есть тот бесценный урок, ради которого ты притащил меня сюда?

– Верно подмечено, – усмехнувшись, Лондон предложил мне подойти поближе. Хоть я и не видел смысла в происходящем, однако послушно зашагал по центральному проходу. Отец передал мне драйвер, и я привычным жестом ухватился за гладкую рукоять. Для начала я сделал несколько пробных замахов, каждый раз неуклюже цепляя клюшкой ковер.

– Ну как? – спросил я.

– Неплохо, – поднявшись на кафедру, отец включил маленький микрофон. – Но ты до сих пор напоминаешь мне рыбину, которую только что вытащили из воды, – голос его эхом разнесся по пустой часовне. – Согни как следует колени и уже потом бей. Ты же пришел сюда не дрова колоть!