Наследница солёной воды (ЛП) - Кларк Кэссиди

Он мог бы пойти в ванную и принять холодный душ — по крайней мере, у Атласа был водопровод, а они с Сорен иногда шутили, что им это не по силам, — но он не хотел рисковать, разбудив своих новых соседей по комнате. Более того, он не хотел бросать свой рюкзак, который ему удалось выхватить из-за декоративного растения, в котором он спрятал его по дороге в поисках Сорен. Оставлять его открытым для любопытства этих стражников Атласа было неразумным ходом.

Он знал, как обстоят дела с новобранцами в любом случае. Благодаря своим однополчанам в Никсе — главным образом Сорен — он достаточно подвергся издевательствам в этой жизни и в следующей.

Сорен. Мортем бы её побрала, ей каким-то образом всегда удавалось взять любую нелепость, которую ей подавали, и поднять её на новый уровень полного безумия. Он начинал думать, что хаос, который цеплялся за её пятки, был заразителен.

— Я Солейл, — сказала она ему, её голос надломился под тяжестью лжи, которую они закрутили в её голове, её глаза были душераздирающе серьёзными.

Он слишком долго шёл сюда. Даже когда она стала возвращаться к себе прежней, пробиваясь к озорному, непочтительному боевому товарищу, которого он знал, это сомнение всё ещё крутилось в её глазах.

Боги, он не знал, что делать и как спасти её от этого. У него даже не было времени увидеть, насколько глубока была эта иллюзия.

Что они пообещали ей, чтобы заставить её впустить свою магию в её голову? Анима была главной богиней Атласа, что означало все виды магии, граничащие с моралью. Конечно, у Мортем была своя доля магии, с которой в прошлом обращались неправильно, но ничего похожего на Аниму. Самой безобидной магией Жизни было исцеление, но в её репертуаре были и другие трюки, гораздо более опасные, и Элиас не знал, с чем он имеет дело. И даже это было лучше, чем если бы с Сорен справился кто-то, благословленный Оккассио. Одаренные Богиней Времени могли делать вещи, о которых Элиасу иногда снились кошмары.

Он сунул руку под подушку, нашёл свой рюкзак и начал рыться, пока его пальцы не коснулись чёток. Он зажмурил глаза. «Мортем, пожалуйста, что бы они с ней ни сделали… придай ей сил. Верни её мне ещё раз. Ещё один раз».

Позволить Сорен уговорить его на этот недоделанный план было ошибкой. Была причина, по которой никсианские шпионы никогда не проникали в этот дворец. Была причина, по которой ему пришлось связаться с несколькими их агентами в городе, просто чтобы выяснить, как пройти через ворота. Каждый из них отослал его с одним и тем же предупреждением: кто-то в этом дворце знает, как распознать никсианца, независимо от того, насколько хорошо они играют атласца. Береги свою спину — и Мортем благословит твою душу.

Скорее всего, он истратил все благосклонности, которые накопил у своей богини только для того, чтобы добраться до Сорен живым. На данный момент он испытывал свою удачу гораздо больше, чем когда-либо намеревался.

Их поймают. Это был лишь вопрос времени.

Он попытался перевернуться на бок, но в плече запульсировала острая боль, и ему пришлось прикусить язык, чтобы не выругаться. Он закатал рукав, решив проверить рану впервые за несколько дней, его кончики пальцев коснулись горячей и напряжённой кожи — не только от жары в Атласе.

Запах гноя ударил ему в нос с такой силой, что ему пришлось зажать рот рукой, чтобы заглушить рвотный позыв. Технически рана была закрыта, но шрам остался, отвратительное красно-фиолетовое пятно с раздражёнными красными венами, начинающими прокладывать свои собственные дорожки под его кожей. В центре этого шрама кожа начала бледнеть, становясь серой — мёртвой.

Его желудок опустился к пальцам ног, и он вернул рукав на место.

Его время без симптомов, возможно, ещё не истекло. Прошло всего несколько недель с тех пор, как его укусили. Только старики чересчур быстро умирали от этого яда.

Или, по крайней мере, так было до сих пор.

Может быть, он действительно истратил свою благосклонность Мортем. Может быть, она оказала ему эту единственную милость — увидеть Сорен живой — и это было всё, что она была готова предложить.

— Пока нет, — сказал он вслух, слова были такими тихими, что вышли без голоса, лишь порыв дыхания. — Пожалуйста, если ты когда-нибудь любила меня, если я когда-нибудь хорошо служил тебе… Пожалуйста, просто дай мне ещё немного времени. Просто позволь мне отвезти её домой.

Ответа, который он мог бы услышать, не было; его никогда не было. Но он подумал, что, может быть, совершенно случайно, боль немного отступила. И когда он снова осмотрел рану, плоть в центре показалась ему розовее — как будто смерть вышла из неё, пусть и немного, пусть только на данный момент.

Благодарность затянулась на его горле, как петля. Благодарю тебя.

Если спасение Сорен из пасти Атласа будет последним, что он когда-либо сделает, это будет достаточным для эпитафии. Это будет тем, чем сможет гордиться его мать, братья и сёстры, чем-то, из-за чего его имя может быть вырезано на воротах замка вместе с остальными почётными мертвецами Никса.

Он мог позволить ей попытаться в последний раз спасти его… она заслужила это доверие. И она была прямо в коридоре. Было несправедливо, что он был единственным, кому было позволено сражаться, чтобы сдержать свои клятвы.

Поэтому он позволит ей испытать удачу. Но в тот миг, когда она поймёт, что это безнадёжно, в ту секунду, когда он увидит возможность, он заберёт своего лучшего друга домой, где они смогут смеяться, препираться и спорить, пока, наконец, не придёт его время прощаться.

Сорен может возненавидеть его за то, что он бросит её. Но, по крайней мере, она будет жива, чтобы ненавидеть.

ГЛАВА 22

СОРЕН

На краю сознания Сорен, между воспоминаниями, которые она могла вспомнить, и воспоминаниями, о которых она могла только мечтать, горел огонь.

Он мурлыкал и трещал, хрустя контурами её мыслей, словно они были бумагой, поднесённой к свече, делая их спутанными, тусклыми и с привкусом копоти. Она была почти уверена, что если поскребёт ногтем язык, то он почернеет и обожжётся.

Но здесь, в этом новом коридоре, в который её раньше не пускали, не было огня; и не у этой красивой розовой двери, наполовину раскрашенной неуклюжими каракулями, вышедшими из-под неопытных рук ребёнка. Эта дверь, которая заставляла её хотеть одновременно пробежать через неё и убежать прочь от всего этого сразу.

Она провела пальцами по этим картинкам, рассеянно покусывая нижнюю губу. Один, два, три, четыре, пять, шесть… семь. Шесть рыжеволосых рисунков, один тёмноволосый.

— Ты сказала, что хочешь, чтобы все мы были рядом. На случай, если ты начнёшь скучать по нам.

Каждый мускул в её теле подскочил, зубы впились в губу. Она почувствовала вкус крови.

Вдохни, задержи дыхание, выдохни. Контролируй то, что ты можешь.

Но у неё вовсе перехватило дыхание, когда она обернулась и увидела короля Рамзеса, стоящего позади неё. Он стоял, засунув руки в карманы, и пристально глядел на неё поверх очков. Он держался на расстоянии в течение полутора дней после вечеринки. После её «попытки побега» все они стали относиться к ней немного более настороженно, за исключением Особенно Раздражающего Симуса, который по большей части показывал самодовольство в том, что был прав относительно её возможных намерений. Но сейчас Рамзес был здесь: в тёмных брюках, кремовой рубашке с длинными рукавами и оранжево-коричневом жилете, скрепленном медными пуговицами, вместе со странным золотым браслетом на запястье.

— Это часы? — выпалила Сорен, и её взгляд остановился на странной крошечной штуке на его запястье.

Лучше и безопаснее сосредоточиться на этом, а не на его лице, которое вызывало у неё дрожь тоски по дому, которую она не хотела понимать. Ей не хотелось слишком подробно расспрашивать об этом, пока она не сможет вернуться к Энне и услышать её ответы.