Жили-были двое - Пола Льюис

Наступил день праздника. Мы не виделись несколько месяцев, и правда очень не хотелось туда идти. Но мать настояла, говорила, что Коуссоны обидятся, ну и так далее. Как потом выяснилось, предчувствия меня не обманули.

Долли вертелась возле меня, как будто у нас все давно решено. И родители начали недвусмысленно намекать, что можно подумать о нашем будущем. Потом меня вдруг развезло, хотя, клянусь тебе, Фло, я выпил всего два коктейля. Наверное, не стоило пить совсем. Я очень устал, был тяжелый семестр, и еще не успел отдохнуть. Вообще в те дни чувствовал себя очень плохо и даже обращался к врачу. Но врач ничего у меня не нашел — только переутомление.

Я попросил аспирин, но после него лучше не стало, только хуже. И больше я ничего не помню. На следующее утро я проснулся в комнате для гостей, Долли лежала рядом. Я сразу поднялся и ушел.

В следующий раз я увидел ее только на Маунте. Я совершенно не помнил, что происходило той ночью в комнате для гостей. Но это меня и не беспокоило, я тогда просто не был ни на что способен. Когда тем вечером она сказала; что забеременела от меня, я ответил, что она, наверное, сошла с ума. Ведь я был совершенно пьян и просто не мог заниматься любовью. Этот ребенок никак не мог быть моим. Но никто не поверил мне. Наконец я не выдержал и ушел, хлопнув дверью. И провел всю ночь на берегу.

На следующее утро я снова пришел к Долли вне себя от ярости, решив сказать, чтобы она искала какой-нибудь другой предлог для замужества. На берегу я вспомнил, что проснулся тогда полностью одетым. Идти к ним еще раз было большой глупостью. Надо было принять во внимание характер ее отца. Но я был молод и неосмотрителен. Мы поссорились, и непонятно каким образом, но я опомнился лишь в гостиной от боли, уже со сломанным носом.

Флоренс даже тихонько вскрикнула:

— Не может быть! Вы подрались?!

— Да. — Он невесело улыбнулся. — Миссис Коуссон настояла, чтобы меня отвезли в больницу. Мне сделали перевязку, и когда я вернулся домой, оказалось, что ты давно уехала. Я не мог поверить. Ведь ты так любила меня! И бросила в тот момент, когда мне приставили нож к горлу. Я решил, что тебе просто нет дела до моих неприятностей!

— Боже, как ты мог подумать такое?!

— А что же еще оставалось думать? Я решил, что ты разделяешь точку зрения отца и моей матери. У них была навязчивая идея, что я обязан жениться на Долли.

— А мне ничего не оставалось, как уехать. Я собралась и отправилась домой. На следующий день, немного успокоившись, позвонила тебе, но твоя мать повесила трубку. Потом звонила еще несколько раз, но так и не застала тебя.

Фло прикрыла глаза. Не хотелось больше слушать рассказ Дугласа. Не хотелось знать правду, которая теперь открывалась. Ах, если бы она осталась и подождала его. Туман рассеялся бы, все выяснилось, и жизнь могла бы сложиться по-другому. Нужно было верить Дугласу, верить, что все это было подстроено.

— Я приезжал к тебе, но нарвался на железную леди, которая приходится тебе матерью, — продолжал Дуглас, слегка поморщившись. — Наверняка она не сказала тебе и об этом, как не обмолвилась о моих звонках.

Флоренс кивнула.

— Она ненавидит все, что связано с отцом и Пат. И тебя в том числе.

— К тому же я, наверное, перепугал ее до смерти, — усмехнулся он печально. — Не брился пять дней, почти не спал. Стал похож на бродягу с горящими глазами и перевязанным носом. Первый раз она ответила, что ты на весь день уехала, а куда — неизвестно. На следующий день вообще пробормотала что-то невразумительное, а на третий — сняла трубку и сказала, что сейчас позвонит в полицию.

Флоренс рассмеялась, хотя было совсем не до смеха.

— Она обязательно позвонила бы.

— Без сомнения. Поэтому я собрался и отправился в Вирджинию, и так уже опаздывал на вводные лекции.

Флоренс пересчитала дни по пальцам.

— Примерно в это время я позвонила Остину.

Дуглас взглянул на нее. В глазах зажглось любопытство.

— Я жила в общежитии, вот-вот должны были начаться занятия, но почувствовала, что со мной что-то не то. Пошла к врачу, и мне сказали, что я беременна. Я просто не знала, что делать. Матери рассказывать было нельзя. Она была бы вне себя, особенно узнав, кто отец ребенка. И, конечно, я не могла возвращаться к отцу. Поэтому позвонила Остину. Он был моим лучшим другом.

— Только лишь другом? По-моему, между вами было нечто большее.

— Да, мы встречались, и я… мне казалось, что он любит меня.

— А ты?

— Мне очень нравился Остин, но это была не любовь. Он был добрым, внимательным, мы ведь выросли вместе, но тогда я еще не любила его. Я полюбила его потом… после свадьбы. А в то время он был просто другом. Я позвонила ему, и он тут же приехал с готовым решением моей проблемы. Предложил выйти за него и сказал, что будет относиться к моему ребенку, как к своему собственному. Когда он родится, мы просто можем сказать, что он недоношенный.

— Он знал, что отец я?

— Да. Я все ему рассказала.

— Тогда все понятно. — Дуглас задумчиво закусил губу.

— Что понятно?

— Я вернулся в Элсуэрт, как только закончились вводные лекции в аспирантуре.

— Ты приезжал еще раз?

— Да. У меня было несколько свободных дней до занятий. Я снова зашел к твоей матери, и на сей раз она сказала, где тебя можно найти. Сначала я даже не поверил в это. Но она дала мне адрес, и я очутился в квартире над магазином.

Флоренс посмотрела недоверчиво.

— Да, именно так. Отправила меня к тебе на квартиру. Вернее, в квартиру, которая должна была стать твоей через пару недель. Там действительно кто-то был… не ты, а Остин. Он белил потолок. — Дуглас помолчал, и взгляд стал печальным. — Я представился, а он посмотрел на меня как-то странно, но тогда я, конечно, не понял его взгляда. Наверное, ты рассказала, какая я сволочь.

Флоренс не стала отрицать.

— Я спросил, где ты, но он ответил как-то неопределенно, что ты ушла и неизвестно, когда вернешься. Потом сказал, что ремонтирует эту квартиру для тебя и огорошил меня новостью, что вы собираетесь пожениться. Сначала я не поверил, но он провел меня в квартиру и показал твои вещи, которые там были.

Все поплыло у Флоренс перед глазами. Дуглас когда-то был в ее квартире!

— Представляешь, что я почувствовал, увидев твою одежду? — продолжал он печально. — Твой голубой свитер, который так нравился мне, лежал на кровати…

Флоренс дотронулась до его руки, успокаивая, но он отвернулся.

— Я почувствовал себя полным дураком. И не стал говорить ничего: ни о тебе, ни о нашем лете, ни о наших планах. Ничего. Просто стоял, убитый, а сердце обливалось кровью…