Миры Айзека Азимова. Книга 9 - Айзек Азимов

Он упрямо шел своей дорогой, хотя был Оратором лишь в первом поколении. Все остальные Ораторы были детьми и даже порой внуками Ораторов, а также все они были намного старше Гендибаля, так что нечего от них было ждать, кроме недовольного бурчания.

По давней традиции на заседаниях Стола все Ораторы без исключения открывали глубины своего сознания нараспашку (в идеале, конечно, ибо редко у кого не возникало желания что-либо припрятать в уголке, хотя это было совершенно бесполезное ухищрение), и Гендибаль отлично знал, что все они завидуют ему. Понимал он, что его собственное отношение к Ораторам — не что иное, как презрение и амбиция сверх меры. И Ораторы это знали.

Помимо всего прочего, если вернуться к причинам любви Гендибаля к пешим прогулкам, надо упомянуть, что хотя мир, где прошло его раннее детство, и отличался суровостью климата, но, тем не менее, ему нельзя было отказать в своеобразной красоте — Гендибаль родился в плодородной долине, окруженной живописными горными хребтами, удивительно прекрасными в печальные дни долгих зим. Гендибаль помнил свой мир, свое детство, такое далекое теперь. Помнил и мечтал когда-нибудь вернуться туда. Как могло так выйти, что он оказался заключенным в бастионе, занимавшем всего несколько дюжин квадратных миль?

Гендибаль равнодушно поглядывал по сторонам на бегу. Да, климат Трентора, безусловно, был приятен, но глазу не на чем было задержаться — пейзаж был на редкость скучен, однообразен. Плодородной, цветущей планетой Трентор не был никогда. Может быть, это, наряду с другими причинами, и привело в свое время к тому, что он стал административным центром Союза Миров, а затем — и всей Галактической Империи. Никаких попыток изменить его предназначение никогда не предпринималось, да и вряд ли бы что из этого вышло.

После Великого Побоища Трентор мог поддержать свое жалкое существование лишь за счет распродажи накопленных на нем за долгие века металлов и сплавов: стали, алюминия, титана, меди, магния — в некотором смысле возвращал взятое взаймы и растрачивал свои богатства намного быстрее, чем они были накоплены.

До сих пор громадные запасы металла оставались на Тренторе, но находились они под землей, и добывать их оттуда было трудновато.

Думлянским крестьянам (тренторианами они себя не называли, для них это было проклятое слово, им пользовались лишь сотрудники Второй Академии) возиться с металлом было лень и к добыче его они относились с предубеждением. Зря, кстати, ведь подземные залежи металлов могли отравлять почву и еще сильнее снижать ее плодородность. Спасало положение лишь то, что население Трентора было невелико и пока земля давала все необходимое для существования. Время от времени к тому же думляне все же продавали небольшие партии металлов.

Взгляд Гендибаля угрюмо скользил по плоскому горизонту. С геологической точки зрения Трентор был еще жив, как любая из обитаемых планет Галактики, но минуло уже, по меньшей мере, сто миллионов лет с тех пор, как здесь завершился последний мощный период горостроения. То, что когда-то было возвышенностями, теперь превратилось в округлые холмы, да и они большей частью исчезли в те времена, когда Трентор одевали в стальную броню.

Далеко к Югу, невидимый отсюда, находился берег Главного Залива Восточного Океана, восстановленного после разрушения подземных цистерн.

К Северу виднелось здание Галактического Университета, за ним — приземистое, широкое строение Библиотеки — большая часть ее помещений находилась под землей. Еще севернее располагались руины Императорского Дворца.

По обе стороны от дороги виднелись отдельные крестьянские постройки, паслись небольшие стада коров, овец, стайки кур. Все они мычали, блеяли, квохтали, пощипывали травку и никакого внимания на Гендибаля не обращали.

Гендибаль на краткий миг задумался о том, что такие домашние животные живут во всех обитаемых мирах Галактики и все-таки везде они немного разные. Он вспомнил, какие были козы на его родной планете, вспомнил даже свою собственную козу, которую однажды подоил… Тамошние козы были крупнее на вид и более серьезно настроены, чем маленькие, философичного вида их сородичи, завезенные на Трентор и обосновавшиеся тут после Великого Побоища. Но как бы ни отличалась друг от друга домашняя скотина на разных планетах, во всех мирах люди обожали своих питомцев, чем бы они их ни снабжали — мясом, шерстью, молоком или яйцами…

Как правило, во время своих пробежек Гендибаль думлян не встречал. Видимо, фермеры избегали попадаться на глаза тем, кого называли «мучеными» — так они по-своему произносили слово «ученые». Еще один предрассудок.

Гендибаль мельком взглянул на солнце Трентора. Оно стояло довольно высоко, но жарко не было. Здесь, на этой широте, никогда не бывало ни палящей жары, ни дикого холода. (Гендибаль порой скучал по кусающему морозцу своей родной планеты. Может быть, правда, ему только казалось, что он скучает, — ведь за все годы он там ни разу не побывал — не исключено, что боялся разочароваться.)

Бег делал свое дело — Гендибаль чувствовал мышечную радость, все тело приобрело гибкость, ловкость. Решив, что бежать уже хватит, Гендибаль перешел на шаг, ровно и глубоко дыша.

Нужно было мысленно подготовиться к предстоящему Заседанию Стола, к последнему, решающему удару. Он должен был заставить всех переменить политику, провозгласить новую стратегию, учитывающую растущую опасность со стороны Первой Академии — да не только с ее стороны, положить конец фатальному доверию к «совершенству» Плана. И когда только они все поймут, что совершенство Плана и есть самый главный признак кроющейся в нем опасности?

Скажи об этом любой другой, не он сам — Гендибаль был уверен: все проскочило бы без сучка и задоринки. Отношение Стола Ораторов к собственной персоне он знал, но надеялся на помощь и поддержку старого Шендесса. Старик должен помочь обязательно! Он ни за что не захочет прописаться в учебниках по истории, как тот самый Первый Оратор, под руководством которого погибла Вторая Академия!

Внимание: думлянин!

Гендибаль был потрясен не на шутку. Он ощутил далекую вибрацию чужого сознания задолго до того, как увидел его обладателя. Сознание принадлежало крестьянину — грубое, неотесанное. Гендибаль мысленно отшатнулся, стараясь сделать прикосновение к сознанию этого человека как можно более легким и незаметным. Правила Второй Академии в этом отношении были очень строги — ведь крестьяне, сами о том не догадываясь, служили прикрытием для Второй Академии.

Ни один из тех, кто прилетал на Трентор по делам торговли, ни один залетный турист никогда не встречал здесь никого, кроме крестьян да, может, двух-трех выживших из ума ученых. Убери отсюда крестьян, нарушь хоть немного их неведение, и ученые сорвали бы с себя и со своего дела покров секретности с катастрофическими последствиями. Этот вопрос одним из первых изучали в Университете новички: им наглядно демонстрировали, сколь грандиозны могут быть изменения в Главном Радианте, если затронуть сознание крестьян.