Разочарованный странник - Катя Стенвалль

Узнав, что она сегодня приедет, я просила Пелле только об одном: что бы ни случилось, ни в коем случае не отдавай ТОСТЕР. Пусть диван заберёт, пусть ванну выломает или унитаз, пусть разберёт паркет в гостиной и вынесет по одной досочке, но только не тостер. Без тостера я жить не могу.

Вечером был настоящий погром. Зельда приехала на небольшом грузовичке, с новым парнем и тремя его друзьями. Все здоровенные усатые террористы в тренировочных штанах. Пелле тут же скрылся от них в туалете. Зельда стала паковать имеющиеся в доме вещи, а ребята начали выносить мебель. Это длилось несколько часов. Пелле вскоре осмелел, вышел и караулил тостер, прикрыв его газетой. Зельда вынесла всё! Теперь квартира совсем голая, Пелле не на чем спать, не в чем готовить, нечем вытираться или накрываться, нет ни одной подушки, нет даже тарелок. Когда мы отсюда переедем и заберём свою посуду, ему придётся питаться в соседней пиццерии. Вот до чего человек жадный, ничего не приобрёл в своей жизни! Один телевизор у него остался, ну и правильно: пусть посмотрит, как люди живут.

Зельда орала: «Где мой шампунь?! Я точно помню, что я покупала шампунь!» Пришлось ему за шампунь заплатить. А ещё он возместил стоимость бумажных салфеток и свитера, который она не смогла найти. Она унесла зеркало из нашей комнаты, но мы тут же повесили своё, которое хранилось на чердаке. Стулья мы тоже восстановили. А в это время Пелле уже звонил своим друзьям из художественной школы:

— Алё, Крилле? Слушай, помнишь, у тебя была одна ненужная занавеска? Ну да, которая осталась после дедушки. Одну мы тогда продали, а другая осталась. Можешь мне её на время одолжить? Мне же нужно чем-то накрываться. Нет, одеяла у меня нет. Было, но больше нет. Тебя не затруднит, правда? А, уже продал? Понимаю. Как неприятно. Но у тебя есть коврик? Ой, Крилле, ты ангел! Да, спасибо, да, сегодня забегу, конечно. С меня пиво. Целую в щёчку, чмок-чмок!

Зельда комментировала их разговор и инфернально хохотала. Потом выдернула телефонный шнур из розетки и положила аппарат в сумку. Она отодрала от стены розетки и выключатели. Собиралась сорвать и обои, но сломала ноготь и разразилась по этому поводу нецензурной бранью.

Но главное — тостер остался!

Сперва Пелле его охранял, потом спрятал в спальне, но когда туда ворвалась Зельда, перепрятал на балкон, потом положил в свой рюкзак и запихал на антресоли. Зельда собралась уходить, но уже у двери вдруг вспомнила: «А ТОСТЕР?» И так сверкала глазами во все стороны, как будто просвечивала стены рентгеновскими лучами. Где бы ни прятался тостер, она его всё равно увидит! Ай, как страшно! Такое обычно показывают в фильмах ужасов. Настоящий Вий, а не девушка, назгул и всевидящее око. Вот сейчас, сейчас она настигнет свою добычу!

Мы делали вид, что ищем тостер по всем углам, но никак не можем найти. Зельда закатила скандал, орала, что мы нарочно его выбросили, чтобы ей было обиднее. Её приятели перевернули всё вверх дном, но ничего не нашли. В итоге мы сошлись на том, что раз мы вместе с Пелле потеряли её тостер, то мы за него и заплатим. Во сколько она оценивает пропажу? Оказалось, в сто крон. Но ведь тостер был очень старым и сломанным, он уже даже местами проржавел, им пользовались целых пять лет, и достался он им далеко не новым, как же он может так дорого стоить? Да если на помойке поискать, ещё и получше найдётся бесплатно. На барахолке за такой хлам и десяти крон бы не дали. Поторговавшись, сошлись на пятидесяти кронах. Двадцать пять платим мы и двадцать пять Пелле. Абсолютно смехотворная сумма. Но Пелле сказал, что и так уже заплатил достаточно на сегодня и больше тратиться не намерен, к тому же он лично тостер не терял. В итоге мой муж заплатил всего тридцать крон, как человек, явно потерявший тостер.

Теперь тостер полностью наш! Мы его выкупили! Какое счастье! Что хотим с ним, то и делаем. Захочешь с утра горяченьких тостов — пожалуйста! Приятного аппетита!

Сентябрь 2005 года

Стокгольмское метро

Еду сегодня в метро. Казалось бы, рабочий полдень, все должны быть в офисе. Однако нет! Люди всё равно куда-то едут, хоть их и значительно меньше, чем, скажем, в Москве.

В стокгольмском метро сиденья расположены как в питерской электричке: друг напротив друга, по два кресла с каждой стороны. С той только разницей, что сиденья мягкие и обиты синей тканью с весёлыми картинками. У окна приделан жёлтый поручень, и за него обязательно заткнуты газеты, потому что люди ленятся их забирать и выбрасывать в урну на станции. По громкой связи объявляют: «Дорогие пассажиры, пожалуйста, забирайте свои газеты!» Но дорогие пассажиры все эти просьбы игнорируют.

Объявления в метро делаются таким интимным мурлыкающим голосом, как будто пассажиры лично знакомы с машинистом и между ними даже что-то было. Как будто вагоновожатый по секрету сообщает им что-то очень личное, при этом ласково держа за руку. Например, что никогда не нужно пытаться открыть закрывающиеся двери, иначе можно и застрять. Или что поезд дальше не пойдёт, просьба освободить вагоны, но скоро будет подан другой состав, и он будет пустой, обещаю, вы мне не верите?

Когда поезд трогается или останавливается, все падают друг на друга. В Питере в метро не так трясёт, в Стокгольме же просто невозможно устоять на ногах. Стокгольмские поезда вообще не предназначены для стояния, они так резко и головокружительно поворачивают, опускаются и поднимаются, что ощущаешь себя на каруселях в луна-парке. Поэтому всех просят занять свои места! Да займите же вы свои чёртовы места, по-хорошему просят! Но нет. Пассажиры стоят, хотя мест полно, и не держатся. Как в первый раз, честное слово. На каждой остановке все падают, прямо кубарем катятся в другой конец вагона, пассажиры орут, дети плачут, старушки охают, собаки визжат, потому что им наступили на лапу.

На меня то и дело валилась тётка с сумками, хотя рядом с ней было свободное кресло и поручень. Каждый раз, когда поезд тормозил, она со всей дури летела вперёд, сперва ударяя меня сумками, потом наваливаясь всем телом, с трудом вставала, забирала из моих рук сумки и выглядела донельзя удивлённой, как будто ну никак не ожидала такого поворота событий. Женщина возмущённо охала, поправляла причёску и от всего сердца просила её извинить. На следующей остановке всё повторялось заново.

Справа от меня сидели горячие парни из Нурланда. Орали кто во что горазд. Нурландцы всегда орут и хохочут, потому что натура у них такая, широкая.

Или потому, что на севере плотность населения — одна десятая часть человека на квадратный километр. Люди живут так далеко друг от друга, что надо кричать во всю глотку, чтобы тебя кто-нибудь услышал! И вот они разговаривали: