Злые дети - Грунюшкин Дмитрий Сергеевич

Виктор пожал плечами.

– Я его даже не спрашивал. Не предлагал. Слова не успел сказать. Только посмотрел. Понимаете, у нас работа такая – принимать решения. Сергей их принимать умеет не хуже меня. Но вы можете у него сами спросить.

Анна промолчала, из чего Виктор сделал вывод, что она уже спрашивала. Причем безуспешно. Как бы ни был зол Серега на Виктора, он не стал бы подличать, чтобы доставить ему проблемы.

– Вы на него только посмотрели?

– Да.

– Вы всегда так четко помните мельчайшие детали того, что произошло недели две назад.

– Только то, что важно. Неважное тоже помню, но не так отчетливо. Это профессиональное – я должен помнить мелочи и на них ловить преступников.

– Но посмотрели на Носова вы, а не он на вас?

– Да.

– То есть решение приняли вы, а ему оставалось с ним согласиться.

– Это преступление? Приказов ему я не отдавал.

Анна жестко усмехнулась.

– Ваши решения, не обязательные к исполнению, часто приводят к неоправданному риску. Причем риску для других.

Виктор не ответил, сцепив руки и сжав зубы.

– Следователю Варюшиной вы тоже не отдавали приказа лезть в логово убийцы.

– Я… я отдал ей приказ, – сдавленно вымолвил Макаров. – Я приказал не приближаться. Это моя вина. Я вызвал группу на другой адрес. Она нашла этого гада сама. И она… Ох, дуреха, ну зачем…

Виктор даже застонал, качая головой.

– Вы должны были задержать этого, как вы говорите, гада, а вы вместо этого… – Снежкова запнулась, встретившись взглядом с Макаровым.

– А я его убил. Голыми руками. Потому что он продолжал стрелять. В нее, в Ирочку, в мертвую! Он продолжал в нее стрелять!

Макаров не кричал, он говорил ровно, мертвым голосом, от которого кровь в жилах стыла. Глядя куда-то мимо Снежковой. Вроде бы в ее сторону, но не видя. И Анна будто оплыла в своем кресле. Плечи обмякли, кровь отлила от лица. Она прислонилась к спинке.

– На сегодня закончим, – она откашлялась.

Виктор тяжело встал и подошел к двери.

– Извините, – послышался сзади тихий голос.

Виктор обернулся. Снежкова смотрела в сторону окна. Казалось, что это сказал кто-то другой, но в кабинете больше никого не было. Виктор чуть кивнул и вышел из кабинета.

Деревянной походкой он дошел до туалета. Пустил воду, умыл раскрасневшееся лицо. Выдернул бумажное полотенце, утерся. Посмотрел в отражение в зеркале. И подмигнул ему.

29.

Ночь не принесла покоя. Нет, кошмар больше не возвращался, но чувствовал себя Виктор еще хуже. Снова он не помнил того, что приснилось, только сердце отчего-то щемило и не покидало ощущение какой-то огромной, невероятной утраты. Он должен был быть другим, на него надеялись, в него верили. А он – предатель. И это не ранило его само по себе, ранило то разочарование, почти смертельная обида, с каким на него смотрела…

– Мама… – всхлипнул Витя. Маленький мальчик Витя, который по недоразумению оказался во взрослом теле человека, способного предавать ради результата. И не только способного, но и делающего это расчетливо и с удовольствием. – Мама, прости. Я не мог… я не должен… Почему тебя нет, мама?!

Витя провел рукой по глазам. Ладонь осталась мокрой. Витя уткнулся в подушку носом, заплакал. И снова заснул.

…Разбудил его противный вой телефона. Он рывком сел на кровати, разглядывая серую от влаги подушку. Мама? Какая, к черту, мама? Та женщина с фотографии? Ее нет. И не было никогда. Все его детство ее не было. Незачем ей возвращаться и теперь. И без нее все замечательно получается.

Он протянул руку и взял телефон. Часы на нем показывали пять утра. Проклятая особенность работы следователей, ментов, военных, спасателей, врачей – тебе вечно звонят тогда, когда этого хочется меньше всего.

Вызывал «околоточный» – участковый того района, где он прятал Мишу Лермана. Кольнуло неприятное предчувствие.

Оно обмануло. Но только в масштабах неприятностей. Они превосходили ожидания. Сильно превосходили.

Происходящее возле шестнадцатиэтажной полуэлитной «башни» напоминало сцену из голливудского блокбастера. Больше десятка полицейских легковушек с включенными люстрами, пяток карет «Скорой помощи», несколько пожарных грузовиков. В сторонке Виктор заметил пару знакомых микроавтобусов СОБРа. Пересчитать слетевшиеся оперативные машины различных спецслужб не представлялось возможным. На то они и оперативные, чтобы посторонний взгляд не мог определить их принадлежность. Разве что две немолодых «БМВ» точно были из гаража ФСБ – он их уже встречал. Плюс несколько автомобилей с разных телеканалов, из мэрии и районной управы. В довершение ко всему над этим бедламом барражировал вертолет.

Люди сновали туда-сюда. В форме различных ведомств, без формы, с телекамерами, без камер, пожарные сматывали рукава, парамедики носились со своими чемоданчиками. И сотни зевак, которые, раскрыв рты, таращились вверх, где уже жиденький дымок тянулся из выбитых окон лофта на последнем этаже, покрывая копотью стены. Выкорчеванные рамы свисали из проемов, и одинокая занавеска трепалась на ветру капитуляционным флагом.

За оцепление Виктор пока решил не соваться. Тем более что участковый, который его вызвал, тоже болтался в сторонке. Старший лейтенант Желтобрезов, внешне больше похожий на бандита средней руки времен девяностых и так же одетый – мешковатые джинсы и короткая кожанка, – лузгал семечки, с любопытством поглядывая на весь этот цирк.

– О, здорово! – поприветствовал он Макарова. – Семки будешь?

– Не, от них аппендицит и холестерин.

– Да ладно! – Желтобрезов сделал круглые глаза. С сомнением посмотрел на семечки в горсти и махнул рукой. – Да пох, не пиво же пить на работе. Начальство ругается.

– Что тут? – вздохнул Макаров.

– Да так, – пожал плечом участковый. – Хана твоей лежке.

Макрову почудился в интонации мента скрытый намек. Он бросил на него оценивающий взгляд.

– Да не смотри ты на меня так.

– Как?

– Как мудак на мудака, – отрезал участковый. – Я не побегу сливать, что ты к этой хате отношение имеешь. И с моей стороны подляны можешь не ждать. Я же не сыскарь вроде тебя. Меня спросят – а спросят обязательно, я ж околоточный…

– И что ответишь?

– Правду.

– Даже так…

– Разумеется. Зачем мне врать? Так и скажу, что эта мастерская сдана тому богомазу на полвека и оплачена, а его я тут отродясь не видал. И никаких сигналов по этой хате мне не поступало. Так что все чики-пуки.

Виктор кивнул.

– А что хоть стряслось-то?

– Взрыв, пожар, лофт выгорел дотла, – пожал плечами Желтобрезов. – Сам знаешь, в большее меня никто не посвящает, я маленький.

– Газ?

– Неа, в шестнадцатиэтажках газа нет, электрические плиты. СНиПы же.

– Согласен, глупость сказал, – вздохнул Макаров.

– Ты там ничего не хранил такого? – прищурился полицейский.

– Ты правильно сказал – это лежка. Конспиративная квартира, – холодно ответил Макаров. – А я вроде к криминалу отношения не имею.

– Ага, – осклабился участковый. – Совсем никакого.

– Не лови на слове, – улыбнулся Макаров. – Ты понимаешь, о чем я. Что дальше, думаешь?

– Ты лучше меня знаешь. Щас чекисты зацепятся на предмет теракта. Покрутят туда-сюда. Потом, если это чистый криминал, скинут вашим, в Комитет. А там тебе самому карты в руки. А ты пока прикинь, Казанова, кому яйца отдавил и чью бабцу в этом лофтике на лопатки укладывал.

Участковый цинично заржал, что плохо вязалось с напряженностью обстановки.

– Я твой должник.

– Еще какой. Тут такое дело… Сам понимаешь…

– Ну?

– Я, конечно, не побегу Отечество спасать и закладывать, что следак из СКР пользовался этой хатой, как блядской пересылкой. Но если там чего серьезного нароют, то с моей стороны это будет уже воспрепятствованием следствию.

– Не смотри на меня так.

– Как?

– Как мудак на мудака. Если там что-то серьезное вскроется, я первый к шефу приду с повинной. Или ты меня за кого-то другого держишь?