Бог жесток - Сергей Владимиров

Запахи здесь были совсем земные. В нос мне шибануло амбре из машинного масла и блевотины. Затем я услышал голоса, доносящиеся до меня словно через вату:

— А этот… на полу… Пни чуток, не издох, случаем?

— Хрен его знает. Вроде бы немного задел.

— Учти, Васек, жмуриков лишних нам не надо. И рапортов для начальства тоже. Бросит он коньки у нас здесь, чего доброго привлекут.

— Может, скинуть где по дороге?..

— Это ты хватил… А говорят, лучший боец роты. Толкач, которого на рынке взяли, свидетелем будет.

— Шлепнуть при попытке к бегству…

Мне в бок уперся кованый ботинок. Я застонал.

— Живой пока. Лишь бы довезти, а там черт с ним…

Я вновь потерял сознание.

Помню, как меня выгрузили, проволокли по какому-то коридору, отобрали часы, ремень, шнурки, заперли в камере. Хорошо, что сразу не потащили на допрос, а вот от услуг врача я бы не отказался. Голова раскалывалась, и возникало ощущение, что по ней ухает адская наковальня. В лучшем случае — машина для забивания свай. Я грохнулся на нары, некоторое время поплевал кровью и крошкой поколотых зубов и опять отключился.

Растолкали меня уже, наверное, ночью. Молоденький сержант привел меня в ярко освещенный кабинет, без окон, с глухими стенами. Там за обшарпанным столом сидел серый старшина. Если он чем-то и блистал, то только своей лысиной. Его заплывшие кабаньи глазки, как и полагалось, лучились пустотой и глупостью. Старшина недавно заступил на дежурство, страдал с похмелья и желал развлечений. Он медленно выбрался из-за стола, приблизился ко мне, осмотрел со всех сторон, заулыбался и ударил меня наотмашь ладонью. Я прикусил язык и уже в который раз почувствовал привкус крови во рту. Густой и соленой. Старшина усмехнулся. Я попытался возмутиться, но он ударил еще раз. Сильнее, с видимым удовольствием.

— Товарищ старшина… — заикнулся молоденький сержант.

— Отстань, салага, — рявкнул, заводясь, старшина. — Он у меня узнает, как к бабам в общественном месте клеиться. Чикатило тоже мне нашелся.

— Товарищ старшина! — уже настойчивее повторил сержант.

— Ну, чего тебе надо?

— Товарищ старшина, это не тот…

— Что значит не тот? — опешил старшина, но от удара не удержался. — Какого же черта ты мне его сюда приволок?

— Вы же сами приказывали, чтобы я доставил к вам того, которого задержали последним…

— Ничего не пойму. — Старшина изо всех сил стал массировать себе виски. — Ведь последним привезли того прилипалу…

— Так точно, товарищ старшина. Но прилипалу вы сами распорядились выпустить два часа назад. И, следовательно, последним оказывается вот этот.

— А он кто такой, мать твою?..

— Частный сыщик, товарищ старшина. Насчет него уже звонили из управления. Он важный свидетель по какому-то делу.

Старшина был озадачен.

— Вот что, сержант. Веди его обратно в камеру. Если наутро будет жаловаться, подтвердишь, что ничего подобного не было.

Безусый сержант замялся.

— Не въехал, щенок?! — завопил старшина, окутывая нас застарелым перегаром. — Это приказ старшего по званию.

Следующую часть ночи я провел в полусне-полубреду. Затем лязгнул замок, и молоденький сержант, возникший на пороге, выкрикнул слабым, еще не поставленным на службе голосом:

— Галкин, на выход!

Сначала он проводил меня в туалет и к умывальникам. На моих руках засохла кровь Пастушкова. Сержант подал мне кусок мыла и новое вафельное полотенце, что в таких заведениях было редкостью. В глаза мне он пытался не смотреть.

— Может, ты и неплохой парень, — сказал я ему, — так лучше беги отсюда куда подальше.

Он ничего не ответил, но покраснел.

После меня проводили в комнату для допросов. Там находились старшина и следователь Голубев. Валерий Игоревич даже не взглянул в мою сторону.

— Освободите этого человека, старшина, — резко сказал он.

— Если есть постановление, то…

— Да, постановление есть. И еще… Я хочу с ним поговорить. Без посторонних.

— Вы имеете в виду меня?

— Да, вас!

Я не ожидал, что интеллигентный, учтивый Голубев, когда нужно, может быть так тверд, и испытал к нему чувство благодарности. Сам того не ведая, следователь поставил на место моего ночного обидчика. И только когда мы остались наедине, я понял, что все внутри Валерия Игоревича кипит от с трудом сдерживаемой ярости.

— Я потерял свою должность, — с каким-то сумасшедшим злорадством выпалил он. — Все оттого, что на пару с вами занимался этим делом и добился вот таких результатов! Не сомневайтесь, вы тоже лишитесь своей лицензии. Да, кстати, Пастушков мертв. И почему-то начальство ставит такое разрешение дела в заслугу мне. Всегда надо искать козлов отпущения!

— А убийца?

— Вот именно, убийца! Его жена! Как вам такое?! Она даже не пыталась никуда скрываться. На все вопросы твердит одно и то же. Что наконец-то отомстила ему за все. И вряд ли ее смогут привлечь. Она сумасшедшая наркоманка и алкоголичка! Черт бы побрал всех этих богатых!

Кажется, только сейчас я осознал, что произошло совсем недавно. До этого вся стрельба на центральной улице города, обмякший Олег Пастушков на моих руках, дикие спецназовцы — все представлялось мне дурным сном, не имеющим ничего общего с реальностью. Я даже толком не мог объяснить себе, как и почему я оказался здесь.

— Из чего она это сделала? — спросил я Голубева.

Он расхаживал по кабинету, размахивая руками. Но стоило ему услышать мой вопрос, как все его ладное тело напряглось и передернулось.

— Хотите сказать, что терять мне уже нечего? — повернулся он ко мне. — А впрочем, это действительно так. Прокурор меняет штаны и озабочен лишь тем, чтобы скандал не выплеснулся в массы. Поговаривают, редактора и владельцы местных телекомпаний получили щедрую мзду за молчание, а наиболее строптивые тележурналисты временно отстранены от эфира.

— Я правильно понял, смерть Пастушкова каким-то образом связана с нашим расследованием? — решился я.

— Не знаю, — обессиленно выговорил Голубев. — Вот только пистолет… Баллистическая экспертиза уже подтвердила, это тот самый ТТ. Думаю, вы меня поняли…

— Получается… — Я почувствовал, что в глотке у меня пересохло, еще немного, и я не смогу дышать.

— Да, из него уже застрелили Солонкова и Пырина, — подтвердил Валерий Игоревич. — Надеюсь, вы не проговоритесь, что узнали это от меня. Информация крайне секретная.

— Можете не беспокоиться. Но трудно поверить, что его жена совершила и те убийства…

— К счастью, меня это уже не касается.

— И все-таки… Что она говорила на допросе?

— Абсолютно ничего. Она не помнит, откуда у нее появился пистолет. В это можно поверить. Регулярно находясь в таком состоянии… Единственное, очень смутное воспоминание у Пастушковой, что она каким-то образом освободилась от веревок, которыми ее от греха подальше связывал муж, и выбралась из дома, ударив при этом по голове свою горничную.

— А что рассказывала сама девушка? — спросил я. — Немного с ней знаком, очень милая ясноглазая особа, просящаяся на обложку «Плейбоя».

— У вас все шуточки, — с укоризной выдал следователь. — А у милиции лишняя головная боль. Девушку пока не нашли. Видимо, она пришла в сознание и улизнула, прихватив все драгоценности своей госпожи. Сейчас появилась информация, что эта, по-вашему, «очень милая ясноглазая особа» уже давно и очень успешно промышляла подобным бизнесом. Втиралась в доверие к богатым, и когда возникала такая возможность…

Я мысленно усмехнулся. У таинственной Милы Гориной появлялись достойные последователи.

— А мне девушка из особняка Пастушковых представилась дипломированной медсестрой, — сказал я.

Голубев согласился:

— Она действительно провела года полтора в медицинском училище, но научилась лишь колоть наркоманов и экспериментировать с клофелином. Один ее богатый поклонник лишился не только бумажника, но едва не распрощался с жизнью.

— Милая у господ была прислуга, — кивнул я. — И все же мне теперь не верится, что пистолет изначально принадлежал Пастушкову и что Пастушков имел какое-то отношение к смерти Солонкова и Пырина, а также к похищению мальчика. Иначе, будь он замешан в преступлениях, ни за что не стал бы хранить в доме оружие, из которого было совершено два убийства. А соответственно оно не попало бы в руки его жены. Кто-то хотел подставить их. И этот кто-то вновь остается безнаказанным.

Валерий Игоревич никак не отреагировал. Сожалею, но дело уже не в моей компетенции, говорил весь его вид. И вам тоже придется оставить его. В самое ближайшее время с вас возьмут подписку о неразглашении сведений, которыми вы располагаете на данный момент.

— Значит, никто больше не будет заниматься гибелью Лены Стрелковой и похищением ее сына? — произнес я внезапно зло.