Фронтовик. Убить «оборотня» - Юрий Корчевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Времени не было – это правда. Но было еще одно: Андрею в музеях было скучно. Пыльные черепки, статуи, картины не вызывали у него интереса. Для этого надо иметь соответствующий склад характера, определенный уровень культуры и образования. А что у него? Школа, фронт с его жестокой действительностью, служба в милиции. Разве будет способствовать повышению культуры общение с уголовниками? Работа всегда накладывает на человека отпечаток. Врач видит в человеке, прежде всего, пациента, а милиционер подозрителен и каждого встречного мысленно сверяет с картотекой – не в розыске ли? Со временем он перенимает жаргонные словечки, а иногда и блатные привычки.
Когда Андрей подошел к отделению, Гиви уже стоял там:
– Ну, что у тебя?
– В нашем районе трое коллекционеров.
– А у меня четверо. Пойдем в отдел, сверимся.
Только двое из списка Андрея оказались в списке Гиви. Выходило – четыре человека.
– А это что у тебя?
– Картины, которые есть в частных коллекциях и которые представляют ценность.
– Вот черт! А я не догадался! Теперь придется по-любому всех четверых обходить.
Они прикинули, какой маршрут выбрать – ноги-то не казенные, свои. Перефразируя известную поговорку, можно сказать, что опера ноги кормят.
В первой же квартире на звонок в дверь открыли сразу.
– Милиция, паспортная проверка, – с ходу заявил Гиви.
– У нас все в порядке, – улыбнулась хозяйка.
– Позвольте войти.
Дом был старой постройки, вероятно – дореволюционной, из бывших доходных. Большие коридоры, высоченные потолки.
«Живут же люди!» – вздохнул Андрей. А он в коммуналке, в тесноте, где по утрам – очередь в туалет и ванную.
Хозяйка провела их в гостиную. На стенах висели картины, на тумбочке – фарфоровая ваза, явно не дешевая.
– Красота-то у вас какая! – Гиви показал рукой на картины: – Наверное, большой цены?
– Муж говорит, что они бесценны.
– Тогда зачем дверь открываете, не зная, кто за нею? Вы слышали, что в течение двух недель обворовали двух коллекционеров картин?
Хозяйка изменилась в лице:
– Что, прямо среди белого дня?
– Именно! Хозяин в магазин на полчаса отлучился, а квартиру обчистили.
– Кошмар!
Гиви подошел к картинам.
Хозяйка решила продемонстрировать свои познания:
– Это Ван Дейк.
Гиви подмигнул Андрею – пиши, мол.
Андрей достал листок бумаги и стал записывать.
Картин набралось много, с десяток.
– А муж, извините, где работает? – вроде как невзначай спросил Гиви.
Хозяйка сделала удивленное лицо:
– В Министерстве иностранных дел. Неужели не знали? Как же, заместитель министра.
Гиви стушевался. Такую квартиру если обнесут, шуму и проблем не оберешься.
На прощание он напомнил хозяйке об осторожности:
– Гражданочка, цепочка у вас на двери есть, пользуйтесь, не открывайте не глядя.
– Спасибо за предупреждение.
До вечера они обошли всех четверых. Когда вышли от последнего коллекционера, Гиви пожаловался:
– У меня уже голова кругом идет от этих художников. И что в них ценного? Картины как картины, в Доме культуры милиции похожие висят. Ладно, идем к начальству, доложим.
О результатах работы они доложили начальнику угрозыска – сколько коллекционеров в их районе и сколько ценных картин они имеют.
– Всех предупредили, чтобы квартиры без присмотра не оставляли?
– Обижаешь, Василий Федорович! Конечно! Только ведь они живые люди, могут в магазин, в поликлинику, на работу уйти. И охрану к ним не приставишь. Вообще такие ценности лучше в музеи помещать, под охрану.
– Не нам решать. Ну, вроде профилактику провели, предупредили. Все, что в наших силах, сделали.
Два дня после хождения по коллекционерам они были на подхвате у прокуратуры: начальника крупной торговой базы нашли дома повешенным, и приходилось исполнять поручения прокурора, выяснять – самоубийство это или кто-то «помог» ему залезть в петлю.
А на третий день Василий Федорович огорошил:
– Обворовали коллекционера, правда – в соседнем районе. Унесли три картины. Искусствоведы оценили ущерб в восемьсот тысяч.
Опера охнули. Никто и подумать не мог, что картины такие дорогие. Только тут Андрей вспомнил слова хозяйки о том, что картины бесценные. Конечно, цену имеет все – но чтобы такую большую?! Лично он больше ста пятидесяти рублей личных денег сроду в руках не держал. Бандитские, наворованные, награбленные, изъятые, в чемоданах и сумках – видел. Но они как-то не задевали его. И откуда только средства на приобретение таких дорогих вещей? Но это не его дело. Каждый гражданин имеет по закону право на защиту себя и своего имущества. А он – служитель закона, присягу давал и обязан защищать и бедных и богатых одинаково.
– И зацепок никаких: ни одного отпечатка не оставили, в перчатках работали. Три недели – три кражи, как по графику, – продолжил начальник угро.
Несколько дней они провели в рутинной работе, а затем на планерке начальник угро выдал очередную новость:
– Вчера повязали картежника, некоего Закусько Василия Ивановича, по кличке Шахер-Махер. А при нем – золотую цепочку и кулончик приметный – такие проходят по списку украденных вещей у коллекционера Вяткина. Закусько утверждает, что выиграл кулон с цепочкой у неизвестного в карты. Сам Закусько в квартирных кражах не замечен, не его масть, и похоже – не врет. Его сейчас трясут в городском управлении. Нам списки украденных ювелирных изделий передали, ознакомьтесь. Задействуйте всю свою агентуру – может быть, кто-то видел, слышал. Чует моя печенка, эта банда доставит нам еще много хлопот.
Андрей пробежал глазами рукописную копию украшений. Но разве по ним опознаешь? «Кулон золотой в виде сердечка на золотой цепочке 375 пробы». Да в ювелирных магазинах таких кулонов половина – мода!
В войну все золото шло в уплату за технику и вооружение, поставляемые по ленд-лизу. Население, и так живущее скудно, сдавало обручальные колечки и другие ценности в фонд помощи фронту, на постройку самолетов, танков.
Но вот закончилась война, и тяга женщин к украшениям вспыхнула с новой силой.
Однако агентура ничего существенного сообщить не могла. Либо банда действовала очень осторожно, либо воры были не местные, приезжали «на гастроли».
Вечером следующего дня Гиви и Андрей были вызваны к начальнику угро.
– Вот что, боевые товарищи и друзья. Думаю, у квартир коллекционеров надо засады устраивать. Если вы заметили – есть некоторая периодичность в кражах, и сегодня-завтра надо ждать еще одну. Гиви, какие у тебя адреса были?
– Так листок у вас на столе.
Василий Федорович поискал среди бумаг:
– А, вот, нашел… Гиви, берешь на себя квартиру на Сретенском бульваре.
– Не годится. Оттуда до Лубянки – два шага. Не полезут воры, побоятся. Картины в карман не уберешь, здесь машина нужна.
– Резонно.
Рядом с Лубянкой на Старой площади располагалось здание Центрального комитета Компартии. Эти районы активно патрулировались милицией, чекистами.
– Скорее всего, если наводчик местный, полезут в две квартиры – на Солянке или на Воронцовом Поле.
Начальник угро посмотрел в бумаги:
– Да, в обеих квартирах есть чем поживиться. Короче, так: Гиви – на Солянку, Андрей – на Воронцово Поле. Хотите – договаривайтесь с хозяевами, их соседями на площадке – да хоть на чердаке сидите, мне все едино. Только кражи допустить нельзя.
– С чего вдруг шум подняли?
– А ты, Гиви, слепой? Фамилии коллекционеров тебе ни о чем не говорят? Да они с Абакумовым, министром МГБ, на равных, на всяких заседаниях-совещаниях встречаются. Коли на нашем участке кража произойдет – как ты думаешь, кто расследовать будет? Городское управление? Не надейся. Тебя же, Гиви, заставят носом асфальт рыть. Понял? Все, с утра в отдел можете не приходить, но если что – взыщу строго.
Когда оперативники вышли в коридор, Гиви пробурчал:
– Почему опять мы? Сергей есть, Мыкола наконец…
– Они в прокуратуре, на подхвате. Или ты считаешь, что в морге или других местах веселее?
– Ладно, ладно… Это я так, к слову.
Они вышли от начальника озадаченные. Как и где организовать засаду? Разошлись в задумчивости.
По дороге Андрей раздумывал – направиться к соседям коллекционера по площадке? Имеют полное право не пустить; да и не факт, что они не разболтают охочим до сплетен старушкам у подъезда. Андрей вспомнил слова бывшего командира своего разведвзвода:
– Хочешь что-либо спрятать – положи на видное место, – говаривал он.
А не попробовать ли ему одеться работягой, изрядно выпившим после работы? Таких брезгливо обходят, не обращают внимания, а уж запомнить лицо кому в голову взбредет?
Старый ватник, в котором он ездил копать картошку, был. Найдутся и потрепанные брюки.
На подходе к дому Андрей купил чекушку водки, или иначе говоря – четвертинку. После завтрака оделся: кепка замызганная, потертый, а местами – с прожогами от костра ватник, неопределенного цвета брюки с заплатой на колене, заправленные в кирзовые, с фронта еще, сапоги. Посмотрел на себя в зеркало: эх, надо было вчера не бриться! С примусов на общей кухне обтер сажу и размазал ее по лицу. Вот, почти самое то!