Копия Афродиты (повести) - Василь Когут

— Аз вневеди!2 — шептала она. — Не остави мня… Елизавета Петровна стояла у окна и наблюдала за

сценой встречи спасенной со своим спасителем, краешком косынки смахнула набежавшую слезу. Какая юная, какая нежная! Как она освоится, поймет ли случившееся? Девять веков! И вдруг ожила, пришла в сознание. Мыслимо ли?

— Как твое имя? — тихо спросил Степка.

Она минуту подумала, затем улыбнулась, как ребенок, понявший смысл и суть впервые услышанного слова, сказала:

— Яко мё имя? Марфинька.

— Красивое имя, — сказал Степка. — Знакомься, Марфинька, это мой друг Санька. Александр, — поправился он.

Санька выступил из-за Степкиной спины и важно протянул руку. Марфинька только прикоснулась к ней.

Елизавета Петровна была в недоумении. Недавно девушка говорила, что звать ее Княжена. Она хотела переспросить, но сами собой эти два имени стали в памяти рядом — Княжена и Марфинька. Значит, она княжеская? Интересно, дочь князя или жена его? Но не спросила.

Марфинька медленно встала с раскладушки, сделала несколько шагов по комнатушке. Движения ее были пока неуверенны. Она, пошатываясь, расставила руки, будто искала опоры. Степка подошел, подставил ей свое плечо.

— Смелее, — сказал. — Не бойся… Ты должна пойти по прежним своим местам… помочь раскрыть нам тайну… до конца…

Марфинька взглянула на него, наверно, поняв, улыбнулась той же невинной улыбкой и тихо промолвила:

— Мню, пойдем купно?3

Степка думал над сказанным. Что бы это значило?

8. ПО ДРЕВНИМ МЕСТАМ

Солнечный ясный день осветил тундру. Безоблачное небо, ни дуновения ветра, температура доходила до пятнадцати градусов тепла. Почва подсохла. Все кругом цвело. Не часто так бывает в этих суровых местах. И Олег Николаевич пошутил:

— Чем не курорт! Позавидовать можно.

Они впятером не спеша шли на Морошку. Марфинька от езды в вездеходе категорически отказалась. В ее глазах был ужас, когда впервые вездеход появился далеко за домиком и она увидела его. Отшатнувшись от окна, закрыла лицо руками и что-то стала шептать. Елизавета Петровна долго разъясняла ей, что это машина, безопасно, что такие сейчас повсюду. Вездеход приходилось демонстрировать перед окнами все ближе и ближе, но недоверие и страх перед ним у девушки не проходили. В последнее время она вроде бы привыкла к машине и будто не боялась, не отходила от окна, но ехать в ней ни за что не хотела. С недоверием и страхом Марфинька относилась к газовой плите, электрической лампочке, холодильнику и стиральной «Малютке». Но деваться ей просто было некуда. Она смирялась с окружающим ее электромеханическим миром и, кажется, стала успокаиваться…

Сегодня впервые они решили пройти по тем местам, откуда ребята начали свой поиск. Марфинька шла между

Степкой и Санькой. Олег Николаевич и Елизавета Петровна — сзади. Просили ее говорить медленнее. К разговору девушка как-то привыкла сразу. Она нараспев тянула слова, и казались они не такими уж непонятными. Многие корнями своими уходили в белорусское и украинское просторечье.

Елизавета Петровна отдала Марфиньке свои сапожки. Оделась девушка в шерстяное платье, в зимнее с песцовым воротником пальто. На голове — в яркие цвета платок. Походка у нее плавная, гордая, голову держит все время приподнятой. Ну, чисто княгиня!

Разговаривали тихо, почти шепотом. Дошли до таинственного камня и остановились. Ребята расчистили его с заплывшей стороны, обнажили схему. Марфинька внимательно смотрела на камень, на надписи. Но ничего вслух не прочла, не сказала, только оглянулась вокруг, что-то припоминая, прикидывала расстояние, долго смотрела в сторону речки и гор.

— Сей камнь вельми велий быти4,— как-то неуверенно сказала она.

Прошли еще ниже. Марфинька так же недоуменно смотрела на открывшуюся впереди местность, пожала плечами:

— Ту быти поводь.

— Поводь? — переспросил Степка. — А что такое поводь?

— Много воды. Мы на брезе, — указала под ноги Марфинька.

— Ну и дает! — присвистнул Санька. — Мы на берегу. До него топать и топать.

Степка с ехидной улыбкой посмотрел на друга.

— Да ты хоть соображаешь, что говоришь? Она тебе ясно объясняет, что девять веков тому назад здесь был берег. Дошло? И что камень был очень большой. Значит, матушка-природа за это время постаралась кое-что переделать. И камень припрятать поглубже, и речку измельчить. Собственно, и мы так вначале подумали…

Олег Николаевич, наблюдавший за перепалкой друзей, молчал и улыбался, затем заметил:

— Она сказала «поводь», — посмотрел на Марфиньку. — Это, я считаю, был паводок. Весна. Могло быть много воды.

— А разве вы весной здесь не были? — вдруг спросил Степка. — Был паводок. А вода доходила до камня?

Олег Николаевич от такого логического и неожиданного вопроса растерялся.

— Вроде нет, — сощурив глаза, сказал он. — Морошка только чуть-чуть вышла из берегов.

Марфинька с интересом смотрела то на одного, то на другого, то на третьего — и молчала. Она видела, чувствовала — спорят. Кое-что понимала, но не все. А затем, указав рукой в сторону гор, развеяла все сомнения.

— Древ не было, — сказала уверенно. — Не надобе ся сваживати5.

Степка взял Марфиньку под руку и, чувствуя себя взрослым, настоящим мужчиной, участливо спросил:

— Устала?

— Да, князь, — улыбнулась Марфинька. — Утомилася.

— Ну какой же я тебе князь, — не на шутку возмутился Степка. — Заладила одно и тоже: князь, князь… Пойдем домой. Дальше идти нечего…

Олег Николаевич и Елизавета Петровна молча переглянулись.

Вскоре они пришли домой.

На кухне был накрыт стол. Когда успела хозяйка — неизвестно. За стол не торопились. Степка и Санька решительно настаивали на своем: завтра уедут. Все сроки прошли. Марфинька чувствует себя хорошо, уточнили детали открытий, сумки собраны, подарки тоже. Деньги на дорогу есть. Ребят все время тревожило то, как бы избежать с родными неприятностей, сделать так, чтобы дома было все тихо. Елизавета Петровна просила их остаться еще на пару дней. С Марфинькой-то надо решать что-то. Она приняла твердое решение — удочерить. Но как это сделать? Степка просто о таком решении не хотел думать. Надо, так делайте! Мы, что прикажете, все подпишем, подтвердим. Нет, больше ждать нельзя.

Говорили, вспоминали, пили чай. Марфинька изредка вставляла в разговор слово, все время наблюдала за ребятами, а когда Степка встал и стал благодарить за доброту и внимание Елизавету Петровну, вдруг решительно заявила:

— Ты хочешь от меня гонзгнути? Утечи?

Степка опешил.

— Зачем убегать, — уставился он удивленными глазами на Марфиньку. — Нам время уезжать. А ты останешься с Елизаветой Петровной. Она будет тебе за… мать.

— Я твоя чага! Невольница, — в ее добрых светло-голубых глазах было столько преданности, мольбы, что у Степки сжалось до боли сердце.

— М-да, — только и сказал Степка и снова сел за стол.

Елизавета Петровна, почуяв недоброе, как-то вся сразу сникла и вышла на улицу. Олег Николаевич за ней.

— Вот какие дела, Олежка, — с грустью промолвила Елизавета Петровна. — А мне-то казалось, что все будет проще. Уговорю ее. Будем вместе жить, учиться. Жизнь хорошую наладим. Считай ведь, сирота она.

— Надо учитывать, Елизавета Петровна, — высказал свое суждение Рапопорт, — что она мыслит древними категориями и живет теми же законами. Она себя считает пленницей Степки, а по тем временам, наверное, она уже является его собственностью. И только он вправе распоряжаться ею. В принципе, она права.

— Хорошая была бы пара, — улыбнулась Елизавета Петровна. — Степка и Марфинька. И что мне делать? Если ребята уедут, она же от тоски зачахнет. Какие там еще дикие законы были?

— В случае гибели мужа женщины накладывали на себя руки. Вроде читал где-то.

— Вот-вот! Еще этого не хватало. Они должны быть пока вместе. Хотя бы недельку — две. Чтобы Марфинька осмотрелась, освоилась. Чтобы привыкла немного ко мне. Олег Николаевич, думай же! Думай!

Олег стоял, что-то прикидывал в уме, а затем решительно предложил:

— Попробуем связаться по радиостанции с главпочтамтом, а оттуда пусть для переговоров вызовут родителей ребят. Надо сделать так, чтобы Степке и Саньке они сами, по телефону, разрешили временно остаться здесь. Но вначале должны переговорить с родителями вы.

— Думаешь, получится? — неуверенно произнесла она.

— Получится.

Не совсем уверенные, но с большой надеждой, Елизавета Петровна и Олег Николаевич ушли на промплощадку. Олег Николаевич сам сел у радиостанции. Включил, настроил и стал вызывать управление. Оттуда откликнулись быстро. Олег Николаевич, кратко объясняя суть дела, но не выдавая тайны, просил, обещал в счет его оплаты связаться с необходимым абонентом через главпочтамт. Наконец подмигнув Елизавете Петровне, с облегчением сказал: