Разбойники в горах Атласа - Аззедин Бунемёр

— Клянусь тебе, дядя, я это сделаю, — отвечал ему Хасан. — Я как раз всю ночь думал о нем. Я говорил себе, что если ты поправишься, то мы, может быть, вместе это сделаем, а, дядя? Поправишься?

Мужчины ушли собирать солому для хижин. Муса промучился еще несколько дней и умер от гангрены. Сестра вцепилась в него и ни за что не хотела отпускать, ее с трудом удалось оторвать от него.

Хасан вскоре поправился. Ему не терпелось поскорее уйти. Родственники Мусы пытались отговорить его:

— Ты попросту ищешь смерти. Что ты можешь один против этого человека? К тому же он сам тебя разыскивает.

Ошеломленный Хасан всплеснул руками:

— Так он, стало быть, знал, что я с ними?

Они рассказали все, что сами узнали. Рассказали ему о пожаре в деревне. Хасан разрыдался, сжав кулаки, стал колотить себя по бокам. Потом потребовал свое ружье и сумку.

— На, возьми еще и револьвер Мусы. Он тебе может пригодиться, — сказала Таус. — Храни тебя Аллах!

XL

И он ушел. Непреодолимая сила толкала его на самый решительный шаг в жизни. В кешебии, подпоясанной в талии, он был похож на пастуха, а никак не на разбойника. Только глаза блестели, как у лесного зверя. Солнце клонилось к закату, окрасив облака в розовый цвет. Лай собак уже не доносился до него. Он углубился в чащу, держа путь на запад, где лес был не такой густой. Взошла луна, она напоминала огромное серебряное блюдо.

«Надо затаиться и ждать, — думал он. — Но наступит день, когда…»

Всю ночь он шагал, углубившись в свои мысли, и даже забывал порой, где находится, не видел ничего вокруг. Только наткнувшись на дерево, приходил в себя. Тогда он вглядывался в окружавшие его тени, смотрел на падающие звезды. «Даже ангелы и те не знают покоя», — думал Хасан. Он обошел стороной хижины Вороньей деревни, опасаясь, как бы собаки своим лаем не разбудили кого-нибудь. Потом миновал несколько холмов, с шумом пробираясь сквозь низкий кустарник, густой и плотный, распространявший пьянящий терпкий запах. Ночь была тихой. Дул легкий ветерок. Так он шагал до самого утра. А утром, полумертвый от усталости, устроился в укромном уголке в непролазной чаще. На востоке забрезжила заря. Лесная зелень стала отливать медью и бронзой с легкой примесью охры. Горы вдали отражали небесную синь. Взошло солнце. В его лучах горные вершины засверкали, словно хрусталь. Укрытие было надежным, и он уснул. Но едва он успел закрыть глаза, как страшный кошмар навалился на него. Ему привиделась незнакомая деревня. Дома в ней стояли кру́гом посреди долины. И в каждом доме — свет. В деревне все безмолвствовало. И вдруг, словно вырвавшись из недр земли, вспыхнуло яркое пламя. Жители в ужасе побежали, а впереди них — собаки и скотина. Тут, откуда ни возьмись, появилась группа конных жандармов и стала стрелять в них. Это было ужасно. В голове у него все смешалось. Он уже не видел ничего, кроме пыли. Густой, мелкой, красной пыли. Проснувшись в страхе, он закричал. Одежда прилипла к телу. Он задыхался. Лицо его исказилось от ужаса.

«Вот что случилось с моим братом и с матерью», — думал Хасан, уткнувшись лицом в ладони.

Заснуть он уже не мог, страшное видение преследовало его. Хасан горько заплакал. Перед ним, насколько хватало глаз, простирались густые заросли. Жара становилась нестерпимой. Напротив, в южной стороне, как зеркало, сияла в солнечных лучах Небесная гора.

«На закате я пойду дальше. Самое позднее утром я буду наверху».

В сумке он нашел лепешку, которую сунула туда сестра Мусы. Он поел и весь день томился тоской.

«У меня не осталось никого на свете», — думал он. И все вспоминал Чернушку, тревожась за ее судьбу.

«Они наверняка отдали ее замуж», — говорил он себе, глядя вдаль, в сторону уэда. Глазам его представала сказочная, но мучительная для него картина. Поля под паром казались крохотными носовыми платками. Среди них он узнал то, которое обрабатывал для Матушки. Ему хотелось навестить ее.

«А что, если меня увидят? Об этом сразу станет известно. Я могу причинить ей неприятности. Это единственный близкий мне человек», — думал он.

Во второй половине дня жара спала. Солнце у горизонта было похоже на распахнутый веер. Только тогда Хасан решился выйти из своего укрытия. Он потянулся, чтобы размять затекшее тело, и пошел навстречу своей судьбе. До Чертовой пещеры он добрался только при первых проблесках зари, когда все еще утопало в тумане. Чертову пещеру он выбрал из-за ее близости к деревне Два Форта. Оттуда можно было наблюдать за всем, что происходило внизу. К тому же в Чертовой пещере была вода. Оставалось решить, где брать еду. Но об этом Хасан пока не думал. Его жесткие башмаки не выдержали схватки с колючим кустарником и острыми выступами сьерры, ноги его были стерты в кровь; изнуренный усталостью, он, свернувшись калачиком, заснул.

Наступила осень 1953 года. Зарядили дожди. Каждый день Хасан занимал свой пост у входа в пещеру и следил за всеми передвижениями внизу. Правда, в эту пору года окрестности часто заволакивало туманом, голубым, как море, — туманом, который рассеивался довольно поздно. Кроме того, приходилось думать о пропитании. Он начал ставить ловушки, но добыча попадалась редко. Пришлось украсть в деревне нескольких кур. В деревне пошли толки о лисице, которая отваживалась приближаться к жилью и таскала кур. Другие винили ласку.

— Только она не боится подходить так близко.

А находились и такие, кто говорил:

— Это дело рук человека. Любой зверь оставит после себя перья и следы крови. А вы разве видели кровь?

— Нет.

— Стало быть, и говорить нечего. Это человек.

— Надо выследить его.

— Собаки лают по вечерам, потом смолкают.

— Значит, он здешний.

— Они, должно быть, знают его.

Хасан пришел на то место, где прежде стояла его хижина. Земля все еще хранила следы пепла. Он отыскал большой плоский железный брус: «Вот этим они загородили дверь. А не то брат с матерью выскочили бы на улицу».

В ту ночь Хасан не вернулся в пещеру. Спрятавшись за утесами у самой дороги, он прождал до утра. Волосы у него по-прежнему были черные как смоль, а щеки ввалились и кожа задубела. Казалось, от него только и остались, что кожа да кости. Он сидел не шелохнувшись, готовый убить или погибнуть сам. Когда человек принимает такое решение, его уже ничто не страшит. Занимался день. «Легкий туман рассеивался. Ожидание