Первые - Жозефина Исааковна Яновская

революционно настроенный офицер, Утин его хорошо знает. Он пишет о жизни рабочих, о начавшихся волнениях среди них, приводит статистические данные. Как дороги и нужны такие письма Русской секции! И сколько надо иметь мужества, чтобы их посылать! Ведь это грозит большими неприятностями, если будет раскрыто.

Утин перечитывает еще раз строки письма. Он уже обдумывает статью для «Народного дела».

В типографию входит Беккер. Он заметно постарел за последние годы, но глаза блестят по-прежнему молодо.

Его встречают радостными возгласами. Для него сейчас же освобождают один из табуретов — стульев в типографии не имеется. Но Беккер не торопится садиться, он первый раз пришел в типографию своих русских друзей, осматривает наборные кассы, оттиски, качает головой. Оттиски плохие, буквы неясные. На полу в углу грудой свалены уже отпечатанные, но негодные листы.

— Так не пойдет, — ворчит Беккер. — Надо посмотреть в чем дело, почистить машину. Я помогу вам, давайте займемся.

Он не хочет слушать никаких возражений и тут же, сбросив пиджак и засучив рукава рубашки, начинает вместе с Трусовым разбирать машину. И, только окончив работу, усаживается на табуретку и, хитро прищурившись, говорит:

— А я к вам пришел неспроста. Есть приятные вести.

— Какие? — восклицают все в один голос.

— А вот! Письмо от нашего Карла. Он горячо приветствует ваше желание разоблачить Бакунина.

Беккер достает из бокового кармана конверт и вынимает письмо, написанное теперь уже всем знакомым, неразборчивым, но твердым почерком.

«…Я получил письмо от русских друзей в Женеве. Передай им от меня за него благодарность.

В самом деле, лучше было бы, если бы они написали брошюру о Бакунине, но это надо сделать в ближайшее время. Если это будет сделано, то им не надо присылать мне дальнейших документов о происках Бакунина… Скажи русским друзьям… что я буду очень рад, если кто-нибудь из них приедет сюда…»

Письмо заканчивалось советом, какие меры нужно принять, чтобы пресечь раскольническую деятельность Бакунина и создать нормальную обстановку для работы Русской секции.

— Единство и еще раз единство. Так думает и Карл, — говорит Беккер. — Единство и сплоченность всех швейцарских секций Интернационала. У нас очень сильные секции, и мы поможем вам.

— Спасибо! — Утин с чувством пожимает руку Беккеру. — А брошюру мы напишем, и в ближайшее же время.

— Бакунин собирается выступить на диспуте, — говорит Трусов. — Я об этом слышал вчера в кафе.

— Нам нужно побывать на нем, — замечает Наташа.

— Не только побывать, но и выступить, — добавляет Катя.

— Может быть, не стоит связываться. Мы его сумеем хорошо показать в брошюре. А здесь, на диспуте, попросту может произойти драка. Они ведь не считаются ни с какими средствами, — говорит вошедший Бартенев.

— Мне кажется, все равно выступить надо. Принять бой в открытую, как бы нас ни было мало, — горячо говорит Лиза.

Беккер тепло посмотрел на Лизу. Как ему был знаком этот задор! Тогда, в революцию 1848 года, и потом, позже, он тоже старался быть впереди, тоже открыто принять бой. В Бадене он командовал отрядом повстанцев. А рядом с ним, в другом отряде, сражался Фридрих Энгельс. Энгельс и познакомил его с Марксом.

— Я поддерживаю мадемуазель Элизу, — сказал старый друг Маркса и Энгельса. — Не только брошюру, но и бой в открытую. Изложить свои взгляды, раскрыть вероломство Бакунина. Показать, к чему может привести авантюризм и анархия, сколько это будет стоить жизней. Это привлечет многие сердца, которые колеблются и которые просто заблуждаются. Это укрепит влияние Интернационала.

ГЛАВА XXV

Возле кафе Грессо толпился народ. Огромные цветные афиши возвещали миру: сегодня в 6 часов состоится диспут, на котором выступит знаменитый Бакунин. Это были как цирковые анонсы. Бакунин изображался то беглым каторжником, рвущим цепи, то богом разрушения, то узником Алексеевского равелина, то философом.

Люди спешили в кафе. Шли солидные седые старожилы города, шла молодежь, любители разных диспутов, шли служащие, ремесленники. Шли члены секций Интернационала. Шли почитатели Бакунина.

Лиза, Утины, Бартеневы, вся Русская секция и их друзья заняли несколько столиков рядом и заказали закуски.

Кафе наполнялось. Уже трудно было найти свободное место.

Какой-то высокий поджарый человек в пенсне взошел на эстраду и сказал:

— Внимание! Мы начинаем. Предоставляем слово Михаилу Александровичу Бакунину.

— Бакунин!

— Просим!

— Бакунин!

— Браво! — слышалось со всех сторон.

В проходе между столиками показался Бакунин. Он шел крупными шагами, не торопясь, высоко подняв голову. Серый костюм в клеточку сидел на нем мешковато. Из-под него виднелась фланелевая фуфайка. На голове была войлочная шляпа.

В разных концах зала раздались аплодисменты.

Бакунин поднялся на трибуну. Снял шляпу и положил ее рядом. Длинные всклокоченные волосы торчали на голове во все стороны.

Бакунин немного выждал и сказал зычным голосом:

— Господа! Друзья! Мы сегодня собрались здесь, чтобы поговорить об устройстве мира. Мир устроен плохо. Это понимает каждый мальчишка, который не имеет не только масла на хлеб, но и самого хлеба. Мир должен быть переустроен. А для этого его нужно разрушить. Да, разрушить! Совсем. Все превратить в обломки! В пустое место!

— Правильно! Браво! — послышалось в зале.

Утин и его друзья сидели молча. Надо послушать, что еще скажет великий разрушитель. Потом собирался выступить Утин. Однако они все понимали, что это будет не так легко — бороться с Бакуниным.

А Бакунин уже не говорил, а гремел с трибуны:

— Огнем и мечом все уничтожить! Не оставить камня на камне! Я всегда утверждал и буду утверждать: страсть к разрушению — творческая страсть!

Вот у нас создано Международное товарищество рабочих. Мы не против него. Но мы говорим: нам дороже всего свобода личности. Мы, анархисты, не признаем никакой власти, никакого насилия над личностью. Личность должна иметь возможность делать, что ей угодно! И потом — зачем обучать людей разным политическим канонам? Это долгий и неверный путь. Народ умнее нас с вами. Нужно только бросить клич — и он восстанет. И сметет все на своем пути.

Я призываю к бунту! К восстанию! Русский разбойник с большой дороги — вот с кого нужно брать пример. Потому что именно он, разбойник, смел и неудержим. Именно он все разрушит и установит свободу личности.

В зале снова зааплодировали.

А Бакунин продолжал:

— Я сидел в тюрьмах много лет. На моих руках следы кандалов. Я бежал из Сибири в Америку. Кто помог мне? Русский разбойник!

Друзья! Я призываю вас к разрушению. Долой всякое государство! Долой всякую власть! Уничтожайте врагов, угнетающих личность! Да здравствует свобода личности!

Зал аплодировал. Кто-то вскочил. Какая-то женщина бросила Бакунину цветы. Люди явно были увлечены