Мозг - Робин Кук

У Филипса не было объяснения этим фактам, но ему представлялось, что все они связаны с радиацией. Очевидно, высокий уровень общего облучения мог привести к изменению клеток мозга и, тем самым, к атипичному мазку. И, опять-таки, все это трудно объяснить совпадением. Но какое еще возможно объяснение?

Закончив очистку помещения, Филипс занес в свой список номера Коллинз и Маккарти и даты посещения ими гинекологической клиники. Затем он побежал по центральному коридору Радиологии и пересек главный зал чтения снимков. Влетев в кабину лифта, он, все более проникаясь ощущением необходимости безотлагательных действий, с треском вдавил кнопку. Ясно же, что Кристин Линдквист представляет собой ходячую бомбу с часовым механизмом. Чтобы излучение ее мозга обнаружилось на обычном рентгеновском снимке, требуется очень большая доза. А чтобы ее найти, ему, похоже, придется разобраться во всех загадочных событиях недели. Как ни странно, Бенджамин Барнс был на месте и сидел на своем рабочем табурете, свисая с него. Возможно, он и не очень приятен как человек, но его преданность работе вызывает уважение.

— Чем объяснить ваше появление здесь две ночи подряд? — спросил стажер.

— Мазком Папаниколау, — ответил Филипс безо всякого вступления.

— Очевидно, вам нужно экстренно проанализировать слайд, — произнес Барнс с сарказмом.

— Нет, просто требуется кое-какая информация. Мне нужно узнать, может ли облучение привести к атипичному мазку.

— Барнс некоторое время размышлял. — В диагностической радиологии мне об этом не доводилось слышать, но, конечно, радиотерапия должна сказываться на клетках шейки матки и, следовательно, на мазке.

— А по виду атипичного мазка можете вы установить, что он вызван облучением?

— Не исключено.

— Помните слайды, которые я просил посмотреть прошлой ночью?

Срезы мозга? Могут ли эти поражения нервных клеток вызываться облучением?

— Я как-то сомневаюсь. Это облучение тогда пришлось бы направлять телескопическим прицелом. Соседние с пораженными нервные клетки выглядят здоровыми.

Лицо Филипса приняло отсутствующее выражение, пока он пытался совместить эти несовместимые факты. Пациентки получили дозы облучения достаточные для воздействия на снимок, а на клеточном уровне...одна клетка полностью убита, другая, соседняя, совершенно здорова.

— А сами мазки сохраняются? — спросил он наконец.

— Думаю, да. По крайней мере, какое-то время, но не здесь. Они находятся в лаборатории цитологии, а она откроется только в девять утра.

— Спасибо, — вздохнул Филипс. Может быть, попробовать попасть в лабораторию прямо сейчас. Наверное, тогда нужен Рейнолдс. Он уже собирался уходить, но появилась еще идея. — А при анализе мазка в карте дается только классификация или же описывают патологию?

— Думаю, описывают. Результаты записывают на ленту. Нужно только знать номер пациентки.

— Большое спасибо. Я знаю, у вас мало времени, так что я это особенно ценю.

Барнс слегка кивнул в подтверждение и вновь уткнулся в микроскоп.

Компьютерный терминал Патологии был отделен от лаборатории рядом перегородок. Пододвинув стул, Мартин сел перед пультом. Терминал был такой же, как в Радиологии, с большим телевизионным монитором прямо за клавиатурой. Вынув список из пяти пациенток, Филипс ввел имя Кэтрин Коллинз, ее номер и код мазка Папаниколау. После некоторой паузы на экране стали появляться буквы, как на пишущей машинке. После появления имени Кэтрин Коллинз опять была небольшая пауза. Потом, вслед за датой взятия первого мазка, появилось:

"Удовлетворительный мазок, хорошая фиксация, правильное окрашивание. Нормальное созревание и дифференциация клеток. Эстрогенный эффект в норме: 0-20-80. Отмечено несколько грибковых организмов.

Результат: отрицателен."

Пока Филипс проверял дату первого мазка, машина выдала следующее сообщение. Здесь дата совпадала с первой датой, внесенной Филипсом в список. Взглянув на экран, он не поверил глазам: второй мазок у Коллинз тоже был отрицателен!

Филипс очистил экран и быстро ввел имя и номер Элен Маккарти и нужный код. У него что-то сжалось в желудке, когда машина начала выдавать информацию. То же самое — отрицателен!

Спустившись обратно вниз, Мартин чувствовал себя совершенно выбитым из колеи. Он привык доверять написанному в медицинских картах, особенно что касается анализов. Они, в отличие от жалоб пациентов и впечатлений докторов, были объективны. Филипс знал, что существует некоторая вероятность ошибки в лабораторных анализах, как знал он и о том, что сам может что-то пропустить или неверно понять на снимке. Но это не шло ни в какое сравнение с преднамеренной фальсификацией. Тут уже речь идет о каком-то сговоре, и Мартина это задело за живое.

Мартин сидел за своим столом, положив подбородок на ладони и потирал пальцами веки. Первым его побуждением было обратиться к администрации госпиталя, но это означало — к Стэнли Дрейку, и он отмел этот вариант. Первой заботой Дрейка будет стремление не дать просочиться информации в газеты, замять ее. Полиция! Он попробовал представить себе возможный разговор. "Здравствуйте, я доктор Мартин Филипс. Я хочу сообщить, что в Медицинском центре Хобсоновского института происходит нечто странное.

Девушкам с нормальным мазком Папаниколау в карту записывают атипичный."

Филипс покачал головой. Слишком нелепо. Нет, прежде чем привлекать полицию, нужно собрать дополнительную информацию. Интуитивно он понимал, что все это связано с облучением. Но каким образом? Безусловно, облучение может привести к атипичному мазку. Если кому-то нужно помешать обнаружению этого облучения, он может записать атипичный мазок как нормальный — но не наоборот же!

Он вновь подумал о препараторе. После неудачного разговора прошлым вечером Мартин был убежден, что Вернер знает о Лизе Марино больше, чем сообщил. Возможно, ста долларов недостаточно. Нужно было предложить больше. В конце концов, дело уже вышло из сферы академического интереса.

Мартин понял, что добиться успеха в единоборстве с Вернером в морге невозможно. В окружении мертвых Вернер находится в своей стихии, а Мартина эта обстановка выводит из равновесия. А ведь чтобы заставить Вернера говорить, нужно проявить настойчивость и уверенность. Филипс посмотрел на часы. Одиннадцать двадцать пять. Вернер определенно работает в вечернюю смену, с четырех до полуночи. Мгновенно возникло решение: последовать за Вернером домой и предложить ему пятьсот долларов.

Номер Дениз он набирал с некоторой нерешительностью. После шести гудков послышался заспанный голос:

— Ну что, идешь?

— Нет, — ответил Филипс уклончиво. — Я тут кое-что раскопал и собираюсь копать дальше.

— А тут для тебя есть теплое местечко.

— Наверстаем в этот выходной. Приятных сновидений.

Мартин вынул из шкафа темно-синюю лыжную куртку и надел лежавшую в ее кармане шапку. Был апрель, но стояла ненастная погода с северо-западным ветром, так что пробирала дрожь.

Выйдя из госпиталя через отделение неотложной помощи, он спрыгнул с площадки на покрытую лужами бетонированную стоянку. На улицу выходить он не стал, а свернул направо, за угол главного госпитального здания и направился вдоль северной стены Бреннеровской детской больницы. Метров через пятьдесят он пришел во внутренний двор Медицинского центра.

В ночном тумане здания госпиталя вздымались, как крутые утесы, ограждающие извилистое бетонное ущелье. Медицинский центр строили в несколько приемов и без продуманной общей планировки. Это особенно хорошо было видно во внутреннем дворе, куда под разными углами выступали здания самой разнообразной формы. Филипс узнал небольшой выступ, где располагался кабинет Голдблатта, и использовал его как ориентир. Метрах в двадцати пяти он обнаружил ничем не примечательную площадку, ведущую, как он знал, в глубины морга. Госпиталь не очень афишировал наличие покойников, поэтому тела без лишнего шума загружали в ожидающие их катафалки вдали от людских глаз.

Мартин прислонился к стене и засунул руки в карманы.

Приготовившись к ожиданию, он стал перебирать в уме запутанную цепь событий, начавшуюся, когда Кеннет Роббинс вручил ему снимок Лизы Марино. С тех пор не прошло и двух дней, а казалось — две недели. Первое волнение, испытанное при виде странного радиологического отклонения, уступило теперь место давящему чувству страха. Он уже почти боялся узнать, что же такое происходит в госпитале. Так боятся узнать о болезни в собственной семье. С медициной связана вся его жизнь. Если бы не опасения по поводу Кристин Линдквист, он, пожалуй, мог бы обо всем этом забыть. В ушах его все еще звучала тирада Голдблатта о профессиональном самоубийстве.

Вернер появился вовремя; выйдя, он остановился и запер за собой дверь. Филипс вытянул шею и прищурил в полутьме глаза, удостоверяясь, что это действительно Вернер. Тот переоделся: теперь на нем был темный костюм и белая сорочка с галстуком. К удивлению Мартина, препаратор напоминал, скорее, преуспевающего торговца, закрывающего на ночь свой магазинчик.