Столыпин - Святослав Рыбас

И еще о том же. В. И. Ленин: «В нашем черносотенстве есть одна чрезвычайно важная черта, на которую обращено недостаточно внимания. Это – темный мужицкий демократизм, самый грубый, но и самый глубокий» (Кожинов В. Указ. соч. С. 21).

Среди черносотенцев было много известных и выдающихся деятелей культуры, науки, церкви: Антоний (Храповицкий), будущий патриарх Тихон, протоиерей Иоанн Кронштадтский, академик-филолог А. И. Соболевский, академик, будущий президент Академии наук В. Л. Комаров, академик-византолог Н. П. Кондаков, художники Константин Маковский и Николай Рерих, профессор медицины C. С. Боткин, поэты Константин Случевский и Михаил Кузмин, знаменитая актриса М. Г. Савина и т. д.

Конечно, это интеллектуальная и духовная вершина «черносотенства». Внизу его были и горячие головы, и боевые организации, стремившиеся на террор слева ответить силой.

Поскольку и петербургский градоначальник, и председатель Совета министров боролись против революции, то внешне могло казаться, что деятельность фон-дер-Лауница совпадает со столыпинской, чего на самом деле не было. Разве мог политик, стремившийся вылечить общество путем реформ, иметь что-то общее с генералом, желавшим уничтожить все выборные учреждения в России? К этой теме мы еще вернемся, когда коснемся вопроса о «национализме» Столыпина.

После гибели Лауница правящую элиту охватил ужас.

2 декабря 1906 года в Петербурге в Летнем саду произошло второе покушение на бывшего московского генерал-губернатора Дубасова, он был легко ранен.

9 декабря в Твери был убит один из лидеров правых в Государственном совете граф А. Игнатьев.

15 декабря в Омске был убит генерал-губернатор Восточной Сибири Литвинов.

27 декабря убит главный военный прокурор Павлов.

Как свидетельствуют историки, Павлов принимал особые меры предосторожности против террористов. Он никуда не выходил из здания военного суда на Мойке, где была и его квартира. Позволял себе прогулки только во внутреннем дворе здания, где был сад. Тем не менее эсеровские боевики нашли сочувствующих среди военных писарей, которые подали сигнал боевику из отряда Карла, бывшему матросу Егорову. Егоров переоделся в мундир секретаря военного суда и с пакетом в руках был пропущен часовыми. Павлов был застрелен.

Сын убитого графа Игнатьева так описал обстановку той поры: «Что ни день, надевай мундир с траурной повязкой и поезжай на панихиду, то по тому, то по другому генералу или сановнику… Теперь же грустные православные песнопения только усиливали мрачное настроение правящих кругов, еще не оправившихся от страха, вызванного революцией» (Прайсман Л. Указ. соч. С. 235).

Чтобы современный читатель сильнее почувствовал уровень страха, можно представить, что в течение месяца убивают мэра Москвы, генерального прокурора, нескольких губернаторов… Разве не содрогнется после этого вся страна?

А пока угроза новых покушений заставила Герасимова задуматься о том, как обезвредить в Финляндии группу Зильберберга.

Азеф выдал ее расположение – лесная гостиница неподалеку от водопада Иматра, именуемая «Отель для туристов». В этом незаметном деревянном двухэтажном доме жили только террористы. Хозяин по фамилии Спрениус одобрял их борьбу с российским правительством, к тому же неплохо зарабатывал на их деятельности: всегда было полно постояльцев. Он пускал только рекомендованных лиц, а если забредал чужой, то ему отвечали, что свободных номеров нет.

Однажды в январский морозный вечер в гостинице появились юноша и девушка и попросились на ночлег.

Что было делать? Открывать продрогшим лыжникам, измученным блужданием по лесу? Они умоляли пустить переночевать в тепле, а наутро они пойдут дальше. К тому же надвигался снежный буран. Как тут не сжалиться над юными туристами? У швейцара дрогнуло сердце, он уговорил Зильберберга – и комнату, нарушив заведенное правило, предоставили.

Милосердный порыв стоил Зильбербергу жизни. Правда, до последнего мгновения, пока петля не раздавила ему горла, он не узнал, что та славная пара, которую он пожалел, выдала его. Получив комнату, юноша и девушка сразу ушли отдыхать. Наутро за общим столом они завладели всеобщим вниманием, весело рассказывая всякие истории из жизни петербургских студентов. От них веяло безмятежной юностью, не ведающей ни о жестокости, ни о быстротечности жизни. Террористы, сами бывшие студенты, поддались этому обаянию. Они устали друг от друга. Постоянное напряжение неожиданно потребовало разрядки. Случайные гости невольно навевали мысли об ушедших навсегда радостях. Все оживились, после обеда отправились гулять к водопаду, а вечером пели под гитару. Пара прожила в гостинице трое суток, подружилась с постояльцами настолько, что ее позвали участвовать в стрельбе из револьверов.

Когда пришло время прощания, долгим речам и искренней грусти не было конца. Не хотелось отпускать людей из настоящей жизни, не хотелось снова зауживаться в тесный коридор убийств и самопожертвований. Может быть, многие завидовали уезжающим в столицу…

Вернувшись в Петербург, туристы прямо с вокзала поехали к Герасимову. Это были лучшие его агенты. Он лично их инструктировал и теперь ждал с нетерпением результата. И вот они стояли перед ним. Живые, возбужденные пережитым приключением и ожидающие похвал. Они выполнили задачу прекрасно. Там, где нельзя было ничего добиться лобовым ударом, юные агенты играючи одолели неприступную крепость. Мало того что они смогли назвать всех террористов и дать их приметы, им удалось завербовать швейцара и горничную отеля.

Игра закончилась. Теперь Герасимов мог установить наблюдение за прибывающими из Финляндии поездами и подкарауливать постояльцев «Отеля для туристов». И вскоре его лучшие агенты, дежурившие на вокзале, узнали среди пассажиров Зильберберга и Сулятицкого, того террориста, который готовил убийство Столыпина на торжественном богослужении.

По приговору военного суда оба были повешены 20 июля 1907 года.

Остальным постояльцам удалось уйти. К тому времени, когда полиция получила официальное разрешение произвести аресты в Финляндии, они через финских полицейских уже прознали о грозящей опасности. Официальный путь борьбы с террористами на сей раз оказался недейственным, слишком медленным.

Герасимов, конечно, понимал, что ускользнувшая часть зильберберговской группы вскоре объявится либо новым убийством, либо экспроприацией. И тут выплыла история с Черняком.

Впрочем, были истории поважнее: Герасимову стало известно, что вот-вот будет покушение на царя. Что тут до ускользающего Черняка?

Французская социалистическая газета «Юманите» 1 февраля писала о том, что шведскому правительству нельзя выдавать «воинствующего социалиста Черняка» на расправу царскому правительству Столыпина, ибо это «поразит горем всю Европу».