Я хочу твоего мужа - Маргарита Дюжева

не долго, потому что вечером, когда рабочие выходят из кафе, навстречу им попадается Леша. Надо видеть, как вытягивается его лицо, когда он узнает этот веник. Смотрит на него, потом на меня, и в глазах такая искренняя растерянность, что мне почти смешно. Почти.

Безразлично жму плечами и ухожу в кабинет, прекрасно зная, что муж пойдет следом.

* * *

Так и есть. Слышу его шаги за спиной и морщусь. Нарыв на душе хоть и прорвался, но еще неизвестно, сколько будет болеть сама рана, затянется ли она или все-таки сожрет мои чувства полностью. Она и так уже всасывает то, что у нас осталось.

Несмотря на давление в подреберье, чувствую апатию. Будто эмоции скрутили на минимум. Не злюсь — потому что жалко натянутого спокойствия, которое кое-как удалось обрести, не ревную — мне реально насрать, пусть что хочет, то и делает. А самое странное, что даже если бы меня пытали, выкручивали руки и ноги, я бы не смогла сказать ему простое «я тебя люблю». Это раньше я легко бросалась такими словами, а теперь строго дозировано, по особым показаниям. Сейчас таких показаний нет, и не предвидится.

— Ничего себе, — присвистывает он и выглядит очень удивленным, заглядывая в развороченные ремонтом помещения, — просто руины. Я в шоке.

Нет, все-таки злюсь.

— Так ты бы чаще интересовался, как дела у твоей жены, тогда бы для тебя это не стало сюрпризом.

— Я просто…

— Ты просто был очень занят развозом левых баб вместо того, чтобы помогать мне, — ласково улыбаюсь, — ничего страшного. Я понимаю. И, как видишь, прекрасно справляюсь сама.

Он мрачнеет, его улыбка, с которой он приехал, постепенно гаснет.

Я не могу понять, он действительно думает, что стоит немного подождать, поулыбаться, и все пройдет? Само собой рассосется?

— Я просто хотел поддержать беседу, — кисло заканчивает фразу Леша.

— Увы, такая поддержка мне и даром не нужна, — я развожу руками.

— А какая нужна? Ты скажи, я сделаю все, что в моих силах.

— В санузле не до конца старую плитку отбили. Вперед.

Березин удивленно хлопает глазами, потом снимает пиджак и с мрачной решимостью закатывает рукава.

— С ума сошел, — кручу у виска.

— Я сделаю все, что ты скажешь. Если тебе надо, чтобы я прошибал стены лбом, то я буду их прошибать. Надо кирпичи на загривке таскать — значит, буду таскать.

— На фиг мне такая жертвенность?

— Просто скажи, как тебе помочь.

— Уж точно, не лезть в работу бригады. Мне надо, чтобы в кафе все было сделано идеально и специалистами, а не тяп-ляп дилетантом, которого мучает чувство вины.

Леша поджимает губы и смотрит на меня исподлобья, но молчит.

Я прекрасно понимаю, что веду себя, как сварливая жена, только сожалений и стыда по этому поводу нет никаких. Кому-то что-то не нравится? На выход! Никого не держу. Я сейчас не в том состоянии, чтобы сглаживать шероховатости и думать о том, как бы не обидеть его.

Кафе сгорело аж как две недели назад. Березин приезжал сюда в самый первый день, когда все было покрыто слоем вонючей копоти, и потом еще раз, когда у моей машины пробило колесо, и я попросила мужа отвезти меня по делам. И то приехал с такой миной, будто одолжение мне делает. А потом мы постоянно ругались из-за Прокиной и, по большей части, не разговаривали. Наверное, он считал это достаточным поводом для того, чтобы не интересоваться, как у жены дела после пожара.

А что такого? Она же сильная. Справится.

— Леш, тебе не кажется, что ты слишком поздно проснулся. Все, что можно, я уже сделала. Проверки прошла, о ремонте и поставках договорилась, дизайнера хорошего нашла. Твоя помощь, она как бы…уже неактуальна.

На самом деле до хрена всяких моментов, с которыми еще предстоит разбираться. Но Березин прав, я действительно справлюсь.

В этот момент я пугаюсь своих собственных мыслей. Они все нацелены только на одно: научиться справляться самостоятельно, в каждой сфере жизни. Будто мое подсознание само выталкивает Лешу за линию, после которой все становится неважным.

Это страшно. И в то же время как-то обреченно правильно. Я больше не хочу зависеть от него, не хочу оглядываться назад и думать, а что бы сказал Леша по тому или иному вопросу. Мое доверие к нему на нуле, причем по всем фронтам.

Это вообще как-нибудь лечится?

Просто до невозможности тоскливо, потому что где-то в глубине души я, кажется, еще верю, что мы останемся вместе.

Березин снова проявляет упорство:

— Не отталкивай меня, Кир. Пожалуйста. Я хочу все исправить, но не знаю, как. В голове только банальности типа цветочков и ресторанов. Я даже в ювелирный сегодня заехал, хотел купить тебе что-нибудь. Но потом решил, что ты выкинешь подарок, даже не распаковав.

— Правильно решил. Я никогда с тобой не была ради денег или подарков.

— Я знаю, и не понимаю, как подступиться. В итоге получается, что только хожу за тобой и канючу: прости, да прости. Дятел унылый.

— Мне нравится твоя самокритичность, Лешенька. А что тебе делать, я уже сказала. Избавься от Прокиной. Выдави ее с работы. Убери. Куда хочешь, но только подальше от нас. И уже после этого мы с тобой поговорим. До тех пор, пока эта звезда крутится с тобой в одном здании — в разговорах смысла нет. Если ты не в состоянии этого сделать, или не хочешь, то просто скажи, и поставим точку.

— Никаких точек! — хмуро отвечает он.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ — Все зависит от тебя, милый. И только от тебя.

На самом деле, это зависит еще и от Карпова. До дрожи под коленками надеюсь, что он найдет доказательства причастности Марины к поджогу, я тогда с нее живой не слезу.

Березину, естественно, об этом не говорю. Почему? Да все по той же причине! Не доверяю. Вдруг поведаю ему о своих планах, и он понесется к Мариночке, чтобы предупредить?

Меня воротит от такой жизни, где приходится подозревать мужа, которого считала самым близким человеком. Но иначе уже не получается.

Он снова достает из кармана кольцо.

— Ты его еще не выкинул?

— Я надеюсь вернуть его на твой палец.

— Надейся, Леш. Никто не запрещает. Но теперь я не верю словам и смотрю исключительно на поступки, и ты пока не сделал ровным счетом ничего.

Телефон