Артания - Юрий Никитин

– Сперва, – громыхнул он, – отчет великому тцару!.. А завтра будет объявлено, на чем мы сторговались.

Вечером был пир, а уже ночью, когда остались с дядей Горицветом наедине, Скилл подробно рассказал о поездке. Аснерд, Вяземайт и Придон дополняли, если что старший сын тцара упустил или счел незначительным.

Придон ловил на себе удивленный взгляд дяди. Горицвет, после непонятного исчезновения Осеннего Ветра, взял бразды правления Артанией в свои руки, заменял им отца. Как мог, конечно, ибо мягкий Горицвет еще мог править огромной и своевольной страной, на это хватало мудрости и даже твердости, но без жесткой отцовской руки братья выросли, как свободные дикие звери. К счастью или к несчастью, есть еще двое: Ютлан, младший сын, и Блестка, единственная сестренка, которым еще нужны любовь и забота старших.

Глаза Горицвета стали грустными и сочувствующими, словно ему сказали о неизлечимом увечье племянника. Когда Вяземайт предложил попробовать магию, чтобы излечить Придона от этой дури, Горицвет покачал головой:

– От любви существуют тысячи лекарств. Но надежных нет.

– Любовь одна, – возразил Вяземайт, – но подделок под нее – тысячи. Ну не поверю я, что дочь куявского царя может любить! Как думаешь, Аснерд?

Аснерд сдвинул плечами.

– А какая разница?

– Ты не видишь разницы между настоящим и подделкой?

Аснерд с жалостью посмотрел на волхва, постучал пальцем по голове и отвернулся.

– Вяземайт, – сказал Горицвет с неловкостью. – Ты разве не понял? Придону не так важно, любит ли она его… Он ее уже любит! Уже дал этот проклятый обет.

Придону стало почему-то стыдно, смотрят, как на смертельно больного, встал, вышел из зала. Телохранители у дверей тоже смотрят как-то странно. Неужто весь двор знает, что за стрела ударила в его сердце? И просадила насквозь?

Когда за ним захлопнулась дверь, оставшиеся задвигались свободнее, словно в самом деле при смертельно больном неловко говорить о его лечении, о лихих скачках или красивых женщинах.

Горицвет стукнул кулаком по столу. Лицо потемнело.

– Сознательно или нет, – вырвалось из него гневное, – но женщина всегда пользуется чувством чести и верности слову, которое так сильно развито у нас, мужчин! Теперь этот несчастный уже не может отказаться от неосторожно вылетевшего слова.

Вяземайт сказал осторожно:

– Но можем освободить мы. Найти способ, чтобы не задеть его честь.

Скилл фыркнул:

– Как будто он примет нашу помощь! Дядя, ты говоришь так, как будто не знаешь, что это за наваждение – любовь!

Улыбка их мудрого дяди была странной: печальной и нежной разом.

– Скилл, самый сильный и могучий сын моего брата…

Ты пока знаешь только один смех – громкий, принимаешь только одних коней – быстрых, знаешь только одну породу любви – к женщине… Но, сын мой, на самом деле сперва мы не любим вообще никого. Затем любим всех, все наше племя. Затем любим некоторых людей, потом – единственную женщину, затем – единственного мужчину… Мне повезло – могу и люблю сразу троих! Скилл усмехнулся:

– Ну, ты любишь не только нас троих, но и кучу женщин. А вообще-то, иногда кажется, что из нас троих ты любишь только Ютлана. Такой уж мазунчик!.. А нам с братом с утра до поздней ночи упражнения с топором, бег с камнями за спиной да кто быстрее донесет своего коня от ворот до коновязи…

Слабая шутка перевела каменные лица в просто деревянные. Еще чуть – и будут почти человеческими. Аснерд вздохнул так, что по горнице пронесся ветер, потянулся за кубком. Слышно было, как булькает родниковая вода, переливаясь из кувшина.

Вяземайт сказал осторожно:

– Тцар… Любовь может презреть цепи, крепостные стены толщиной с нашего Тарлафа… Но стоит только подчинить крохотную часть души долгу, и настоящая любовь становится невозможной! Попробуй напомнить Придону о величии страны, служении своему народу.

Тцар покачал головой.

– Это для него пока что простая шелуха из слов. Он и воевал ведь не с куявами! Отличился в набегах и в пограничных схватках с соседями по Артании. Такими же артанами. Нет, любовь к женщине понятнее, она уже воспламенила его детское… да-да, детское сердце в теле сильного мужчины…

Скилл обронил глухо:

– У любви есть своя честь. Стоит потерять ее – и любви конец.

Горицвет подвигал бровями, складки на лбу стали еще глубже. Похоже, так и не понял, хотя старался, сказал несчастливо:

– Как часто любовь отнимает разум у того, кто его имеет!

– Но дает его тем, у кого не было, – добавил Аснерд. Он хохотнул, посмотрел на волхва, добавил злорадно: – И уже не будет.

Вяземайт сказал холодновато:

– Любовь – большая помеха в жизни. Все равно что всеми силами души страстно любить мотылька, чья жизнь длится не больше суток. Мотылька уже нет, а ты остаешься на всю жизнь с выгоревшей дотла душой, где и чертополох не растет!.. Мудрый предпочитает любовь к вечным богам, к вечным истинам…

Аснерд фыркнул:

– Но живем не среди богов? А в мире и без того мало любви и благости, чтобы свой жар души отдавать существам, которые не могу потрогать руками!

Вяземайт вскипел, воевода на грани богохульства, тцар обнял волхва за плечи, отвел в сторону, похлопывая и успокаивая, Аснерд же хлопнул Скилла по широкой спине и вышел из зала.

Ночной звездный мир принял, пахнул степными травами, крупные звезды сочувствующе смотрят сверху, с боков, даже, казалось, снизу. Душа тревожно ноет, смотрит растерянными глазами и не узнает мир. Все не такое, все изменилось за тот кратчайший миг, когда он был в Куявии. И все люди стали другими.

В ночной тишине голоса из распахнутого окна доносятся отчетливо, слышно, кто говорит с жаром, кто задумчиво. Но как сказал Вяземайт про выгоревшую душу! Какой голос!.. Если бы произнес в тот миг заклятие, небо рухнуло бы на землю, злые силы поднялись бы из глубин земли или же все звезды погасли, устрашившись неистовой бури в душе волхва.

Сзади послышались тяжелые шаги горного великана. Придон оглянулся, это не великан, лишь потомок горных великанов, всегда невозмутимый и могучий Аснерд.

Он робко улыбнулся старому воеводе. Аснерд захохотал, словно грянул гром, хлопнул его по плечу.

– Грустишь?.. На распутье?.. Пойдем, я тебе что-то покажу.

Придон воспротивился, слишком загадочная рожа у воеводы. От него несет жареным луком, икает, поглаживает плоское в валиках мускулов брюхо, но Аснерд властно тащил, теребил, тряс, и Придон наконец, вынырнув из тревожных грез, ощутил, что справа проплывают купола шатров, а они выходят на окраину их немалой для Артании столицы… но такой маленькой и бедной, если сравнивать с великолепием Куябы!

Не все артане кочуют, все-таки часть, немалая часть, осела в городах. Правда, это не всегда каменные громады, как у куявов, но все же настоящие города: добротные, срубленные из дерева дома, склады для шкур, оружия, кузницы, оружейные мастерские, целые улицы кожевников, бронников, хлебопеков. В любом войске в обозе везут наковальни и едут кузнецы для ремонта испорченного оружия и доспехов, но ковать настоящие боевые топоры можно только вот в таких кузницах, что не двигаются с места, куда подвозят горячее железо из плавилен.