Реквием по Родине - Леонид Шебаршин

Обстояло ли дело по-другому при Андропове? Обаяние его личности в моем кругу оперативных работников разведки среднего и рядового эшелона было велико. Оно возрастало в личном общении с Юрием Владимировичем. Он был дальновиден, практичен и остроумен, говорил просто и по делу. Не пришло бы в голову в разговоре с ним прибегать к текущим лозунгам, привычной риторике. Случись такое, думаю, разговор был бы последним. Но и Андропов лгал и вольно или невольно заставлял нас верить в ложь и лгать самим.

Из официального лексикона исчезло слово «совесть». Ложь стала и ступенькой к успеху, и инструментом в политических играх, и условием выживания. Но совесть, человеческое достоинство могли исчезнуть без следа только в высших и приближенных к ним сферах, где пьянящий аромат власти и всесилия заглушал все.

Они врали ради власти, заставляли нас врать ради своей власти, мяли, уродовали наши души, а мы были вынуждены делать вид, что верим, старались искренне верить всей этой своекорыстной и тупой болтовне. Искренне верить, ибо иначе жить человеку, в котором сохранились хоть какие-то частицы совести, невозможно.

Настали новые времена. Если ложь и не отменили, то по меньшей мере уравняли в правах с правдой. Уходила в прошлое непременность единой канонизированной истины, носителями которой были верховный жрец и таинственный синклит мудрецов, именуемый «Политбюро». Еще принюхивались подозрительно к словам блюстители былой идейной чистоты, но становилось ясно, что каждый может верить в то, что ему кажется правдой, и открыто об этом говорить. Появилась робкая надежда, что даже если наши вожди не очень мудры, то по меньшей мере честны.

Право на правду, однако, было вновь использовано для обмана. Нас предали в очередной раз.

Светят огоньки моего дома. Нина не спит, она уже знает о происшедших переменах, мой решительный отказ от должности первого заместителя Председателя КГБ одобряет.

Что-то наконец проясняется: вожатым должна быть только собственная совесть. Достанет ли мне сил?

Я выпиваю стакан водки, с аппетитом ем и ложусь спать, не взяв в руки книгу.

За открытым окном тихонько шумит лес, далеко-далеко кричит беспокойная ночная птица, воздух пахнет дубовыми листьями. Горбачев, Новодворская, Поделякин, Ельцин, Бакатин, толпа на обезображенной площади, Верховный Совет сбиваются в какой-то бесформенный ком и укатывают за пределы сознания…

Сентябрь девяносто первого

Телефон с надписью «Председатель» отвратительно громким звонком нарушает тишину кабинета начальника разведки в самом начале девятого часа утра, именно в те недолгие минуты, когда человек размышляет о делах грядущего дня.

– Доброе утро, Вадим Викторович! Слушаю…

– Японская газета сообщает, что тысячи партийных функционеров бегут из Советского Союза в Китай через Синьцзян. Немедленно проверьте.

– Думаю, это дезинформация. Сейчас она идет потоком…

– Проверяйте немедленно!

Легкий треск в трубке и молчание. Нажатием кнопки на своем пульте председатель обрезал разговор. Кажется, его внутреннему взору художника (председатель пишет маслом) представилась лавина партаппаратчиков с атташе-кейсами, переваливающая через советско-китайскую границу для того, чтобы потом начать с территории Китая наступление на российскую демократию. Скорее всего, советско-китайская граница в районе Синьцзяна видится ему как нечто вроде скверика на Старой площади напротив зданий бывшего ЦК КПСС: метровый забор, зеленая лужайка – и вот он, Китай.

Задание есть задание. За долгую службу приходилось выполнять так много нелепых заданий, что одним больше, одним меньше – никакой разницы.

Управление «РИ» никогда не расслабляется. Через десять минут в Пекин, Токио летят внеочередные телеграммы, требующие принять самые энергичные меры к проверке сообщения японской газеты. О результатах доложить незамедлительно – это указание председателя.

Некоторым начальникам кажется, что разведка работает по принципу справочного бюро: поступило задание, разведчик тут же встречается с агентом или звонит ему по телефону; если у агента нет требуемых сведений, он должен добыть их немедленно и не мешкая передать по назначению. Примерно так действовал партийный аппарат: звонок из обкома секретарю райкома, и горе ему, если через полчаса он не удовлетворит любопытство областного воеводы.

Для того чтобы получить надежную информацию, разведке надо вызвать агента на внеочередную встречу или внеочередной сеанс радиосвязи, дать ему задание, осуществить через некоторое время контакт для получения информации. Спешка и жадность противоречат самому характеру нашей работы. Дело облегчается, если у резидентуры есть полезные официальные или доверительные связи, с которыми можно быстро встретиться под удобной легендой. Работник-журналист, скажем, приглашает своего коллегу – местного журналиста пообедать и выясняет через него интересующий Центр вопрос. Уровень информации, разумеется, не тот, но когда требуется не качество, а быстрота, то и это сойдет. Резидент, как и каждый советский человек, должен постоянно выкручиваться. Этим занимаются все, от мала до велика. В Пекине и Токио добросовестные и опытные резиденты, они смогут докопаться до истины.

Совершенно понятно, конечно, что информацию об исходе тысяч перебежчиков через «зеленую границу» (термин означает нелегальный переход) надо искать не за рубежом, а в первую очередь у наших пограничников и в Комитете госбезопасности Казахстана. Возможно, Бакатин сам догадается об этом. Я пояснить ему ситуацию не успел.

Прошу ответственного дежурного по ПГУ связаться с пограничным начальством в Москве и с Алма-Атой. Через полчаса выслушиваю доклад: за последние дни на советско-китайской границе были задержаны два нарушителя – китайские граждане. Они забрели на советскую территорию по хозяйственным нуждам (не уточнили, что за нужда: пасли скот, заготовляли сено, собирали дикие травы?) и были выдворены обратно обычным упрощенным порядком. Обстановка на границе совершенно спокойная. То же самое сообщает и Алма-Ата. Для надежности связываемся с Фрунзе-Бишкеком. И там все спокойно.

Резиденты тем временем указания получили, почесали в затылках: что это Центр стал так нервно реагировать на заурядную дезу? – и приступили к исполнению…

День начался энергично. Новое начальство проявляет недюжинное рвение и, кажется, хочет стать не столько примером, сколько укором для подчиненных. Впрочем, манера довольно странная: лихорадочный рывок, затем полное отсутствие интереса и новый лихорадочный, взахлеб, рывок.

Погода в Москве стоит великолепная, неярким огнем разгорается золотая осень, солнечно и тепло, полетели осенние паутинки, в открытое окно тянет ветерок, чуть-чуть отдающий дымом. Жить бы да радоваться, тем более что и напор разных дел заметно спал: дернулись и притихли, дернулись и притихли…