Под грязью пустота - Александр Золотько

– Минуточку.

– Да? – в голосе мелькнуло недовольство, легкое, почти незаметное.

– Вас ничего больше не интересует? – спросил Хозяин.

– Нет. А что вы имеете в виду?

– А как же Саша?

– Саша? Я не думаю, что в нем сейчас есть необходимость. Вы ведь об этом меня хотели спросить?

– Я хотел вам сказать, если это вас конечно интересует, что в настоящий момент Саша ушел не спросившись на прогулку. И мне показалось, что он вами немного не доволен.

– И ваш ближайший помощник его просто так отпустил?

– Он его ищет. Уже почти полдня. Очень беспокоится, как бы Саша не замерз. Он ушел совсем налегке. Моему помощнику очень бы хотелось, чтобы Саша присутствовал на общем собрании наших друзей. И даже выступил перед ними.

– Не думаю, что это будет интересно и вам и мне.

– Тогда вот что: я пообещал Саше, что буду вести дела с вами только через него. Только через него. Если хотите – это мое условие. Нет – нам придется долго еще спорить.

– Не очень. До тех пор, пока мне это не надоест.

– Да? Еще раз Солдата придумаете? Или на этот раз матроса?

– Морпеха, и вы это прекрасно знаете.

– Если получится. Тут ведь как выходит – если Саша с ним встречается – плохо и мне и вам, если Саша с ним не встречается – хорошо мне, хорошо вам…

– Ну и… ?

– Не «ну и», а если Саша выберется из этой каши, вы его и пальцем не тронете.

– А если не выберется?

– Тогда и решим.

– Хорошо, я вам обещаю, если Саша не простудится, то он придет к вам. До свидания.

– До свидания! – Хозяин бросил трубку.

Сволочь. Разговаривает спокойно, не нажимает, а руку на горле держит крепко. Хозяин приложил руку к сердцу – стучит, торопится. Ладно. Успокоимся. Что-то действительно слишком заволновался Хозяин, устроил зачем-то истерику по поводу парня, которого видел только раз в жизни.

Хозяин встал с кресла, прошел по кабинету.

Да. Теперь все понятно. Столько лет прожил, а так и не научился говорить правду самому себе. Хозяин посмотрел на свое отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. Это он Гаврилина бросил как монетку. Выберется живым – все будет нормально. Не выберется – не светит Хозяину ничего больше в этой жизни. Не повезло Гаврилину, Хозяин всегда к себе относился куда как требовательнее, чем к остальным. И монетке своей шансов оставил немного.

– Деда! – дверь распахнулась, и в кабинет ворвались три урагана.

Грязь

Григорий Николаевич сидел не отрывая взгляда от телефона. Вот и все. Можно чувствовать себя удовлетворенным. Цель практически достигнута. Можно сказать себе, что все позади, что силы потрачены не зря, что ставки были сделаны верно.

Осталось совсем немного. Григорий Николаевич помассировал виски. Как это утомляет, когда выясняется, что мир живет по тем правилам, которые ты для него разработал. Люди ведут себя как нужно, делают что нужно, и даже говорят совершенно правильные слова. И при этом совершенно искренне считают, что делают это по собственной воле.

Или нет, Григорий Николаевич недовольно нахмурился. Он не любил неопрятно сформулированные мысли. Все это люди делают по своей воле, а он только диктует им их волю, заставляет хотеть действовать именно так, как ему нужно.

Григорий Николаевич набрал номер телефона Хорунжего. Нужно держать его под контролем. Наружка его потеряла, клянутся, что совершенно случайно. Группа тоже исчезла. Как предупредил Хорунжий, его люди работают для того, чтобы вытащить Гаврилина. Не хватало, чтобы они сцепились с Крабом.

– Да, – сразу же ответил Хорунжий.

– Где вы сейчас находитесь?

– В городе, отрабатываем возможные варианты.

– Ни в коем случае не лезьте к Усадьбе. Ни в коем случае.

– Я помню ваши указания. Есть что-нибудь новое о нашем приятеле?

– Ничего нового. Со мной на связь еще не вышли. Жду.

– Понял. Конец связи, – и Хорунжий отключился, не дождавшись ответа Григория Николаевича.

А ведь по всем характеристикам Хорунжий очень взвешенный и недоверчивый человек. И так волнуется за Гаврилина. У того действительно талант нравится людям. Как и должно быть.

Как и задумывалось.

Ну что ж, теперь нужно просто ждать, как зрителю. Григорий Николаевич снова поморщился. Как автору пьесы. Только аплодисментов не будет.

Суета

Нет, начальству врать нехорошо. Начальству нужно говорить только правду. Хороший подчиненный на вопрос Григория Николаевича о местонахождении сказал бы, что уже несколько часов ездочится туда-сюда по шоссе, стараясь не слишком удаляться от поворота к Усадьбе. .

От наблюдения утром получилось оторваться с третьей попытки. Хорунжий надеялся, что отрыв выглядел как случайность. При помощи гололеда и встречного грузовика удалось убедительно имитировать чудом предотвращенное столкновение. Грузовик развернулся почти поперек дороги, сзади выстроилась небольшая пробка, надежно зацементировав машину наблюдения.

Ну, а потом, естественно, как для наблюдения так и для зевак, виновник визга тормозов и ругани зрителей, нырнул в переулок. И вряд ли кто-нибудь обратил внимания на номер пошарпанного БМВ.

И никакого хвоста Михаил Хорунжий не видел. Так сложилось. Никто не виноват. Именно так и будет отражено в отчете. Случайность. Никто от нее не застрахован.

Хорунжий посмотрел на часы. Время идет не торопясь. И нужно придумать, как толково его проводить и при этом не вызывать подозрения у мальчиков в джипе на развилке.

С утра очень удачно не повезло лиловой «мазде». Хорунжий затормозил возле машины ГАИ и «скорой». Как раз загружали в «скорую помощь» носилки. И по выражениям лиц ничего не поймешь – покойника грузят или просто сильно побитого.

«Мазда», во всяком случае, ремонту не подлежит. Всмятку.

У побитой «мазды» удалось аргументировано помаячить почти час. Тем более, что не один он любопытствовал по этому поводу. Поболтал с водителями, посетовал вместе со всеми на сракопад. Согласился, что лучше всего держать скорость около шестидесяти и тормозами пользоваться осторожно.

Потом пришлось покататься. На четвертой ездке оказалось, что на повороте стоит джип, из которого четыре парня пялятся на дорогу.

Способ номер тридцать пять. Значит, мотор у нас заглох, не так чтобы возле джипа, не нужно нервировать мальчиков, метрах в ста. Теперь нужно немного потерзать стартер. Теперь вылезаем из машины и открываем капот.

На лице легкое обалдение, от джипа все равно не увидят, но в образ войти помогает. Теперь хлопнуть капотом. Бац! Какой я злой!

Ногой по колесу. Шлеп! Теперь посмотреть по сторонам. Машин на трассе немного. Ой, а это что за джип стоит неподалеку? А ну-ка, может помогут машину починить?

Ах, не помогут, значит, валить, типа, отсюда, пока в голову не получил. Нет базара, пацаны, нет базара, я только хотел… Понял, понял, не нужно объяснять. Я пошел.

И вот теперь совершенно спокойно можно сидеть в машине уже два часа. Нужно только время от времени выходить на дорогу, голосовать и остановившимся чудакам говорить что-то вроде: «Отремонтировать не поможешь?». При этом ни в коем случае не останавливать потрепанных отечественных аппаратов. Водители этих тачек могут оказаться технарями – любителями.

Итак, начальству мы в очередной раз соврали, подвел итог Хорунжий. И дай Бог, не в последний. Хорунжий покрутил настройку радио. Ничего интересного. Ладно, придется дожидаться в тишине. Чего дожидаться? А черт его знает.

От Гаврилина ни слуху, ни духу. Плохо. Если он начал играть в подпольщика и решил умереть, не сообщив ни одного телефона и адреса – очень плохо.

К Григорию Николаевичу ни кто не звонил. И по телефону Хорунжего никто не звонил. И по контактному телефону тоже никто не звонил.

Кстати, а почему Григорий Николаевич не поинтересовался звонками к Хорунжему? И так слушает его телефон? Или…

Ну не нравится Хорунжему все, что происходит с ним и Гаврилиным сейчас.

Еще в самом начале карьеры пришлось ему однажды принимать участие в извлечении повешенного из петли. Все было понятно – самоубийца, провисел несколько дней в теплой комнате. Опытный коллега обрезал веревку, другой, не менее опытный, придерживал труп со спины, а Хорунжий обхватил покойника спереди.

Ну не мог он себе тогда по неопытности представить, что труп скользнет совершенно неподъемной массой, что руки Хорунжего автоматически попытаются тело удержать и вместо этого прижмут его к своей груди, лицом к лицу.

И уж совсем никак не мог себе представить, что объятием своим так сдавит грудную клетку самоубийцы, что скопившийся за двое суток трупный газ, словно последний выдох изо рта покойника, ударит ему в лицо.

Хорунжий до сих с ужасом вспоминал тот случай. Несколько часов он тогда не мог проблеваться и почти на месяц лишился аппетита.

От нынешних приключений несет точно также, как от того покойника. От каждого слова Григория Николаевича воняет, от каждого его жеста. Хорунжий почувствовал, как к горлу подкатило.