Надежда гардемарина - Дэвид Файнток

– Смирно!

Они выстроились в линию и стояли, глядя прямо перед собой и вытянув руки по швам. Доктор Убуру, как и остальные, подчинилась корабельной дисциплине. Я посмотрел в лицо каждому и вынул головид с корабельным журналом.

– Событие, ради которого мы собрались, не подлежит обсуждению. Ни здесь, ни между собой. Я пригласил вас в качестве свидетелей при занесении приказа в журнал. – Я говорил и одновременно печатал на головиде. – Смертный приговор помощнику машиниста Герни заменяется пятимесячным заключением. Он не отдавал себе отчета в том, что наносит оскорбление действием офицеру.

Ни у кого ни единый мускул не дрогнул на лице.

– Смертный приговор матросу Тауку подтверждается. Он сознательно принимал участие в нанесении оскорбления действием офицеру. Его попытка скрыть преступные действия к делу отношения не имеет. Смерть – это наказание за физическое насилие. – Я кончил писать.

– Смертный приговор матросу Рогову подтверждается. Он сознательно принимал участие в нанесении оскорбления действием офицеру корабля. Состояние аффекта не снимает с него вины. За оскорбление действием офицера он заслуживает смерти.

Я отложил головид и скомандовал «вольно». Все не без изящества заложили руки за спину.

– А теперь обсудим процедуру казни.

– Мистер Пирсон, мистер Лу, приведите заключенного Таука. Повторите приказ.

– Есть привести заключенного Таука, сэр.

– Есть, сэр. Приказ понял. – Они тревожно переглянулись, прежде чем подняться по трапу на третий уровень.

Внешне сохраняя спокойствие, я восстановил в памяти картину приготовлений к казни. Пилот и мистер Вышинский сходили на гауптвахту и надели на приговоренных наручники, скрутив им за спиной руки, на рот наклеили пластырь. Вскоре я отдал приказ к выходу из синтеза. Сейчас мы дрейфовали в глубоком космосе на расстоянии многих световых лет от планетных систем.

По моему приказу мостик опечатали. Пассажиров попросили оставаться в каютах. Люки кают заперли. За этим лично проследили Алекс и Сэнди.

Всем членам экипажа было приказано находиться в кубриках и ждать проверки, которую осуществил я, одетый в белую форму и сопровождаемый старшиной и гардемарином. В то время как матросы стояли по стойке «смирно», я тщательно обследовал шкафы для одежды, койки, придирчиво осмотрел матросов, не скупясь на штрафные баллы за малейшие нарушения.

Затем матросов в полном молчании строем отправили на нижнюю палубу машинного отделения. И построили в три ряда вокруг шахты двигателей синтеза.

Через отверстие шахты перекинули доску, принесли цепь. Один конец цепи прикрепили к доске, второй – к моторизованной тележке. Над доской, на высоте трех метров, в наклонном положении была жердь, с которой свисала веревка. Петля на веревке почти касалась доски.

Доктор, пилот, главный инженер и три гардемарина, все в белой форме, стояли лицом к матросам. Мы ждали двух матросов и арестанта.

Кто-то пошевелился в строю.

– Мистер Тамаров, составьте рапорт на этого матроса! – Может, у него затекли мышцы, но это не важно. – Запишите имя! Мы с ним встретимся на капитанской мачте!

– Есть, сэр. – Алекс записал имя матроса. Тот мрачно сверкнул глазами.

– Мистер Тамаров, приказываю по окончании процедуры сопроводить провинившегося на гауптвахту! До капитанской мачты держать на хлебе и воде!

– Есть, сэр! – Алекс подошел к проштрафившемуся. Тот стоял, вытянувшись в струнку.

Со стороны трапа послышался шум. Пирсон и Лу под руки ввели несчастного Таука. Он едва переставлял ноги, переводя полный ужаса взгляд с собравшихся на шахту с ее ужасным снаряжением. Затем посмотрел на меня, силясь закричать через кляп.

Пирсон, Лу и осужденный опустились на нижнюю палубу.

– Мистер Хольцер, мистер Вышинский! Свяжите заключенному ноги и поставьте его к виселице.

– Есть, сэр! – Гардемарин и главный старшина корабельной полиции вышли вперед и взяли осужденного у доставивших его матросов. Таук отчаянно пинался. Вышинский поймал его ногу и надел на нее кандалы. Потом пристегнул к кандалам вторую ногу.

– Мистер Пирсон, мистер Лу, станьте в строй!

Вакс с Вышинским потащили осужденного к доске. Таук пытался сопротивляться, но ему мешали наручники. Я кивнул, Вакс встал среди матросов. Глаза Таука, казалось, сейчас вылезут из орбит. Когда петлю затянули, из-под кляпа раздались приглушенные звуки.

Действовать следовало быстро. Хорошо, что я принял пилюли, которые мне дала доктор Убуру. По крайней мере мне не грозил обморок, меня даже не тошнило.

– Мистер Таук, вручаю вашу душу Господу Богу. – Я щелкнул переключателем, тележка медленно отъехала от шахты, натягивая прикрепленную к доске цепь.

Доска со скрипом поползла по палубе, и, когда ее конец достиг края шахты, она провалилась вниз. Таук повис на веревке. Жердь согнулась, потом распрямилась и снова напряглась. Сзади раздался стон.

Я резко повернулся:

– Молчать!

Кто-то побледнел, кто-то едва не упал в обморок, но ряды нарушены не были.

– Мистер Браунинг, мистер Эдвардс, приведите заключенного Рогова. Повторите приказ! – Главный интендант и помощник стрелка удалились. Я знал, что мистер Браунинг подчинится. Он слишком дорожил своим положением, чтобы помочь негодяю бежать, даже если бы это было возможно. За мистера Эдвардса мог поручиться Вышинский, и этого для меня было достаточно. – Мистер Вышинский, мистер Хольцер, уберите тело и установите доску.

Они дернули за веревку, вытаскивая то, что осталось от Таука. Я не сводил глаз с матросов, следя за дисциплиной и в то же время боясь грохнуться в обморок, – действие пилюль стало слабее.

Тело появилось из шахты, несколько матросов невольно подались вперед.

Я усилил наблюдение.

Одежда Таука была испачкана в тех местах, где порвались мышцы. Глядя на его багровое лицо и вылезшие из орбит глаза, я чувствовал, что сердце сейчас разорвется от боли.

Позади послышался ропот.

– Кто выйдет из строя, будет повешен!

Еще мгновение, и матросы могли взбунтоваться. Стоило только начать одному. Я пожалел о том, что не взял оружие.

Заложив руки за спину, я прошелся перед строем. Матросы были подавлены.

– Смотреть прямо перед собой! Плечи выпрямить! А вы, я к вам обращаюсь, явитесь с рапортом! Не умеете стоять в строю! – О Господи, когда же наконец придут Браунинг и Эдвардс?

Я еще раз прошелся перед строем. Сэнди Уилски побледнел и часто дышал.

– Гардемарин, убрать живот! Грудь вперед! Покажите пример другим, или я лично положу вас на бочку! – Не очень хорошо по отношению к Сэнди, но необходимо.

Мальчишка втянул живот, лицо его уже не было таким бледным.

Наконец Браунинг и Эдвардс привели осужденного. Рогов дрыгал ногами, пытаясь подставить матросам подножку и ухватиться за трап. Его крики слышны были даже сквозь кляп. Опустившись до половины лестницы, он встретился со мной взглядом, впившись в меня глазами, полными ужаса и мольбы.

– Мистер Хольцер, мистер Вышинский, свяжите осужденному ноги и поставьте его к виселице, – Кто-то вздохнул меня за спиной. Я быстро обернулся, ожидая, что сейчас меня повалят на палубу. Один из матросов нарушил стойку «смирно». Он стоял под испуганными взглядами товарищей, тяжело дыша.

У меня не было выбора.

– Вы! Два шага вперед! – Я не узнал собственного голоса, так пронзительно он прозвучал. Я даже испугался. Внимание матросов переключилось с осужденного на меня.

Ошеломленный матрос сделал два неверных шага вперед и получил от меня пощечину, прозвучавшую в тишине как выстрел. Матрос едва удержался на ногах.

– Встать в строй! – скомандовал я, почти касаясь его лица. Моя ярость возымела действие. Матрос встал по стойке «смирно». Щека его покраснела. У меня горела рука.

Скованный по рукам и ногам Рогов, покачиваясь, стоял на доске, взглядом моля о пощаде, и что-то мычал сквозь кляп. Я на мгновение заколебался, готовый его простить, но чувство долга возобладало.

– Мистер Рогов, вручаю вашу душу Господу Богу, – Я включил механизм.

В следующее мгновение с Роговым было покончено.

Я держал матросов до тех пор, пока оба тела не были убраны из помещения. И не переставая повторял про себя устав, с трудом сдерживая приступ тошноты. Не хватало только, чтобы меня вырвало на глазах у всей команды.

– Экипаж первого кубрика, два шага вперед! Направо! Марш! Мистер Вышинский, проводите их до кубрика.

Матросы, группа за группой, расходились по кубрикам. Наконец остались одни офицеры. Говорить никому не хотелось, и мы молча обменивались взглядами. До чего же мне было худо!

Приказав Ваксу и Алексу открыть пассажирские каюты, я направился на капитанский мостик. На лестнице, между первым и вторым уровнями, схватился за перила, чтобы скрыть дрожь в ногах. Главный инженер Макэндрюс взял меня под руку и отвел наверх. Я сделал вид, будто ничего не заметил. То, что он сделал, считалось серьезным проступком.