Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945 - Петер Гостони

Вражеская артиллерия вела огонь по старому переднему краю обороны. <…> В районе Заксендорф атаки в западном направлении мощных танковых соединений. Противник занял высоты восточнее Фридерсдорфа, а также по обе стороны от Людвигслуста.

Здесь дивизия «Курмарк» проводит контратаку, пока нет донесений об исходе боя. Здесь находится основной район обороны. Через Гёрлиц и Кюстрин наступление крупных моторизованных сил (возможно, что это атака танковой армии). Высоты до Вирбига в наших руках. Наша атака на вокзал в Вирбиге, Ной-Лангеов пока держим. То же самое относительно нескольких опорных пунктов на железнодорожной линии. Альбертиненхоф в наших руках. Передний край обороны образует выступ до района Амт– Воллуп. Здесь находится командный пункт полка, ведущего оборону. Передний край обороны проходит у Фосберга и вокзала Лечина. Лечин взят крупным танковым подразделением противника. К западу от него обстановка неясная. По моему мнению, там нет сплошной линии фронта, а только несколько опорных пунктов на железнодорожной линии, проходящей через Позедум на Барним. От Барнима в направлении на Альт-Треббин движется отряд из 40–50 танков. Атака на Херренхоф. Положение неизвестно.

В полосе обороны 5-й егерской дивизии все попытки Советов переправиться успешно отбиты, кроме небольшого плацдарма под Цакерикером. Площадь этого плацдарма не установлена, он подвергается постоянным атакам. Местные резервы дивизий понесли за сегодняшний день очень большие потери, особенно из-за огня тяжелых орудий. Ураганный огонь в течение двух с половиной часов, перешедший в сильное сосредоточение огня, чтобы разрушить опорные пункты, значительный расход боеприпасов, в атаках принимали участие группы от 40 до 50 или даже 60 танков. Русские применяют авиацию, атакующую волнами, в настоящее время бомбардировке подвергаются позиции и в глубине нашей обороны.

Наши потери бронетехники незначительные. Прежде всего, в XI танковом корпусе СС. Расход боеприпасов в XI танковом корпусе СС составил около 54 % от нормы обеспечения. Основная нагрузка легла на плечи пехоты и моторизованных частей. Завтра ожидаем продолжения этого наступления. Из-за понесенных потерь завтрашний день обещает стать еще тяжелее. Основные районы обороны Кюстрин, Зелов и Врицен».

Чуйков о положении дел на русской стороне:

«57-я гвардейская дивизия, которой командовал генерал П.И. Зализюк, вечером [16 апреля] вела бой уже за станцию Зелов.

На фронте 29-го и 28-го гвардейских стрелковых корпусов, наступающих к югу от Зелова, части подошли вплотную к Зеловским высотам, но организовать одновременный удар по опорным пунктам противника всеми силами не смогли. Темнота не позволила развить наступление. Задачу дня армия [8-я гвардейская] не выполнила – Зеловские высоты были взяты только частично. Не справилась с этим и введенная в сражение 1-я гвардейская танковая армия: она не смогла развернуться и остановилась на дорогах в пойме Одера.

Наш сосед справа – 5-я ударная армия генерала Берзарина к исходу дня его вышла лишь на рубеж Альте – Одер.

Сосед слева – 69-я армия под командованием генерала Колпакчи 16 апреля и вовсе не смогла продвинуться вперед».

В своих мемуарах Жуков самокритично отмечает:

«Ошибок не было. Однако следует признать, что нами была допущена оплошность, которая затянула сражение при прорыве тактической зоны на один-два дня.

При подготовке операции мы несколько недооценивали сложность характера местности в районе Зеловских высот, где противник имел возможность организовать труднопреодолимую оборону. Находясь в 10–12 километрах от наших исходных рубежей, глубоко врывшись в землю, особенно за обратными скатами высот, противник смог уберечь свои силы и технику от огня нашей артиллерии и бомбардировок авиации. Правда, на подготовку Берлинской операции мы имели крайне ограниченное время, но и это не может служить оправданием. Вину за недоработку вопроса прежде всего я должен взять на себя».

Непосредственным противником Жукова являлся генерал Буссе, командующий 9-й армией.

«Принимая во внимание неравное соотношение сил, битва 16 апреля принесла нам большой успех в обороне. Нигде противник не сумел прорваться, более того, он не сумел даже глубоко вклиниться в наш оборонительный рубеж на Зеловских высотах. Но определенную озабоченность вызывало состояние войск на участке главного удара. Эти войска уже в течение четырех дней вели тяжелейшие бои, и уже было невозможно компенсировать потери в живой силе и технике. Сильно измотанные соединения просто некем было заменить. Поэтому командование армии с крайней озабоченностью ожидало наступления следующего дня. Люфтваффе эффективно поддерживали наземные войска, бросив в бой все имеющиеся в их распоряжении самолеты (около 300 боевых машин), однако они не смогли помешать русским установить господство в воздухе. (Только к исходу 19 апреля, за 4 дня боев, на участке наступления 1-го Белорусского фронта советская авиация (16-я воздушная армия) совершила 14,7 тыс. самолето-вылетов и сбила 474 немецких самолета. – Ред.) Кроме того, имевшегося запаса горючего могло хватить не более чем на два дня такого же интенсивного использования авиации».

В то время как в первый день наступления 1-й Белорусский фронт Жукова не добивался особых успехов, 1-й Украинский фронт Конева прорвал фронт в полосе обороны

4-й германской танковой армии, которая входила в состав группы армий «Центр». Конев начал свое наступление также ранним утром 16 апреля. Бритоголовый маршал приказал установить дымовую завесу в полосе фронта шириной 390 километров, так что противник не знал, на каком участке фронта произойдет русское наступление. В первой половине дня 16 апреля русские осуществили прорыв немецких позиций на участке фронта шириной 26 километров южнее города Губен. В прорыв устремились две русские танковые армии. Вскоре они вышли к берегу Шпре.

17 апреля маршал Конев лично контролировал, как его войска форсировали реку:

«Примерно до 6 часов вечера я был на переправе. Прежде чем Рыбалко [командующий 3-й гвардейской танковой армией] и Лелюшенко [командующий 4-й гвардейской танковой армией] уехали, мы провели последнее совещание. Я еще раз обобщил все, что мы до сих пор обсудили: они должны смело продвигаться в глубину вражеской обороны и не беспокоиться о прикрытии с тыла, не ввязываться в бой за вражеские опорные пункты и не атаковать немцев в лоб, а стараться обходить их. Умело маневрировать, беречь технику, постоянно думать о том, чтобы не распылять свои силы, так как перед ними стояла еще одна великая задача. И хотя я даже сейчас не говорил открыто об этой задаче, но оба генерала прекрасно понимали, что я имею в виду Берлин.

Они уехали от меня в хорошем настроении. Я сам тоже был уверен в успехе.

Когда я вернулся в свою штаб-квартиру, которая находилась в одном из замков, то сначала сделал все необходимые телефонные звонки. <…> Я переговорил со своим штабом, выслушал донесения некоторых командующих армиями и вновь связался с танковыми армиями. Они мне сообщили, что быстро продвигаются вперед западнее Шпре. После того как у меня сложилась целостная картина происходящего, я позвонил Верховному главнокомандующему в Москву. Я доложил ему о событиях дня и подробно рассказал о ходе нашего наступления. Я упомянул также об успешном продвижении вперед обеих танковых армий, которые уже оторвались от стрелковых соединений и все глубже вклинивались в глубокий тыл противника. <…>

Когда я уже почти закончил свой доклад, Сталин перебил меня. Он сказал:

– У Жукова наступление развивается очень тяжело. Они все еще пытаются прорвать оборонительные рубежи противника.

Он замолчал. Я тоже молчал и ждал, что же он скажет. Неожиданно Сталин прервал молчание:

– Нельзя ли перебросить танковые войска Жукова на ваш фронт и оттуда направить их на Берлин?

– Товарищ Сталин, это заняло бы слишком много времени и легко могло бы вызвать неразбериху. Нет необходимости вводить танковые войска 1-го Белорусского фронта в место нашего прорыва. У нас события развиваются благоприятно, у нас достаточно сил, и мы в состоянии повернуть обе танковые армии на Берлин.

После этого я сообщил Сталину о направлении, в котором обе танковые армии могли бы наступать на Берлин.

В качестве ориентира я назвал ему город Цоссен. Этот город находится примерно в 25 километрах южнее Берлина, и мы знали, что у немцев там находился их Генеральный штаб (штаб оперативного руководства главнокомандования вермахта (ОКВ) и Генеральный штаб сухопутных войск (ОКХ). – Ред.). <…>

Последовала короткая пауза. Очевидно, Сталин искал на карте Цоссен. Потом он сказал:

– Все в порядке. А вы знаете, что в Цоссене находится главнокомандование вермахта?

– Да.

– Хорошо, – сказал Сталин, – я согласен с вашим планом. Прикажите обеим танковым армиям наступать на Берлин».