Черная книга смерти - Гордон Далквист

Элоиза подняла взгляд, и он замолчал. Тишина затянулась и стала невыносимой.

— Не могу сказать, что не питаю к вам никаких чувств, — тихо сказала она. — Конечно питаю. И самые нежные. Это самое трудное… вы, наверное, считаете меня ужасной женщиной. Ничто не доставило бы мне такого удовольствия, как предложить себя вам, поцеловать вас вот в это самое мгновение. Будь я свободна. Но я не свободна. А мои мысли… они спутались…

— Это и понятно, мы ведь здесь, в такой глуши…

— Нет-нет, пожалуйста, я говорю о своих воспоминаниях и о том, что я чувствую, находясь внутри их… правда, не могу толком объяснить почему… и не знаю, кто…

В горле у Свенсона внезапно пересохло.

— Кто?

— В моей голове есть запертая комната. Но туда, в эту комнату, можно войти и выйти тоже можно… я помню какие-то слова… какие-то подсказки насчет того, чего я не могу вспомнить. Я размышляю над этим… и выходит, что было все, все до конца… даже если…

— Но… но вы не знаете? Вы хотите сказать… что есть кто-то… но…

— Вы, наверное, очень плохо думаете обо мне. Я сама о себе плохо думаю. Не помнить такого… хотя я знаю, что так оно и есть. Я не могу это описать. Я не понимаю, кто я.

Она замолчала, глядя на него в упор — ее глаза были полны слез и бесконечной печали. Он пытался осознать ее слова. Она была вдова… с ухажером. Конечно с ухажером. Она была красива, умна, хорошо устроена в жизни…

Но суть была вовсе не в этом.

Свенсон вспомнил ее слова на берегу. Все это было связано с книгой, с изъятыми из Элоизы воспоминаниями… это сделали с какой-то целью. Воспоминания о простом ухажере… любовнике… не стали бы добавлять в стеклянную книгу и, следовательно, отнимать у Элоизы. Воспоминания имели ценность, и ее любовником явно был кто-то, важный для заговорщиков. Таких людей насчитывалось немного.

— Элоиза…

— Чай остыл. Я и без того уже достаточно заморочила вам голову.

Элоиза стояла, вытирая глаза. Еще мгновение — и она опрометью бросилась к двери.

Доктор остался один, в голове у него жужжало, комната была полна грохота тишины. У него не оставалось надежды на этой земле. Свенсон взял чашку и приподнял голову мисс Темпл, чтобы напоить женщину отваром.

Большую часть ночи доктор провел на полу в комнате мисс Темпл. Он поднялся рано, побрился, набросил плащ и отправился искать Сорджа, которого нашел в сарае с курами. После короткого разговора Свенсон выяснил, к кому из рыбаков надо обратиться, и попросил передать Чаню, что будет ждать его у деревенских пристаней.

Прогулка не улучшила его настроения — в лесу стоял густой туман, земля чавкала под ногами, все вокруг напоминало ему о доме, а значит, и о его несчастье. А он ждал чего-то иного? Только потому, что они выжили, хотя десять раз могли умереть? И когда везение в чем-то одном перекрывало его неудачи во всем прочем? Взять хотя бы его первое появление в Макленбургском дворце (новая форма, начищенные до блеска сапоги — небо и земля по сравнению с холодной каютой) — во дворце его разума тогда царило отчаяние. Барон фон Хурн сделал Свенсона своим протеже, но это ничуть не уменьшило скорбь по Коринне. Выстрелив во Франсиса Ксонка на дирижабле, он ликовал, чувствуя себя героем, — но разве это должно принести ему счастье с Элоизой?

Стоило предложить рыбаку деньги, как оказалось, что все устроить совсем нетрудно. Несколько минут, проведенных вместе с рыбаком над картой ближайших песчаных отмелей, и сразу же выяснилось, где может находиться дирижабль. Когда с этим покончили, Свенсон обследовал запас холстины в лодке. Если придется вывозить тела (в предположении, что буря не разломила корпус дирижабля и волны не унесли мертвецов в разные стороны), понадобится немало холста, чтобы завернуть их.

Чань еще не появился — Свенсон не знал толком, где он спал, и мог лишь догадываться о том, когда тот проснулся. Пришлось найти другого рыбака, у которого, как сказал Сордж, могли быть сигареты. Через минуту-другую уклончивого торга человек показал Свенсону кирпичик вощеной бумаги, запечатанный красным сургучом с изображением двухголовой птицы.

— Датские, — объяснил рыбак.

— Обычно я курю русские, — ответил Свенсон, изо всех сил изображая пренебрежение, хотя на самом деле его мучил голод. — Их можно приобрести только через моего агента в Риге — в Латвии. Макленбургским купцам запрещено торговать с Санкт-Петербургом.

Рыбак кивнул — мне, мол, все равно, но раз для кого-то это важно, согласен.

— Табак довольно крепкий, — сказал Свенсон. — Вам доводилось курить русские сигареты?

— Я предпочитаю жевать. — В доказательство этого рыбак сплюнул в оловянную кружку: Свенсон поначалу думал, что в ней какой-то особенно горький кофе.

— Понимаю — в море нелегко прикуривать. Ладно. Я готов освободить вас от них.

Он взял кирпичик и выложил на стол требуемую сумму: огромную по деревенским меркам, но ничтожную в сравнении с городскими расценками… или с той ценой, какую эти зловредные палочки имели для него.

Затягиваясь с жадностью лисицы, впивающейся в зайца, Свенсон вернулся к рыбацкой лодке — если и дальше ждать мрачного Чаня, наступит время прилива. Им понадобилось около получаса, чтобы преодолеть зону прибоя. Доктор не был профессиональным моряком, но кое-что понимал в морском деле и мог тянуть за те веревки, которые называл рыбак. Когда они приблизились к месту, где, скорее всего, располагалась отмель, Свенсон закурил еще одну сигарету и постарался расслабиться на свежем, холодном воздухе. Но, даже ощущая знакомое жжение в легких, он удивился, что так легко поддался оптимизму, да еще в этом медвежьем углу.

Дирижабля на отмели не оказалось и на следующей тоже. Его вообще нигде не было видно, пока они шли вдоль берега. Рыбак объяснял: море тут глубокое, приливы сильные, а буря была яростной. Дирижабль, видимо, стащило с островка, на котором им посчастливилось оказаться, а потом утянуло на самое дно моря (целиком или по частям — это зависело от прочности конструкции и от того, ударило его о скалы или нет).

Состояние мисс Темпл оставалось неизменным. Сордж опять стал изводить Свенсона — не выскажет ли тот свое драгоценное мнение по поводу хвори соседской свиньи, а вернувшись, доктор сел за стол и принялся толочь ивовую кору для отвара. Он надеялся, что займется этим вместе с Элоизой, но вместо нее подошла молодая (и добродушная и толстая) Бетт, выказав неподдельный интерес, и доктору пришлось битый час провести в обществе восторженной девицы. Встав из-за стола, Свенсон услышал, что Элоиза помогает Лине со стиркой. Разговаривать при Лине было невозможно — все равно что обмениваться любезностями с иезуитом. Когда он вернулся, напоив мисс Темпл своим отваром, женщин в доме уже не было. Он вышел на крылечко и вытащил сигарету — серебряный портсигар был приятно полон. На другом конце веранды, на своем обычном месте, виднелся неподвижный Чань.