Игрок на другой стороне - Эллери Квин

— Однако в пистолете Уолта были настоящие пули, а не бумажные шарики.

— Но и ставки были по-настоящему высокими.

Инспектор сердито потянул себя за седой ус:

— Не знаю, сын… Если Перс стоит за всем этим, то ему можно смело вступать в профсоюз актеров. Потому что каждый раз, когда Уолт приближался к нему, он разыгрывал целый спектакль, изображая смертельный испуг, хотя отлично знал, что ему ничего не грозит.

Но Эллери покачал головой:

— Чем больше рассматриваешь эту возможность, тем вероятнее она кажется. Ты не можешь игнорировать тот факт, что смерти Роберта, Эмили и Майры делают Персивала Йорка обладателем всех одиннадцати миллионов. Больше от этих убийств вообще никто не выигрывает. Персивал, безусловно, хорошо знал характер и привычки своих трех кузенов. Он имел возможность наблюдать за Уолтом и оценить его способности. Он мог снять номер в отеле, печатать на машинке и посылать эти письма.

— Все это звучит так, — заметил инспектор, — как будто Персивал внезапно вызвал твое неудовольствие.

— Нет, но… Думаю, меня возмущала концепция Уолта, как игрока на другой стороне. Я испытал истинное облегчение, узнав, что он не может им быть. Он же просто воробей!

— Еще бы! — ехидно промолвил инспектор. — Моему знаменитому сыну требуется, как минимум, орел.

— Перестань, папа! Как бы то ни было, это дело не орлиного типа. Тем более, если тот, за кем мы охотимся, Перс Йорк. В качестве преступника, если бы мы имели дело с детективным романом, он подходил бы так же, как дворецкий.

— Знаю по опыту, — вздохнул старик, — что преступников в своих книгах ты берешь из реальных дел.

— Вот именно! Поэтому не приставай ко мне со своим орлом. — Взяв со стола трубку, Эллери начал обнюхивать и продувать ее ствол. Инспектор уставился на него, так как он очень давно не курил трубку. — Подумай о Персе в качестве мистера Игрека, папа. Разве он не достаточно хитер и бессовестен?

— Здесь ты попал в точку, — отреагировал инспектор и закрыл глаза.

— Обрати внимание: на карточках были буквы «JHW» — инициалы нашего простака Уолта. Подписанное преступление. Это всегда указывает на психа, которому нравится натягивать струны, находясь вне поля зрения, и воображать себя всемогущим. Но что толку в его уме и могуществе, если он лично не может получить за них дань восхищения? Отсюда подпись. Иногда это закорючка, нарисованная губной помадой, или зигзаг, вроде знака Зорро, а иногда, если такой тип мыслит глобально, то он все вокруг разрисовывает свастиками. Наш парень обходится инициалами.

— Мой сын, как всегда, психолог, — пробормотал старик, не открывая глаз.

— Я считаю, — продолжил Эллери, — что, печатая на карточках инициалы Уолта и все время возмущаясь, что вся слава достается не тому, кто ее заслужил, наш тайный противник не мог противостоять искушению добавить собственное клеймо на убийства, которые он заставил Уолта совершить для него.

Инспектор тотчас же открыл глаза.

— Собственное клеймо?

— Вот именно. Причем очень хитрое, так как оно может иметь два значения… Недавно я высказывал огорчение, что автор писем не подписывался буквой «X». Я забыл, что «Y» — тоже символ неизвестной величины, и это должно дать нам понять, что мы не знаем, кто этот человек. Но в этом деле фигурирует Игрек, являющийся известной величиной, и, подписывая письма этой буквой, он дает понять, что знаком нам.

— Йорк! — воскликнул инспектор и выпрямился. — Первая буква фамилии York — Y!

— А также Q, Е и D,[56] — добавил Эллери, но произнес это мрачно, как будто не был удовлетворен.

— Будь я проклят! — Инспектор внезапно нахмурился. — Подожди, Эллери, ты кое-что не учел. На первых трех карточках стояли буквы «J», «H» и «W». Но на четвертой карточке, посланной Персу, снова буква «H». Что это означает?

— Здесь ты прижал меня к стене, — признал Эллери. — Из-за этого второго «H» меня не отпускает головная боль с тех пор, как Персивал получил свою карточку. «JHW» — и затем еще одно «H». — Он покачал головой. — Но скажи, как тебе мой аргумент в пользу того, что Персивал Йорк — это мистер Игрек?

— Неплохо, — ответил инспектор. — Я даже отправился бы с этой ничего не доказывающей чушью к окружному прокурору, если бы получил одно маленькое подтверждение.

Было бы подлинно театральным эффектом, если бы в этот момент зазвонил телефон, и инспектор Квин, взяв трубку, получил бы нужное ему подтверждение.

Однако не произошло ничего подобного. Подтверждение было получено позже, причем оно никоим образом не касалось таинственных символов и инициалов.

На следующее утро инспектору пришла записка с пометкой «срочно», где содержался телефонный номер. Позвонив, инспектор побеседовал с некой блондинкой, которая заявила, что готова дать показания, уличающие Персивала Йорка в убийствах в Йорк-Сквере. Старик отправился повидаться с ней и вскоре примчался в Йорк-Сквер, где по всем правилам арестовал Персивала, который возился с марками Роберта — теперь его собственными — вместе с Арчером и Энн Дру.

Когда инспектор произнес традиционную формулу, Персивал быстро заморгал, потом обернулся к Тому и Энн.

— Я говорил мистеру Квину, что во мне есть что-то от Садима, — промолвил он со слезами на глазах, погладил на прощание щенка и покорно последовал за инспектором.

Глава 29

ОТКРЫТЫЙ ШАХ

Когда Эллери двумя днями позже заглянул в дом Роберта Йорка, он застал Тома Арчера мрачным, Энн Дру обеспокоенной и обоих возмущенными.

— Если Перс действительно сделал то, что о нем говорят, — горячо доказывал Арчер, — значит, он использовал нас. Хитро и хладнокровно, как Уолта. Дело не только в том, что нас дурачил алчный мегаломан. Он играл на мягкосердечии Энн и на моем дружелюбии, на наших сочувствии и незлопамятности. Черт возьми, Эллери, это хуже, чем разбой на большой дороге!

— Если вас беспокоит открытие, что человек, которому вы симпатизируете, может оказаться дрянью, то вы должны негодовать на саму жизнь, а не на Перси в частности, Том, — сухо заметил Эллери.

Тревога и возмущение Энн имели под собой иную основу.

— Эллери, — спросила она, — что заставило вашего отца арестовать Перса?

— Об этом достаточно подробно сообщали газеты.

— Нет, не достаточно! — сердито заявила Энн. — Уолт был пойман, когда стрелял в то, что считал Персивалом Йорком. Он сумасшедший и признался во всех своих преступлениях. Перс, в свою очередь, арестован, так как подстрекал Уолта к совершению убийства. Всем этим полны газеты, но больше в них ничего нет. Почему же они о стольком умалчивают?

— Расследуя преступление, — ответил Эллери, хотя его сердце протестовало против этого, — мы ищем мотив и удобные возможности. Для убийств у Уолта были возможности, а его мотивом был просто полученный приказ, кто бы его ни отдал. Мотив Персивала так же стар, как частная собственность, и у него была возможность делать все то, что должен был делать автор писем. Что вам нужно еще?

— Многое, — сказала Энн. — Во-первых, Персивал не признался.

— Закон не требует признания для предъявления обвинения, — уклончиво пояснил Эллери. — Улики против него…

— Если улики достаточно веские, — прервала его девушка, — то не имеет значения, насколько хороший человек обвиняемый?

— В том-то и дело, — проворчал Том Арчер, — насколько он хорош.

— Замолчи! — Энн Дру топнула ногой.

— Энн, — объяснил Эллери, — на этой стадии дела лицо, обвиненное в убийстве, находится под действием презумпции невиновности. Персу будет предоставлено право защищаться в суде.

— Великая милость! — Энн тряхнула головой. Эллери с тоской и восхищением наблюдал за игрой света в ее волосах. — Меня беспокоит то, — продолжала она, — что Перс как раз стал намного лучше…

— Для чьей пользы? — фыркнул Том. — И за чей счет? Ты можешь упражнять свою женскую интуицию, дорогая, решая, кто виновен, а кто нет, но, пока аналогичные вопросы решает суд, я буду предпочитать юридическую процедуру.

— Ну разумеется, — проговорила Энн, как будто внезапно обнаружила в его характере серьезный недостаток, в ответ на что Том издал протестующий возглас. — Эллери, когда Персу предъявят обвинение?

— Большое жюри получит дело послезавтра. До тех пор он в безопасности.

Энн внимательно посмотрела на него.

— Но вы, кажется, уверены в его виновности?

— В моей профессии и в этом мире, — ответил Эллери, — я вообще ни в чем не уверен.

Последовала неловкая пауза, во время которой все трое смотрели друг на друга. Затем Энн произнесла «Ну…», но больше не нашла слов. Том Арчер повернулся к книжным полкам Роберта Йорка, словно ожидая, что вдохновение явится к нему с корешка какого-нибудь тома. Эллери чувствовал молчаливое решение оставить тему Персивала Йорка и поговорить о чем-то другом. Беда заключалась в том — все трое поняли это одновременно, — что больше им не о чем говорить; они ничего не знали друг о друге, помимо недавних событий в Йорк-Сквере.